Классическая проза Дальнего Востока
Шрифт:
Нарицунэ прибыл в усадьбу тестя, князя Норимори Тайра. Мать Нарицунэ жила в Васиноо, близ горы Хигасияма, но в ожидании сына еще накануне прибыла в усадьбу князя. Увидев входящего во двор Нарицунэ, она воскликнула только:
– Я дожила, слава богам!
– и, закрыв лицо покрывалом, залилась слезами.
Служанка и самураи, все, кто был в усадьбе, окружили Нарицунэ, плача от радости. А уж радость госпожи его супруги и кормилицы Рокудзё тем более нетрудно себе представить! Волосы Рокудзё, некогда черные, от неизбывного горя совсем поседели, а супруга, некогда прекрасная, как цветок, за эти годы так похудела и осунулась, что почти невозможно было узнать в ней прежнюю женщину. Младенец, с которым Нарицунэ расстался, когда тому было три года, вырос и уже достиг возраста, когда волосы пора
– Уезжая в ссылку, я оставил жену едва живую...
– произнес Нарицунэ.
– Значит, все обошлось благополучно, мой ребенок вырос!
– И печаль охватила его при воспоминании о той поре.
Нарицунэ стал по-прежнему служить во дворце государя и вскоре продвинулся в звании.
У Ясуёри близ горы Хигасияма было поместье Сориндзи; там он и поселился, и заветные свои думы прежде всего поверил песне:
"О, как замшела кровля Здесь, в старом доме моем, Высоко в горах! А в изгнанье казалось мне: ярче Льется в щели сиянье луны".Здесь, в своей усадьбе, вел он уединенную жизнь, вспоминая горести прошлого; передают, что он написал сочинение под названьем "Изборник сокровища".
8 Арио
Итак, двое из троих ссыльных, томившихся на острове Демонов, получили прощение и вернулись в столицу. Один лишь Сюн-кан остался сторожить постылый остров, - прискорбная, горестная судьба!
У него был юноша-паж, которого он заботливо воспитывал с Детства. Звали его Арио. Услышав, что ссыльные с острова Демонов сегодня прибывают в столицу, он отправился встречать их далеко, в Тоба; смотрел во все глаза, но своего господина так и не увидал.
– Отчего это?
– спросил он, и ему отвечали:
– Слишком велико его преступление, поэтому его не вернули!
Трудно описать, что почувствовал Арио, услышав эти слова. С той поры он все время бродил в окрестностях Рокухара, разузнавал и расспрашивал, но так и не смог узнать, когда же его господину выйдет прощение. Тогда пошел он туда, где, таясь от людей жила дочь Сюнкана, и сказал:
– Господин батюшка ваш и на сей раз опять оставлен без милости, в столицу не возвратился. Я решил во что бы то ни стало поехать на остров Демонов, чтобы своими глазами увидеть, что с ним. Напишите послание, я отвезу его вашему отцу!
И юная госпожа, плача, написала письмо.
Арио распрощался и, ни слова не сказав отцу с матерью (ибо опасался он, что они не дадут ему позволения), нетерпеливо отправился в путь. Корабли, отплывающие в Китай, уходят не ранее четвертой или пятой луны, но Арио так торопился, что уже в конце третьей луны покинул столицу и, проделав долгий путь морем, добрался наконец до побережья Сацума, что на острове Кюсю. В гавани, откуда отплывали корабли на остров Демонов, люди отнеслись к нему дурно, заподозрили в чем-то, да самого же и обобрали до нитки, но он нисколько о том не сокрушался, тревожился лишь, как бы не пропало письмо юной госпожи, и потому спрятал его в пучке волос, собранных на макушке.
Наконец на купеческом судне переправился он на остров Демонов; глядит и видит - все здесь ничуть не похоже на то, о чем он смутно слышал в столице. Полей нет, ни заливных, ни сухих; нет ни деревень, ни селений. Изредка встречаются люди, но речи их непонятны. "Может быть, кто-нибудь из этих странных созданий все же знает местопребывание моего господина?.. " - подумал он и окликнул одного из них: "Эй, постой-ка!"
– Чего тебе?
– отвечал тот.
– Не знаешь ли, что сталось с преподобным управителем храма Хоссёдзи, сосланным сюда из столицы?
– спросил Арио.
Кто знает, может быть, тот и ответил бы Арио, понимай он такие слова, как "управитель" и "храм Хоссёдзи", но так как не имел он о них ни малейшего представления, то лишь покачал головой и ответил: "Не знаю!" Но другой человек, случившийся здесь, понял,
о чем спрашивал Арио, и ответил:– Верно, верно!.. Такие люди, -их было трое, -здесь жили, но двоих вернули обратно. А третьего они оставили здесь, он все бродил по острову, а куда теперь делся - неизвестно!
