Клеопатра

Яркие коричневые пески... Вдали песчаные горы — великанскими круглыми грудями жены или дочери или сёстры гиганта... Встречались кочевники, тоже на верблюдах, тоже одетые в белое широкое... Хармиана покупала провизию, махала руками, объяснялась знаками, торговалась... Деньги были... Но Маргарита не боялась, что её караван ограбят, она и не думала об этом, о такой возможности печальной. Она полагалась на Максима, на его выбор. Он подобрал ей хороших стражей!.. Вот уже и дорога прояснилась, расширилась, утоптанная, людская, людная. Двинулись мимо молодой царицы Египта караваны торговые... Вставали крепости, смуглые кирпичные, округлые...

Ашкилон будто лицом поворотился к морю, а спиною, задом, тылом оборотился к сухой земле... Дворец подымался прямоугольной кирпичной башней и вдруг вскидывал над прямыми углами круглую, словно детский кулачок, башенку, высоко поставленную, и оттого снизу, когда глядели на неё, такую маленькую... Вокруг дворца, давней постройки, давно не подновлявшегося, тюльпаны тёмные красные поднялись на стеблях тёмно-зелёных... В городе кварталы глинобитных домов небольших. В покоях дворца полы выкрашены в красный цвет. Обстановка дворца являла занятную смесь новой римской мебели и старинных восточных предметов. Ассирийские табуреты и высокие ложа, иудейские шкафчики с этими резными крашеными дверцами соседствовали с бронзовыми скамьями и плетёными креслами, привезёнными, должно быть, недавно из Рима... В этом странноватом жилище обитали молодые аристократы Иудеи — Иродос и его сестра Саломея. Здесь, в причудливой резиденции, они убивали время на охоте, на пирах, и совершая пешие прогулки по окрестностям или морские — на небольших судах. Собственно, эта пара ожидала, когда наконец Рим примет решение о восстановлении царской власти в Иудее. Возможно было ожидать, что восстановленный царский трон римляне сами предложат занять именно Иродосу. От предыдущей, признанной Селевкидами династии Хасмонеев уже никого не осталось; последние принцы давно погибли, пали жертвами путаных междоусобиц... Иродос и Саломея были ровесниками Клеопатры. Они приняли египетскую царицу доброжелательно, даже хорошо приняли. Она подумала, что, вероятно, Рим не питает к ней враждебности. Если бы подобная враждебность существовала, Иродос и Саломея едва ли могли бы оказать добрый приём гостье. Она подумала также, что Максиму известно отношение к ней Рима. Максим знал, что её хорошо примут в Ашкилоне. Стало быть, имел некоторые источники информации... Иродосу минуло двадцать лет, его сестре — девятнадцать. Ждать решения Рима пришлось ещё десять лет, заполненных разнообразными женитьбами, ссорами с многочисленными родичами и тому подобными домашними развлечениями. Иродос был высок и красив, одевался изящно, как одевались щёголи из Брухиона. Пёстрые полосатые покрывала придавали его сестре вид привлекательный и экзотический, даже и несколько варварский. В честь прибытия гостьи из Египта устроен был турнир. Молодые придворные соревновались в меткости, бросая копья и пуская стрелы из луков. Красивые нарядные молодые женщины, сверкая пестротой одежд, смеялись и вскрикивали, сидя на помосте, нарочно устроенном и защищённом лёгким навесом от солнца... Для Иродоса Ашкилон являлся родным местом, здесь он родился. В дальнейшем этот город оставался резиденцией его сестры Саломеи... Маргарита предалась в Ашкилоне этой жизни, этому лёгкому бытию, полному молодого веселья... Здесь звучал её родной греческий язык, изящный, литературный язык Феокрита и Каллимаха. Иродос и Саломея в своё время читали те же сочинения греческих философов и поэтов, какие читала и Маргарита в своём детстве и в дни ранней юности... О политике не вели речей, но со стороны Иродоса и Саломеи это вовсе не являлось хитростью; молодым людям просто-напросто было не до того! Саломея занята была своим романом с греком Эмисом, внуком торговца духами и благовонными маслами, баснословно разбогатевшего в Сирии. Иродосу также хватало любовниц, но теперь он начал явно ухаживать за египетской гостьей. В этом его ухаживании совершенно не было никакого расчёта политического! Она казалась ему красивой и ему хотелось спать с ней. А то, что она увиливала, не давалась ему, и забавляло его и разжигало. Маленький двор Иродоса и Саломеи звенел смехом молодым, звучали весёлые шутки. Маргарита приняла этот стиль, тоже острила и смеялась. Иродос поддразнивал её, она отвечала остроумно; юноша и девушка делали вид, будто комически сердятся друг на друга. Предметом шуток частенько служила Ирас. Однажды на пиру, когда все уже основательно подвыпили, насмешница Саломея принялась уверять брата, что любимая рабыня гостьи на самом деле мальчишка... Саломея шутила всё более рискованно, намекая почти открыто на телесную связь между Клеопатрой и мнимым мальчишкой! Маргарита очень не хотела покраснения щёк, но покраснела, должно быть, потому что очень не хотела покраснеть! Пытливый, почти серьёзный взгляд Иродоса раздражил её. Он не сомневался в том, что Ирас — существо женского пола, но он, конечно, догадывался об отношениях, связывавших Ирас и Маргариту!.. Он подумает, будто я — настоящая лесбиянка, которой не нужна мужская близость!.. Но ещё ужаснее для Маргариты была его возможная догадка о том, что она ещё не знала мужчины!.. Она посмотрела на него нарочно дерзко, вскочила, крикнула, что сейчас же докажет, или, вернее, покажет всем, что её рабыня — женщина!.. Послали за Ирас. Она тотчас явилась. Все разглядывали её короткий, ярко-синий хитон, подпоясанный по-мужски, её коротко остриженные волосы, татуированное лицо... Мочки её ушей были проколоты. В правом ухе покачивалась длинная серьга с красным камешком. В левое ухо вдета была короткая серебряная подвеска... Ирас встала посреди пиршественной залы, опустив глаза; на лице её возможно было заметить некоторую словно бы тень сумрачной печали, но в этой зале никого не интересовало выражение её лица... Маргарита звонким голосом приказала ей обнажить женское место. Ирас открыла икры и живот, не поднимая глаз...

