Клан Одержимого

— Может трактирщик знает, как это работает?

— Трактирщики ни при чем, на все воля Господа, — монах вознес глаза к небу, — трактирщиков неоднократно пытали на протяжении столетий, пытаясь выведать правду. Результат нулевой. Эти бедолаги сами жертвы. Они всегда сгорают вместе со своим трактиром. Они не могут объяснить почему они так называют свои заведения, почему именно в том месте, а не в другом. Будто их ведет чья-то чужая воля. Последние четыре столетия мы даже не вмешиваемся в процесс. Каждый раз всё повторяется. Инквизиция просто наблюдает за ними.

— А часто путешественники во времени отказывались возвращаться?

— Дважды. Оба раза погибали сотни ни в чем неповинных людей.

Для человека имеющего внешность неандертальца он очень складно говорил.

Я невольно проникся уважением к нему.

В который раз я убеждался, что внешность обманчива.

— Что ж, я согласен вернуться. Жаль, что мое путешествие так быстро закончилось, но и на этом спасибо. В полночь я буду у трактира понюхаю дыма и скажу «деус, темпус». Было приятно познакомиться! — я протянул ему руку и попытался встать.

Но тут же ощутил, как чьи-то сильные ладони легли мне сзади на плечи и пригвоздили меня обратно к скамье.

— Сядь. — Бартель Тиельманс равнодушно посмотрел на меня и не ответил на рукопожатие, — братья побудут с тобой до полночи, они проводят тебя к трактиру.

Я посмотрел назад и увидел двух крепких монахов стоящих справа и слева от меня.

Я не слышал, когда они вошли в трактир и как подкрались ко мне со спины.

Их стальные взгляды и суровые выражения лиц, говорили о том, что они не задумываясь свернут шею любому по приказу Бартеля.

Если им одеть черные плащи и макси, то можно запросто спутать этих инквизиторов со вчерашними убийцами.

Один из них вытащил мой нож и передал его Бартелю.

— Будем считать, что это трофей. Плата за твою дерзость. Он убрал нож за пазуху.

Монахи подобрали полы, перешагнули через лавку и уселись у меня по бокам.

Бартель Тиельманс встал из-за стола подозвал трактирщика, приказал ему закрыть заведение и никого не пускать пока наша троица — я и двое монахов, не уйдем. Он вознаградил его серебряной монетой.

Хозяин кабака остался доволен не задавал лишних вопросов.

Так мы просидели несколько часов. Я пытался разговаривать с монахами, но они соблюдали гробовое молчание.

В конце концов мне это надоело, и я умолк.

Предыдущая ночь выдалась бессонной, я сложил руки на столе, и спрятав в них лицо сидя уснул.

Один из монахов растолкал меня затемно. Второй стоял рядом. Он сунул мне в руки монашеский балахон с капюшоном.

Дождавшись, когда я натянул на себя одеяние, он безразлично указал пальцем на капюшон.

Я накинул капюшон на голову и теперь мы все выглядели как монахи.

Чтобы меня узнать прохожему пришлось бы подойти и заглянуть мне в лицо с близкого расстояния.

Пока я облачался первый подошел к двери, выглянул чтобы понять безопасна ли дорога. Он посмотрел на нас и кивнул.

Второй из монахов легонько подоткнул меня к выходу.

Я молча кивнул в ответ и направился за первым к двери.

На улице было немноголюдно. Редкие прохожие уступали нам дорогу, не испытывая нам ни малейшего интереса.

Мы быстро миновали крепостные ворота и за стенами после моста, я увидел человека с факелом в руках.

К коновязи были привязаны три осёдланные лошади.

Один из монахов так же молча подошел к одной и лихо вскочил в седло. Второй кивнул мне в сторону лошадей.

Я заволновался от того, что никогда не ездил верхом, но напрасно. Тело все сделало само за меня. Я так же ловко оказался в седле, как и первый монах.

Мне было невыносимо тоскливо от мысли, что через некоторое время я вернусь в свое неуклюжее тело калеки в Москву.

Но я отогнал от себя грусть и огляделся по сторонам.

В свете луны я видел великолепный ночной пейзаж. Мне хотелось его оставить в памяти, и я жадно впитывал окружающую красоту.

Маленькие каменные домики со светящимися окнами и дымом идущем из труб, напоминали новогоднюю сказку.

Стены и башни замка выглядели, как из рыцарского романа, а окружающая природа выглядела загадочно и торжественно словно собиралась меня провожать.

Человек с факелом отвязал лошадей и пошел в сторону ворот.

Мы тронулись в путь. Проезжая по Розенлаарю, я увидел дом Ван Дейков. В окошках горел свет.

Значит дом не сгорел полностью и его смогли потушить. Меня это подбодрило.

Мы ехали шагом и примерно за полчаса добрались до подножия холма, где вчера я собирался держать оборону от своры собак, в итоге пронесшихся мимо меня.

На вершине холма находился трактир «У Оленя»

Монахи остановили лошадей.

— Слезай, — впервые за день обратился ко мне один из них. Я спешился.

— Дальше пойдешь сам, нам туда нельзя. В полночь пробьет колокол — дальше ты знаешь. Но давай без глупостей, не вздумай бежать, мы тебя тут же к праотцам отправим. Да и некуда тебе бежать дальше лес, а внизу мы. Тебе понятно?

Я смотрел на их капюшоны, которые скрывали лица.

— Понятно. Ну давайте, мужики, счастливо оставаться! Спасибо за прогулку. С вами было приятно поболтать.

Монахи не отреагировали на мои слова.

Я похлопал свою лошадь по шее, ощутив ее гладкую теплую шерсть и зашагал сторону трактира.

Было свежо и уже тянуло дымком. Видимо, трактирщик наверху уже разжигал костер.

Скинув капюшон с головы на плечи, я разглядывал ночное небо.

Я поднимался по тропе без особых усилий, думая о предстоящем возвращении в Москву.

Когда я взошел на холм, то увидел трактирщика и его жену, суетящихся у уличной коптильни.

Рядом с коптильней стояли мешки с опилками для копчения, и разделанная полутуша.

Они не удивились моему появлению и поздоровались со мной.

— Привет Девитт, почему не спишь?