Тогда решил Арио искать своего господина в горах. Он взбирался на отвесные скалы, опускался в долины; белые облака застилали ему дорогу, мешая разглядеть тропу под ногами; в прозрачном воздухе клубились дурманящие горные испарения, прерывая сон на ночлеге под открытым небом. Но ни следа, ни даже тени Сюнкана он так и не сумел отыскать.
Не найдя господина в горах, стал Арио искать его на морском побережье, но видел лишь следы чаек на песке, да в час отлива стаи птиц тидори, собиравшихся на белых отмелях, далеко-далеко на взморье. Того же, кого искал он, как не бывало...
Однажды утром на каменистом берегу появилось, шатаясь и с трудом передвигая ноги, какое-то существо, похожее то ли на кузнечика, то ли на отощавшую стрекозу. Когда-то, видно, существо это было монахом, потому что волосы его беспорядочно отросли и стояли торчком, пестрея сухими водорослями, так что казалось, будто на голове у него шапка, сшитая из колючек. Весь он был кожа, да кости, да обрывки какой-то непонятно из чего сшитой одежды. В руках сжимал он пучок съедобных водорослей "арамэ" и выпрошенную у рыбаков рыбу. "Немало нищих встречалось мне в столице, - подумал Арио, - но столь жалкого никогда еще не видал. В священных сутрах сказано, что демоны Асюра обитают у дальнего моря... А Будда учит, что три Сферы зла и четыре Пути греха находятся в глухих горах и у дальнего моря. Наверное, я забрался в одну из этих сфер - в царство Демонов голода... "
Между тем человек тот и Арио постепенно приближались друг к другу. "Кто знает, вдруг этому созданию известно что-нибудь о моем господине... " - подумал Арио и окликнул его:
– Эй, послушай!
– Чего тебе?
– отвечал тот, и Арио продолжал:
– Не знаешь ли, где искать сосланного на этот остров управителя храма Хоссёдзи?
Арио забыл, как выглядит господин, но Сюнкан не мог не узнать своего воспитанника.
– Я и есть этот Сюнкан...
– вымолвил он и, не договорив, выронил свою ношу и свалился на землю. Так узнал Арио, что сталось с его господином.
Сюнкан тут же лишился чувств; приподняв его к себе на колени и обливаясь слезами, Арио говорил:
– Это я, Арио, господин мой! Неужели напрасно прибыл я сюда, преодолев все трудности морского пути? Неужели лишь затем я приехал, чтобы сразу испытать новое горе?
– Так повторял он, плача, и через некоторое время сознание вернулось к Сюнка-йу. Опираясь на Арио, поднялся он на ноги и промолвил:
– Поистине, прекрасен порыв, что привел тебя в эту даль!
На восходе и на закате ни о чем я не думал, кроме как о столице; сколько раз, бывало, и наяву и во сне являлись мне милые сердцу жена и дети... Теперь я так страшно исхудал и ослаб, что уже плохо отличаю сон от яви. Вот и сейчас: не сон ли твое появление? Ах, если это сон, как тяжко будет мне пробуждение!
– Нет, это не сон, это правда!
– отвечал Арио.
– А вот что вы, в таких горестных обстоятельствах еще живы - вот это, поистине, чудо!
– Ты прав!
– сказал Сюнкан.
– Подумай, что я пережил, когда год назад Нарицунэ и Ясуёри бросили меня здесь одного, какое отчаяние меня тогда охватило! Я хотел утопиться, но вероломный Нарицунэ, всячески меня утешая, говорил: "Жди вестей из столицы!" - и я, неразумный, уповал на его обещания, все надеялся - что, если и в самом деле?..
– и старался выжить в надежде на его помощь. Но ведь на острове этом нет совсем ничего, что годилось бы в пищу! Пока я был в силах, я поднимался в горы, добывал серу и менял ее на еду у купцов, приезжающих с Цукуси. Но я быстро слабел, и сейчас это для меня уже непосильно. В ясную, как сегодня, погоду, я прихожу на берег, преклоняю колени перед теми, кто тянет сети и забрасывает удочки в море, и они дают мне из милости рыбу; а вечерами, после отлива, собираю ракушки или водоросли "арамэ", - вот и вся моя пища. Так сохранил я жизнь, непрочную, как росинки, что блестят на мхах, одевших прибрежные камни. Сам не знаю, как я выжил в этом ужасном краю.