— Видите! — крикнула Маргарита с каким-то нервическим торжеством. — Видите! У неё нет фалла! В ней ничего нет приапического! Ну же! Кто хочет совокупиться с ней, чтобы убедиться окончательно? Ну же!..

Пирующие обрадовались новому развлечению. Но Маргарита по-прежнему улавливала пытливые взоры Иродоса. Она отвернулась от него, ей хотелось шума, веселья, чтобы он не смотрел так на её лицо!.. Саломея приказала привести чёрного раба и велела ему овладеть незамедлительно рабыней Клеопатры.

— Стоя! Стоя! — закричала Саломея и захлопала в ладоши. — Эй! Только стоя! Не смейте валиться на ковёр!..

Африканец обнажил член и принялся тереть свой член пальцами обеих рук. Его ладони были розовыми, его член также не был чёрным. Клеопатра крикнула Ирас:

— Ну же! Не смей притворяться статуей!.. — Маргарита хотела выглядеть циничной и лихой... Ирас плюнула на ладонь и сунула мокрые пальцы в своё женское место... Член африканца поднялся вперёд и словно бы заострился... Чёрный раб схватил Ирас поперёк туловища, приподнял, охватывая ягодицы, и рукою направил член в её женское место... Маргарита заметила, как вдруг лицо Ирас исказилось гримасой боли. Ирас вскрикнула... Голова её запрокинулась. Спина и зад чёрного раба, мускулистые, чёрные, содрогались, сжимались... Пирующие хлопали в ладоши, подбадривали совокупляющихся криками, возгласами непристойными... Африканец извлёк из тела Ирас свой член, покрывшийся светлой слизью, беловатыми капельками... Ирас упала на ковёр, закрыла глаза... Чёрный раб гордо показывал свой член, удерживая его обеими руками... Он издал странный нечленораздельный крик и улыбнулся белыми яркими зубами...

— Уходи! — крикнула ему Маргарита и повернула голову к Саломее: — Пусть он уйдёт!..

Саломея отослала раба.

— Встань! — теперь Маргарита обращалась к Ирас, всё ещё лежащей с закрытыми глазами. — Встань, сука!.. — Она подбежала и пнула рабыню лёгкой ногой, обутой в позолоченную сандалию... Ирас присела, приложила руки на живот... поднялась с трудом... — Убедились?! — кричала Маргарита. — Убедились?! Это женщина!.. — Маргарита снова ударила Ирас, попала в грудь... — Эй, шлюха! Не смей прикрываться!.. Вы все! Вы не знаете её! Она образованна не хуже иного александрийского философа! Раскрой пасть, сука, и читай стихи! Слышишь! И не смей прикрывать пизду!.. — В сущности, Маргарита не питала к Ирас никакой враждебности. Маргарита никогда бы не стала обижать Ирас нарочно! Однако сейчас Маргариту всё более и более раздражали пытливые насмешливые взоры Иродоса... Он думает, что я никогда не знала мужчины!.. Он думает... Он понял... Он догадался!.. И она уже не контролировала себя, только хотела, желала всем своим существом быть лихой, лихо циничной... Лицо Ирас, казалось, превратилось в маску сумрачного равнодушия... Полуголая, с открытым женским местом, расставив ноги, потому что внутри женского места она чувствовала сильную боль, Ирас начала читать глуховатым спокойным голосом:

— Право, достойны фракийцы похвал, что скорбят

о младенцах,

Происходящих на свет из материнских утроб,

И почитают, напротив, счастливым того, кто уходит,

Взятый внезапно рукой Смерти, прислужницы Кер.

Те, кто живут, те всегда подвергаются бедствиям разным;

Тот же, кто умер, нашёл верное средство от бед... [35]

35

...от бед... — стихотворение Архия Митиленского «О жизни». Л. Блуменау.

Один из пирующих, поэт, обратился к Ирас обыкновенным голосом, спросил:

— Это не Эвен Ашкилонский? Похоже на его эпиграмму о Трое...

— Нет, — глухо отвечала Ирас, не переменив позы. — Это Архий Митиленский...

— Стой как стояла! — крикнула Маргарита рабыне и обратилась к задавшему вопрос:

— Кто этот Эвен Ашкилонский? Я не знаю его...

— Он жил несколько веков тому назад, о нём пишет в своём трактате «О богах» наш знаменитый философ Антиох...

— Антиоха Ашкилонского я знаю, — Маргарита отвлеклась от взоров Иродоса и от стоящей на ковре Ирас. — Он ведь был главой Платоновой Академии в Афинах. Давно ли он умер?

— Уже двадцать лет, — сказал Иродос. И снова раздражал Маргариту пытливым и почти ироническим взглядом тёмных глаз...

— У нашего Антиоха учился Цицерон, — бросила Саломея...

Это прозвание-имя — «Цицерон» — что-то говорило Клеопатре, но она не могла сразу вспомнить, кто это и почему она о нём знает...

Впрочем, она об этом Цицероне не позабыла. Ночью после пира она призвала Ирас к себе, исцеловала её страстно, молчаливая, тёрла свои сухие розовые губы о её шею, приоткрывая рот, никак не желавший орошаться слюной; нёбо сделалось до болезненности при глотании сухо... Сплетались горячими руками... Ирас закрыла глаза, катала, перекатывала голову на подушке... Наутро Маргарита спросила, поцеловав Ирас нежно в щёку:

— Ты слыхала об этом Цицероне? Я не могу вспомнить, знаю ли о нём...

— Это самый упрямый из республиканцев, он умеет произносить замечательные речи. Наверное, он плохо кончит. Я думаю, он погибнет вместе со своей республикой...

— С чего ты взяла? Откуда знаешь?

— ...Как всегда! Слышала, читала...

Но какой там Цицерон! Разве сейчас ей возможно было думать о каком-то Цицероне?! Даже если она когда-то и думала о нём, а, наверное, никогда!.. Утром Хармиана причёсывала её тщательно и укладывала волосы в причёску высокую. Полуобнажённые руки украшались змеевидными серебряными браслетами. Хармиана чуть румянила её скулы лёгкой кисточкой и слегка оттеняла губы тонким мазком карминным. В платье жёлтого шелка Маргарита смотрелась в эту полированную поверхность бронзового зеркала. Каким гладким и нежным было её лицо, каким чистым девичьим взгляд чистых зелёных глаз, чуть насмешливый иронически... Завтракали холодной олениной в соусе из квашеного молока и толчёной зелени. С утра пили хиосское вино, водой не разбавляли. Саломея и Эмис целовались влажными от еды губами...

— Иродос! — обращалась к брату Саломея, — Иродос! Ты не пробовал целоваться после оленины в пряном соусе? Это очень вкусно! В особенности если с девицей!..

Маргарита, раздражённая этими намёками, выпивала кубок залпом, вскакивала и убегала... На заднем дворе, чрезвычайно просторном, устроен был зверинец. Несколько львов содержались в просторных клетках металлических, а по двору, обсаженному акациевыми деревьями, бегали прекрасные животные на высоких быстрых ногах, длинношеие, неровно клетчатые, рыжие с белым... Такие яркие!.. Это были жирафы, привезённые из дальних мест Африки... Глядя на их лёгкий бег, Маргарита предложила Эмису и Саломее побежать наперегонки! Тихо, почти вкрадчиво, Иродос произнёс: