Клан – моё Государство 5

– Я преподавал психологию многим,- ответил Серов.

– Уже месяц я тут дожидаюсь вас.

– Почему именно меня?- спросил Серов удивлённо.

– Тому несколько есть причин. Во-первых, вы оригинал. Во-вторых, вы еврей. Я тоже, кстати. В-третьих, вы разведчик и мы с вами коллеги, ко всему я почти ваш ученик. В-четвёртых, меня об этом попросили. А в-пятых, вы пришли по точному адресу. Это означает, что просивший меня с вами встретиться, оказался прав.

– Не спрашиваю, кто это и внимательно вас слушаю. Замечу, что курсант Ронд был в группе, которой я давал основы психологии, но в вас я его не вижу. Насколько я в курсе, Ронд погиб при выполнении задания.

– Это и так, и не так. Только вы не пугайтесь тому, что я вам расскажу.

– Я постараюсь.

– По легенде тут в Союзе я – Ронд. По легенде там моя мать Ева Леснер, отец – Джон Смит, он же – Макс Отто фон Штрон. Они мои приемные родители. Сам Штрон – немец. Я вам специально акцентирую на своей национальности, но пока без объяснений. Штрон – человек Канариса, но жутко был всеяден. Меня в Союз внедрили немцы, но по линии Израильской Моссад.

– Потому вас и убили?

– А что могло измениться с моей смертью?

– Ничего.

– Меня убили потому, что я, якобы, решил бежать на Запад. О том, что я "чужак" тут узнали гораздо позже. Убивали в страховку.

– А куда вы шли?

– А я шёл по заданию оттуда к тем здесь, к кому собрались в гости вы. Мои шефы заинтересовались неизвестной структурой возникшей в Союзе ещё в 1980 году. И я к ним добрался. Калекой, но дошёл. И знаете, ни о чём не жалею.

– Вы на них работаете, потому что они вас, видимо спасли?

– Я на них не работаю. Оказавшись у них в состоянии плачевном и безнадежном я не предавал, да и они у меня ничего не выпытывали. Когда я немного оправился, мне устроили встречу с моими шефами, которых я раньше не видел в глаза. Они не стали возражать против моего желания остаться в неизвестной структуре. Вот и живу среди них много лет. Конечно, что-то я делаю, но в моём положении не так уж много.

– Я могу задавать вам вопросы?

– Да.

– Информация об этой структуре могла попасть на Запад только при наличии здесь опытного агента имевшего большой доступ. Этот объект выявлен?

– Он был не один, как я знаю и никого из них уже нет в живых. Все они умерли своей смертью.

– Значит, они до поры до времени курировали эту структуру, и дали ей возможность встать на ноги?

– Так считают многие. Этот вывод подсказывает элементарная логика. Структура всплыла в Европе и сходу там наделала переполох. Поступил приказ её уничтожить. Но всё закончилось ничем. Вас это интересует как контрразведчика или…

– После сказанного вами уже никак не интересует. Раз вас попросили со мной встретиться, значит шанса на контакт с главой у меня нет.

– Если я вам скажу, что главаря у них нет, это вас не сильно расстроит?

– А так может быть?

– Не хочу вас уверять и доказывать вам это, но у них действительно нет физического лица, которое руководит всеми остальными.

– Позволю себе вам не поверить, но настаивать на доказательствах не буду. Они мне не нужны. А причём тут национальность?

– Так она виновница всех моих бед, да и ваших в прошлом тоже. Слова – евреи и финансы,- стало синонимом во всём мире. Когда структура, выросшая тут из детских штанишек, вползла в Европу, первыми обеспокоились финансисты и ринулись в бой за свои интересы. А поскольку она числилась в Союзе выбор в борьбе с ней пал на Моссад, так как Израиль не имел с Советским Союзом дипотношений и, стало быть, был вне подозрений. А на Западе лиц, составлявших эту неизвестную структуру, сходу зачислили в антисемиты.

– А они таковыми не есть?

– Они есть. В ней есть ярые антижиды, но людей, которые будут убивать евреев и устраивать погромы – нет. У них четкое разделение на хитрозадых и остальных. Я знаю, конечно, не всё и не всех, но в их среде есть евреи и они на равных со всеми. В их среде я как еврей чувствовал себя много спокойнее и безопасней, чем тут в Союзе в ГРУ. Мне никто никогда не тыкал моим национальным. Да им в принципе всё равно кто ты по родоводу.

– Но вы мне всё-таки акцентируете на национальности.

– Я в Советском Союзе разыскивал тех, кто был причастен к массовым уничтожениям евреев. Вон там на столе лежит пакет. Возьмите его. Он послан вам. Это ваше прошлое. Мне разрешили ознакомиться. Не возражаете, если я вас прогоню. Нет, не навсегда. В таких случаях обычно оставляют человека один на один с собой и материалом, но берите в учёт моё состояние. Рядом свободный кабинет. Там вам будет удобнее. Если хотите, то можете вообще уйти. Встретимся потом, в другой день.

Серов проследовал к столу, взял увесистый пакет в руки и направился к дверям.

– Если после ознакомления я к вам не зайду, вы не станете на меня обижаться?

– Ни в коем разе,- заверил Ронд.

– Спасибо,- Серов вышел в коридор.

Ронд после его ухода тяжело вздохнул и с усилием встал, опираясь на костыли добрался к своему инвалидному креслу.

Глава 12

Быстро просмотрев документы, Серов покинул офис концерна "Крестовский-Хаят". Он добрался в подмосковный центр внешней разведки, закрылся в своём кабинете и три дня подряд пил.

Душу человека, всю свою жизнь отдавшего разведке, смутить чем бы то ни было трудно, почти невозможно. Не потому, что она грубеет от частого прикосновения к боли и дерьму, грубеет ведь не у всех, а потому что психология таких людей способна выдерживать многочисленные сильные удары. У простого гражданина может запросто случиться инфаркт, а разведчик всегда остаётся самим собой, переведя стрелки часов переживаний на другой день. Может вообще замедлить время на неопределённый срок. Серов умел делать и то, и другое, но не стал. Ему захотелось хоть раз в жизни стать слабым и хилым, стать обычным человеком, беззащитным и больным, чтобы скопившиеся эмоции выплеснулись как можно сильнее и по возможности все, так как после прочитанного оставаться самим собой было необходимо как никогда, но по логике этого достичь было чрезвычайно трудно.

Серов пил, пускал слюни и сопли, орал песни, плакал как дитя навзрыд, валялся на полу в полуобморочном состоянии, бил руками и ногами по мебели и стенам, матерился благим матом, рвал волосы на голове. Это было тихое помешательство, из которого человек либо выходит обратно, либо остаётся в нём навсегда. Он вышел. Принял холодный душ, переоделся в чистое бельё, обрыганное собрал в пакет и выбросил в мусор, вычистил свой кабинет. К обеду ощущение приторного утомления, что есть похмельный синдром, оставило его в покое.