Клеопатра. Сборник
Шрифт:
– Да.
Мы прошли между храмом для культовых церемоний, посвященных его божественному величеству, Менкаура, пребывающего во власти Осириса, и основанием пирамиды и вышли к северной грани. На ней, прямо посередине, выбито имя фараона Менкаура, который построил эту пирамиду, сказав, что она стала его усыпальницей, и спрятал в ней свои сокровища, чтобы Кемет мог воспользоваться ими в самый тяжкий свой час.
– Если сокровище сохранилось там, где оно было при моем прапрадеде, как и я верховном жреце пирамид, оно находится в самой глубине этой громады, и добраться до него не так-то просто, придется преодолеть множество опасностей и страх, перебороть безумие. Готова ли ты войти? Ибо ты сама должна войти в пирамиду и принять решение.
– А не можешь ли ты, Гармахис, сходить туда с евнухом и с ним вынести сокровище? – спросила она, устрашившись.
– Нет, Клеопатра, – ответил я. – Даже ради тебя и блага Египта я не могу сделать этого, ибо из всех моих грехов и преступлений это будет самым тяжким
Она немного подумала, и я понял, что ее мужество наконец преодолело страх.
– Что ж, хотя бы увижу все собственными глазами, – сказала она.
– Хорошо, – ответил я.
И мы с евнухом стали собирать большие камни в известном мне месте у основания пирамиды. Когда груда выросла чуть выше человеческого роста, я взобрался на нее и стал искать известную мне одному потайную отметину, небольшой выступ, размером с лист дерева. Это заняло много времени. Найти ее оказалось нелегко, потому что солнце и носимый ветром песок пустыни стирают даже эфиопский камень. Нащупав наконец выступ, я особым способом надавил на него изо всех сил. Камень, простоявший без движения тысячи лет, повернулся, открыв лаз, настолько узкий, что человек мог в него протиснуться с трудом. И как только ход открылся, из него вылетела огромная летучая мышь, совершенно белая, словно прожившая несметное количество лет и поседевшая от старости. Никогда прежде я не видел подобных летучих мышей, ибо размером она была с ястреба. Вылетев и зависнув на миг над Клеопатрой, она стала медленно кругами подниматься ввысь, пока не скрылась в ярком свете луны.
Увидев ее, Клеопатра в ужасе вскрикнула, а наблюдавший евнух в страхе упал на землю, полагая, что это дух-охранитель пирамиды. Я тоже испугался, хоть не издал ни звука. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, я верю, что то был дух Менкаура, пребывающего во власти Осириса, который, приняв образ летучей мыши, вылетел из своего священного жилища, чтобы предостеречь нас.
Я выждал какое-то время, чтобы застоявшийся воздух выветрился из хода, потом достал три светильника, зажег их и поставил у входа в узкий туннель. После этого я спустился с каменной груды, отвел евнуха в сторону и велел ему поклясться живым духом Того, кто почивает в своей священной могиле в Абидосе, что он никогда никому не расскажет о том, что увидит сейчас.
Трясясь от страха, он принес клятву и сдержал ее.
Покончив с этим, я полез в отверстие, прихватив с собой моток веревки, конец которой обмотал себе вокруг пояса, и позвал Клеопатру, чтобы она поднималась ко мне. Подвязав подол своего платья, она последовала за мной, я протащил ее через узкий лаз в коридор, стены которого выложены гранитом, где она смогла встать во весь рост. За ней в коридор пробрался евнух и тоже встал рядом с нами. Потом, сверившись с планом ходов, который я взял с собой и который был переписан тайными символами, понятными только посвященному, из древнего свитка, хранимого сорок одним поколением моих предков, жрецов пирамиды Херу и поминального храма божественного Менкаура, пребывающего во власти Осириса, я углубился в темноту навстречу царившей в гробнице тишине. Освещая дорогу дрожащими огнями светильников, мы прошли по крутому спуску, задыхаясь от жары и духоты вязкого, застоявшегося воздуха. Через какое-то время вокруг нас уже были не сложенные камни – теперь мы шли по галерее, выбитой в толще скалы. Примерно двадцать шагов она круто шла вниз, потом ее наклон уменьшился, стал более пологим, и мы оказались в камере, выкрашенной в белый цвет. Потолок в ней был таким низким, что мне из-за моего немалого роста пришлось сильно нагнуться. В длину она имела четыре шага, а в ширину – три. Все ее беленые стены были покрыты рельефами. Здесь Клеопатра опустилась на пол, чтобы немного отдохнуть, ибо она обессилела от жары и безмерно боялась темноты.
– Встань, – приказал я. – Здесь нельзя долго задерживаться. Мы можем задохнуться.
