Клан Одержимого

Я подумал, что был оксиморон, приоткрывать веки спящим вечным сном «неспящим». На ту тему можно было бы сложить песню.

— Конечно, смогу. Пусть принесут из телеги мою поклажу.

— Мне нужны цветные портреты, — сказал я, достал из кошелька и протянул старику золотую монету, меньшую диаметром, чем серебряные.

Она была достоинством в пятьдесят дукатов.

Он посмотрел на монету взял ее в руки, попробовал на зуб, ловко убрал ее в свой кошелек.

— Давай сюда еще одну. — он протянул мне руку. Я подумал, что Аарт сочтет меня сумасшедшим и отругает за такие траты, но все же подавил в себе рачительность и выполнил его требование.

Питер Брейгель Старший с видом, человека, который точно знает, чего хочет в жизни, попробовал на зуб вторую монету, ловко подбросил и уверенным голос сказал.

— Здесь мало света, мне нужно много свечей. Я люблю копченый окорок, кислое вино и будет хорошо, если все это мне принесет сговорчивая, сисястая вдова, которая не боится жмуриков. Приходи вечером — получишь свои портреты.

— Мне хотелось бы уточнить что значит кислое вино, и

Какого размера будут портреты?

— Кислое вино — это не сладкое вино, чего тут непонятного? — проворчал Питер, я начал привыкать к его манере и понял, что он так разговаривает со всеми, — портреты будут такими, что ты сможешь хорошо видеть свой отряд лучших наемных убийц. Питер Брейгель халтуры не делает!

Я спросил, откуда он знает, что усопшие являются киллерами?

— Посмотри на их руки. Они все в шрамах такое количество рубцов говорит о том, что они загубили ее одну душу.

— Но ведь у солдат, тоже могут быть раны и шрамы? — заинтересованно спросил я.

— Могут, — подтвердил старый художник, — но только не такие. Посмотри внимательно. Они все очень атлетично сложены, но на их телах почти нет рубцов. Рубцы только на руках. Вот эти вот, — он показал на шрам полумесяцем на запястье одного из них оставлены зубами женщины, — я посмотрел и вспомнил, как Дария вцепилась зубами в перчатку здоровяка, тащившего ее по коридору.

— Вот эти от мелких порезов. Это от кинжала, это от рапиры, а у этого отрублен мизинец, скорее всего его задели алебардой, в какой-нибудь драке. — Питер перечислял характер старых, заживших ран, словно заправский детектив.

Он читал рубцы словно открытую книгу. Затем он очень точно описал удары и виды оружия, которым были убиты лежащие перед нами люди.

— Посмотри на их зубы. — продолжил он, приоткрыв одному из трупов губу.

— А что не так с зубами?

— Наоборот — всё так. Они отлично питались. У них целы все зубы. А теперь обрати внимание, на то, что у них великолепные тела, на которых нет ни капли лишнего жира.

— О чем это говорит?

— Это говорит о том, что они богаты и при этом они всегда упражняются в фехтовании, борьбе и в воинском деле. Солдаты не такие. У них плохие зубы, потому что они жрут что придется, у них раздутая печень, и тело, покрытое рубцами, потому что их толком не учат драться. Те, кто выживают в войнах, учатся на собственной шкуре, поэтому у большинства солдат все тело в шрамах. А у кого шрамов нет — или не воевали пока еще толком, или уже сдохли.

Я был потрясен и восторженно слушал его.

— Рот закрой — галка залетит, — обратился он ко мне, посмотрев на меня. — Вот этого, скорее всего, убил ты.

Он сказал это так обыденно, словно говорил о прибитой мухе. Я смотрел на него с изумлением. Вот так наблюдательность.

— Как вы это узнали?

— Как, как? — проворчал мастер — По твоим глазам! Ты в первую очередь разглядывал своего противника, когда вошел в сарай. Но остался равнодушен к моему рассказу о его смерти. А вот про других ты слушал с интересом и впитывал как губка, будто сравнивал мои слова с тем, что видел сам во боя.

— Да это правда, этот человек ушел в мир иной от моего клинка.

— Ты сильный парень. Это был очень опасный убийца. Наверно самый опытный из них. И завалить такого быка — одного везения мало. Тут нужны быстрые мозги и искусство. Мастерство. — старик посмотрел на меня оценивающе, — Ты, скорее всего, много добьешься в жизни. Но две вещи могут погубить тебя очень быстро.

— Какие?

— Гордыня и женщины. Дави свою гордыню, как только ее почувствуешь. Она лишит тебя остроты ума. Это не значит, что ты должен себя ненавидеть. Ты молод и постарайся получить о жизни все, что можешь. Власть, богатство, красивых женщин. Я вижу, что ты это можешь.

Он похлопал меня по плечу.

— Но будь всегда осторожен с женщинами, особенно высокого полета. Не отказывай себе в общении с ними, люби их, наслаждайся ими. Но всегда помни, что мстящая женщина всегда опаснее, чем наемный убийца. Я предпочту находится в клетке с голодным и раненым львом, нежели с мстящей женщиной в одном городе.

Он повернулся ко мне спиной, рассматривая одно из тел.

— А теперь ступай и распорядись, чтобы мне принесли то, что я просил.

Я поклонился ему с искренней благодарностью.

Питер Брейгель меня озадачил.

Выполнив его просьбы, я шел по улочкам замка и смотрел себе под ноги. Мне было, о чем подумать после его слов.

Он говорил об мне так будто бы знал обо мне намного больше.

Будто ему кто-то рассказал о том, кто я есть на самом деле. Может быть у кого-то есть ответы на мои вопросы?

Я начал свыкаться со своей новой ролью. Я почти влюбился в место, где я сейчас находился с его уютными улочками и домиками внутри крепостной стены.

Я шел в новой приятной одежде, которую Аарт и маркиза Дария подобрали мне из гардероба братьев Ван Туйль.

Правда рапиру пришлось оставить в замке, мой статус не позволял носить такое холодное оружие прилюдно.

Я себе очень нравился. Мне нравился этот новый мир.

Мне нравилось хорошо фехтовать, иметь друга и кузена Аарта. Меня зажигала мысль о путешествии в далекий Ватикан.

Я чувствовал великий зов к приключениям, который испытывает молодой человек, надолго покидающий свой дом самостоятельно.

Ощущение опасности предстоящего путешествия приятно щекотало нервы, несмотря на то, что за последние сутки меня несколько раз чуть не убили.

Мне нравились красивые и веселые девушки Розенлааря.

Я вспомнил вкус поцелуя Элайны и сердце мое сжалось от желания ее увидеть. Такого со мной никогда не происходило раньше.

Я чувствовал, что, когда думал о ней, то не мог вдохнуть полной грудью, будто невидимые тиски сдавливали мне ребра и пресс.

Я видел в совсем воображении ее глаза, губы, грудь, притягательную фигуру, но все эти детали существовали в памяти как бы сами по себе. По отдельности. Как элементы не собранной мозаики.