Клан – моё государство.
Шрифт:
– Есть, значит, умные в державе. Пока ещё.
– Не всем же Иудами быть.
– Девок, говоришь, держит. Семьи разве нет?
– Была. Сын в Лондонском Коммерческом банке советником работает. Дочь замужем за Тилом Секвиком. Беркасов женился в сорок пятом, под шумок победы, на англичанке, дети его – подданные Британской короны. В Союзе не бывали. Да оно им и ни к чему.
– У детей его капиталец и осел?
– Да. У сына. И немалый. Вхож в английский кабинет. С министром торговли по субботам играет в гольф. Имеет доступ на приёмы
– Королева вроде пуританских взглядов!?
– Он знаток в искусстве. Картины, старинное оружие, монеты и прочее. Консультирует многих. Частые гости – нефтяные шейхи. Имеет свою коллекцию картин.
– Что ж, потрясём его незатейливо, так, с улыбочкой. Что?
– Горбачёв ему многим обязан. В первый свой приезд сюда Горбачёв получил благодаря Беркасову высшую аудиторию, которая приняла Михаила Сергеевича восторженно, а это немало,- Питер закурил.- А трясти что, ума много не надо.
– Обиделся!?
– Неприятно,- сознался Питер.
– Не переживай. Будет жить твой патрон.
– Просто он мне симпатичен. И всё. А жить – не жить, это не мне решать.
– Ты и правда в бутылку лезешь. Зачем? Так больше не делай. Ты чувств своих и симпатий мне не показывай, ни к чему. Я тоже не себе, чай, трясу, и кровожадность у меня не от природы, от необходимости. Тебя минула чаша сия и возрадуйся. А я, чтобы вас на ноги поднять, не смог её обойти и не жалел о том до недавнего времени. Не будь её у меня, ты бы сейчас не "тойотой" правил, а лошадьми, или коровам хвосты крутил,- Сашка отвернулся к боковому окну.
– Извини. Заело что-то.
– Не извиняйся. Этого простить не могу. Привязанности делают рабом. Раскисли тут в тепле, уюте. Сытые.
– А к Родине?
– Это у каждого своё. Пирс вон пашет, здесь зубами стучат от злости. Но он в свой городок наведывается в полгода раз, на могилы матери и отца.
– Мать, отец. Конечно.
– Брат мой. Это же святое. Оно без выбора. А ты мозгом, как губкой всасываешь. Девушка может быть симпатична. А мужик!? Ты не транссексуал, часом?
– Да ну тебя, Александр,- Питер отмахнулся, совсем обидевшись.
– А что? Это, говорят, делу не помеха. Дантес с послом французским жил. Лермонтов даже в стихах юношеских эту тему воспел, может, и сам приобщился, от того и в любви был несчастен.
– Заткнись,- прорычал Питер.- Прошу.
– Вот это другой разговор. А то – "неприятно". Слюни пускать ни себе, ни вам позволить не могу. Прав таких нет,- Сашка умолк. Минут десять ехали молча.
– Дальше говорить?- возобновил разговор Питер.
– Говори,- ответил Сашка,- хоть я и без вашей информации выдавлю из него всё, что мне надо. Сердце у него как?
– В норме. Марк Боль был вчера опять у него. Зачастил приятель.
– Ты же говорил, что тайно встречаются?
– Тайность тайности рознь.
– Европейская особая?- Сашка знал, что с Болем Беркасов друг старинный, ещё со времён войны. Боль торговал оружием по всему миру.
Всяким, включая и советское, которое Беркасов ему доставал.– Не в том. Они ведь на виду. Все знают, что они торгуют, но пойди их ухвати. А не пойман – не вор. Встречаются официально, от кого прятаться, но секретничают, уединяясь от посторонних глаз.
– Беркасов что, свой особняк имеет?
– Большой. Записан на сына, но куплен на отцовские деньги. Сын имеет квартиру неподалёку, тоже в центре Лондона.
– В особняке он меня и будет принимать?
– Да. В пятницу. Завтра, стало быть. Соберётся много людей. Известных. Такая себе вечеринка. Потом пустят вист. Ты в паре с Секвиком, Беркасов в паре с Локриджем. А после игры и поговорите.
– Что ж ты сразу не сказал, что он картёжник!
– На десерт оставил.
– Ставки?
– Тысяча фунтов вист.
– Обдирает гостей и не по мелочам. Это мне начинает нравиться.
– Локридж уже пять лет с ним в паре и ни разу они крупно не сдали. Соперники опасные. Локридж тебе тоже нужен?
– Да. Секвик как? Игрок ничего?
– Отличный игрок, но по настроению. Как говорят боксёры, в иные моменты не держит удар. Там очередь их обыграть. Я тебя еле всунул. Что стоило немало. Только просьба. Обыгрывай тихо, без манипуляций, там в столе магнитка сидит,- предупредил Питер.
– Думал я, что в мире нет,
Для любви ни зла, ни бед,
Я в огонь любви вошёл,
Вышел, вижу – стал я сед,- прочитал вслух Сашка стихи Махтум Кули.
– Попал в свою струю?
– Будет удача. Чувствую,- Сашка потёр руки.
– Александр. Играй, карты поднимая. А то я знаю, как ты можешь. Не шокируй там народ.
– Я закрутился, последние три года карты в руках не держал.
– Колоду припас тебе. Потренируешься.
– Значит, карты на стол не класть?
– Ни в коем случае. Торцом к столу и только.
– Секвик в курсе?
– Многие в курсе и что с того? В такой игре секрет – не секрет.
– Тоже верно. Пуля, какая?
– Сто.
– Они ведь нищие выйдут!
– За них не переживай.
– А болтал, что трясти неприятно,- Сашка сделал импровизированный подзатыльник.- Ух и обормот ты, Полавски! Сам-то играл?
– Раз,- Питер раздосадовано стукнул по рулю.
– Договаривай.
– Сто пять продул,- закачал головой Питер,- и с тех пор больше ни-ни.
– И где вы берётесь, такие бестолковые?
– Во всём талантливым быть трудно,- оправдался Питер.
– Но стараться надо достичь возможного совершенства во всём, к чему прикасаешься.
– Вот его особняк,- Питер притормозил,- весь в огнях.
– Впечатляет,- пробормотал Сашка.
– Внутрь войдёшь – ахнешь. Сплошь сусальное золото. Зимний дворец в Ленинграде – не в счёт.
– Чингисхан! Однако.
– Рокфеллер, пожалуй.
– Советский,- добавил Сашка.- Езжай. Что смотреть. Нам до его добра дела нет. У нас другая проблема. Более важная, чем его барахло.