Классическая проза Дальнего Востока
Шрифт:
Радуясь, что здесь можно набраться сил и отдохнуть, Моэмон и О-Сан дали старику хозяину золотой, но тот скорчил недовольную мину: это, мол, мне - что кошке зонтик!
– и заявил:
– Платите за чай настоящие деньги.
Да, деревня эта находилась всего в пятнадцати ри от столицы, но здесь никогда не видели золотой монеты. Казалось смешным, что есть еще такие глухие углы.
После чайной они отправились в поселок Касивабара и там зашли к тетке Моэмона, о которой он давно уже ничего не слыхал, не знал даже, жива ли она.
Вспомнили прошлое. Так как Моэмон все же был ей не чужой, тетка обошлась с ним по-родственному. Она даже прослезилась,
Проговорили ночь напролет. А когда рассвело, тетка увидела красоту О-Сан и поразилась.
– Кем изволит быть эта особа?
– спросила она.
Моэмон растерялся: к такому вопросу он не был готов. И он сказал первое, что пришло ему на ум:
– Это моя младшая сестра. Она долго служила во дворце, но затосковала, столичная жизнь с ее трудностями стала ей не по душе. Хотелось бы найти для нее подходящую партию в каком-нибудь уединенном домике в горах... Она посвятила бы себя деревенской жизни и домашнему хозяйству. С этим намерением я взял ее сюда. И деньги у нее при себе: двести рё сбережений. Куда ни пойди - всюду люди алчны. Тетке запала в голову мысль об этих деньгах.
– Какой счастливый случай! Моему единственному сыну никого еще не подыскали в жены. А так как ты нам родня, так и отдал бы ее ему!
Вот уж подлинно - из огня да в полымя! О-Сан украдкой лила слезы, тревожась о том, что ее ожидает. Тем временем наступила ночь, и вернулся сын, о котором говорила тетка.
Вид его был ужасен. Роста огромного, всклокоченные волосы в мелких завитках, как у китайского льва на рисунке, борода словно по ошибке попала к нему от медведя, в сверкающих глазах красные жилки, руки и ноги - что сосновые стволы. На теле рубаха из рогожи, подпоясанная веревкой, скрученной из плетей глициния. В руках ружье с фитилем, в сумке зайцы и барсуки. Видно было, что он промышляет охотой.
Спросили его имя. Оказалось, что его зовут "Рыскающий по горам Дзэнтаро" и что всем в деревне он известен как негодяй.
Услышав от матери, что за него сговорили столичную особу, этот страшный детина обрадовался.
– С хорошим делом нечего мешкать. Сегодня же вечером...
– И, вытащив складное зеркальце, он принялся рассматривать свою физиономию, что ему совсем не пристало.
Надо было готовиться к свадебной церемонии. Мать собрала на стол: подала соленого тунца, бутылочки для сакэ с отбитыми горлышками. Затем отгородила соломенной ширмой угол в две циновки шириной, разместила там два деревянных изголовья, два плоских мата и полосатый тюфяк и разожгла в хибати сосновые щепки.
Хлопотала она изо всех сил.
Каково же было горе О-Сан и смятение Моэмона!
"Вот ведь, сорвалось слово с языка, а это, видно, возмездие нам обоим, - думал Моэмон.
– Мы старались продлить нашу жизнь, что должна была окончиться в водах озера Бива, и вот новая опасность! Нет, небесной кары нельзя избежать!"
Моэмон взял свой меч и хотел было выйти, но О-Сан остановила его и стала успокаивать:
– Ты слишком нетерпелив. А у меня есть план. Как только рассветет, мы должны бежать отсюда. Положись во всем на меня.
Вечером О-Сан спокойно обменялась с Дзэнтаро свадебными чарками, затем сказала ему:
– Люди меня ненавидят. Дело в том, что я родилась в год огня и лошади.
– Да хоть бы ты родилась в год огня и кошки, в год огня и волка - меня это не тревожит, - отвечал ей Дзэнтаро.
– Я ем зеленых ящериц, и даже это меня не берет. Дожил до двадцати восьми лет, а у меня и глисты ни разу не заводились. И вы, господин
Сказав это, он удобно расположился головой на коленях О-Сан.
Как ни грустно было обоим, они едва удерживались от смеха.
Но наконец он крепко уснул, и они вновь бежали и скрылись в самой глуши провинции Тамба.
Через несколько дней Моэмон и О-Сан вышли на дороги провинции Танго. Проводя ночь в молитве в храме святого Мондзю, они вздремнули, и вот около полуночи во сне им было видение.
"Вы совершили неслыханный поступок, - раздался голос, - и куда бы вы ни скрылись, возмездие настигнет вас. Теперь содеянного уже не исправить. Вам надлежит уйти из этого суетного мира, остричь волосы, как вам ни жаль их, и дать монашеский обет.
Живя порознь, вы отрешитесь от греховных помыслов и вступите на Путь Просветления. Только тогда люди смогут оставить вам жизнь".
"Ну, что бы там ни было в будущем, не беспокойся о нас! Мы, до собственной воле рискуя жизнью, решились на эту измену. Ты, пресветлый Мондзю, изволишь, наверное, знать лишь любовь между мужчинами, и любовь женщины тебе неведома... " Только Моэмон хотел сказать это, как сон его прервался.
"Все в этом мире - как пыль под ветром, что свистит меж сосен косы Хасидати... " Отдаваясь таким мыслям, они все дальше уходили от раскаяния.
Подслушивание о самом себе
Плохое всякий держит про себя: игрок, проигравшись, помалкивает об этом; сластолюбец, не имея средств купить девушку для радости, делает вид, что ему не позволяет этого нравственность. Скандалист не расскажет о том, как его осадили, а купец, закупивший товары впрок, не сознается в убытке.
Как говорит пословица: "В потемках и собачий помет не пачкает!"
Самое ужасное для мужчины - это иметь беспутную жену.
И толки людские, столь неприятные для мужа О-Сан, были заняты лишь известием о ее смерти. Правда, при воспоминании о прежних днях, проведенных вместе, на сердце у мужа становилось горько, но все же он пригласил монаха и справил панихиду по ушедшей.
Какая печаль! Из любимого платья О-Сан сделали надгробный балдахин. Ветер - он тоже непостоянен!
– колышет его и навевает новую скорбь.
Но нет в мире существа более дерзкого, чем человек!
Вначале Моэмон даже к воротам не выходил, но постепенно стал забывать о своем положении и затосковал по столице.
Однажды он оделся простолюдином, низко надвинул плетеную Шляпу и, поручив О-Сан жителям деревни, отправился в Киото, хотя никакого дела у него там не было.
Он шел, осторожно оглядываясь, как человек, которого подстерегают враги. Вскоре со стороны пруда Хиросава подкрались сумерки. Лик луны и другой, неразлучный с ним, в водах пруда - это он и О-Сан. И рукав Моэмона стал влажным от неразумных слез.
Остался позади водопад Нарутаки, без счета рассыпающий по скалам белые жемчуга. Омуро, Китано - это были хорошо знакомые места, и он пошел быстрее. Вот он углубился в городские улицы, и тут его охватил страх. Его собственная черная тень в свете поздней луны заставляла замирать сердце.
Достигнув улицы, где жил хозяин, у которого он так долго служил, Моэмон стал потихоньку подслушивать разговоры. Оказалось, что запоздали деньги хозяину из Эдо, наводят справки. Молодежь собралась и обсуждает фасоны причесок, покрой платьев из бумажной материи. И все для того, чтобы понравиться женщине!