Она встала, и мы, держась за руки, прошли через камеру и увидели огромную гранитную дверь. Я снова сверился с планом, надавил ногой на определенный, обозначенный там камень и стал ждать. Вдруг гранитная плита, не знаю, при помощи каких сил, начала медленно и плавно подниматься из своего каменного ложа, открывая проход в толще скалы. Мы, наклонившись, прошли под ней
и натолкнулись на вторую гранитную дверь. Я снова надавил ногой на показанное в плане место, и эта дверь широко распахнулась перед нами, как бы сама. Мы прошли дальше и увидели перед собой третью дверь, еще более массивную, чем две предыдущие. Согласно указаниям моего написанного тайными символами плана я ударил по двери ногой в определенном месте, и она, словно по волшебству, поползла вниз, пока не сравнялась с каменным полом. Пройдя дальше, мы оказались в очередном коридоре, который плавно опускался вниз и через четырнадцать шагов вывел нас в большую облицованную черным мрамором камеру, более девяти локтей в высоту, девяти локтей в ширину и тридцати локтей в длину. В выемке в мраморном полу стоял гранитный саркофаг, а на его крышке были выбиты имя и титулы жены фараона Менкаура. В этой камере воздух был чистым и свежим, но как он попадал туда, мне не известно.– Сокровища здесь? – взволнованно спросила Клеопатра.
– Нет, – ответил я. – Следуй за мной. – Через отверстие в полу большой погребальной камеры я пробрался в следующую галерею. В ее начале тоже находилась дверь, закрывавшаяся каменной пробкой, но сейчас она была открыта. Мы проползли по этой шахте, или коридору, около двадцати шагов и оказались у колодца глубиной в семь локтей. Я привязал свободный конец обмотанной вокруг моего тела веревки к кольцу, вырезанному в камне рядом с колодцем, и меня, со светильником в руке, стали опускать, пока я не оказался в месте последнего упокоения божественного Менкаура. Потом евнух поднял веревку, обвязал ею Клеопатру и через какое-то время спустил ее, а я принял ее в свои объятия. Евнух боялся оставаться один, ужасно этого не хотел, но я приказал ему ждать нас у спуска в колодец, ибо ему нельзя было входить туда, куда направились мы.
Глава XI
О погребальной камере божественного Менкаура, о надписи на груди Менкаура, о том, как доставали сокровища, об обитателе гробницы и о бегстве Клеопатры и Гармахиса из священного места
Мы стояли внутри небольшой камеры со сводчатым потолком и облицованными сиенским гранитом стенами. Перед нами на золотоликом сфинксе покоился вырезанный в форме деревянного домика из монолитной базальтовой глыбы саркофаг божественного Менкаура.
Мы замерли, охваченные благоговейным страхом, ибо на нас давила невыносимая тишина и мрачная торжественность этого священного места. Над нашими головами на многие локти вздымалась в небо громадная, могучая каменная пирамида, и стены ее овевал ласковый ночной ветер. Мы же находились в толще скалы под ее основанием. В этой камере мы были наедине с мертвым, покой которого собирались потревожить, и ни шелест ветра, ни даже сама жизнь не проникали сюда, чтобы скрасить наше невыносимое, пронзительное одиночество. Я посмотрел на саркофаг. Крышка его была снята и лежала рядом. Вокруг нее за века толстым слоем собралась пыль.
– Смотри, – прошептал я, указывая на старинные священные письмена, начертанные на стене, из которых складывалось послание.
– Прочитай, Гармахис, – так же тихо произнесла Клеопатра. – Ведь я не понимаю этих знаков.
И я прочитал:
– «Я, Рамсес Ми-Амон, в день и час нужды и великой беды, постигшей страну Кемет, посетил эту гробницу. Но хоть нужда велика и сердце мое отважно, я не смею навлечь на себя проклятие Менкаура. Решай ты, пришедший после меня, и, если твоя душа чиста, а нашему Кемету грозит опасность и гибель, возьми то, что оставил я».
– Но где же сокровище? – прошептала она. – Голова сфинкса из золота?
– Сокровище здесь, – ответил я, указывая на саркофаг. – Подойди и посмотри.
Она взяла меня за руку, и мы подошли к саркофагу. Крышка была снята, но раскрашенный гроб фараона стоял в глубине саркофага нетронутым. Мы вскарабкались по сфинксу, потом я сдул пыль с гроба и прочитал написанное на его крышке:
«Фараон Менкаура, дитя Небес.
Фараон Менкаура, царственный сын Солнца.
Фараон Менкаура, которого выносила под своим сердцем богиня Нут.
Нут, твоя божественная мать, осеняет тебя своим священным именем.
Имя твоей небесной матери Нут – загадка Небес.
Нут, твоя божественная мать, причисляет тебя к сонму богов.
Нут, твоя божественная мать, своим дыханием уничтожит твоих врагов.
О фараон Менкаура, живущий вечно!»
– Так где же сокровища? – снова спросила Клеопатра. – Здесь тело божественного Менкаура, но это человеческая плоть, пусть даже это фараон, но не золото. А если голова сфинкса из золота, как мы ее снимем?
Я велел ей встать на сфинкса и взяться за изголовье крышки гроба, а сам взялся за противоположный край. Потом по моей команде мы подняли крышку, которая не была закреплена и легко снялась, и поставили ее на пол. Мумия фараона лежала внутри гроба так, как ее положили туда три тысячи лет назад. Тело было большим и немного нескладным. Лицо не было накрыто золотой маской, как закрывают лица мумий в наше время. Голова мумии была покрыта пожелтевшей от времени тканью и обмотана розовыми льняными повязками, под которые были подсунуты стебли распустившихся лотосов. На груди, в окружении лотосов, лежала большая золотая пластина, вся исписанная священными символами. Я поднял пластину, поднес к свету и прочитал: