Клеопатра
Шрифт:
— Если ты думаешь, будто что-то изменилось, — сказала она Максиму, — ты думаешь неверно. Говори, что я должна делать!
— Я вижу, — начал он медлительно, с едва загаданной насмешливостью в голосе, — я вижу, что царица обрела уверенность в себе. Римлянин хотел бы увидеться с тобой, царица!
— Ты уговорил Цезаря?
— Если я передам ему твоё согласие, он приедет сюда. Это будет опасная для него и тайная поездка, но его смелость известна тебе!
— Ты сказал, что я красива? — Она произнесла это и даже и не подосадовала на себя, потому что разве это не было важно: красива она или же не красива?..
— Это важно, — отвечал Максим, — это имеет значение, твоя красота, царица. Будет очень хорошо, если между тобой и Цезарем сложатся дружеские отношения. Я не шучу! Именно дружеские! А что касается каких-то других отношений, я об этом не говорю! А важнее всего то, что от твоего имени Цезарь
Она согласилась встретиться с Цезарем... Она понимала, что её брат и, наверное, Арсиноя будут непременно пользоваться всей этой евнухоидной, скопцовской риторикой, распуская павлиньи хвосты речей о справедливости, честности и патриотизме. Потин и Теодот будут вилять, в свою очередь, перед Цезарем своими собачьими куцыми хвостами, уговаривать его, потихоньку скалить зубы. Аполлодор говорит, что Цезарь назвал это «азиатской дипломатией», то есть политикой хитрости и увёрток... А вот она не будет лгать! Она любит свою Александрию и она хочет жить в Александрии и быть царицей! Всё остальное — ложь! Первый Птолемей завоевал Египет, потому что был сподвижником великого Александра и умел воевать! Птолемеи создали Александрию, Александрию с её портами, Библиотекой и Мусейоном! Вот правда! И никаких мутных рассуждений о справедливости, честности, патриотизме, верности и прочих мутных абстракциях!..
Вечером Хармиана сказала, что это хорошо, то есть то, что Маргарита согласилась встретиться с Цезарем:
— Это хорошо. Вот то, что сейчас ты с ним встретишься, царица, это хорошо!..
Но тогда Маргарита ещё не совсем понимала...
Она готовилась к этой встрече. Надо было одеться красиво, изящно, но не настолько нарядно. Велела Ирас принести уборный ларец. Там, среди колец и браслетов, оказался почему-то один большой острак, черепок с записью её стихотворения. Но это уже было всё равно!.. Румяна и краски для век и для губ засохли, она давно не приказывала красить её губы, щёки и веки... Откуда было теперь взять новые краски? Хармиана сказала, что красота царицы свежа и без искусственных красок:
— Но всё же надо немного подкрасить губы. Неприлично выходить с голым лицом!..
Маргарита на мгновение нахмурилась, свела брови:
— Перестань болтать! Если неприлично, достань краски!..
Хармиана послала одного раба верхом в соседний городок. Ирас отправилась с ним, также верхом. Они купили и привезли краски и новые кисточки в шкатулке розового дерева... Хармиана одела Маргариту в клетчатое коричневое платье с длинной юбкой, узкой в бёдрах. Волосы чёрные царицы Хармиана тщательно расчесала частым деревянным гребнем, пышный красивый узел уложила, подняла на маковку... Красками свежими слегка освежила лицо Маргариты...
Царица знала, что Цезарь приедет сегодня вечером, Максим предупредил её. Она знала, что на больших расстояниях усадьба окружена будет пикетами — тайными отрядами римлян, переодетых в обычную одежду горожан. В лощине оставались их кони под присмотром их конюхов...
Легенда рассказывает, будто Цезарь уже расположился в александрийском царском дворце, фактически в резиденции юного Птолемея. И туда-то и проникла якобы Клеопатра, а Цезарь вовсе и не ждал её появления! Её же якобы привёз в лодке Аполлодор, увёрнутую в ковёр. Цезарь приказал (якобы — опять же!) развернуть этот ковёр... И Клеопатра, юная красавица, предстала перед ним!.. Легенда о ковре, конечно, призвана подчеркнуть фактическое заключение брака между римским полководцем-диктатором и египетской царицей опальной. Согласно древним и очень стойким традициям, невесту полагалось, завернув в плотную ткань-покров, нести к жениху и его родичам. Даже и в новое время невеста во время традиционной турецкой свадьбы прикрыта красным плотным покрывалом, которое называется «дувак». А Мельников-Печёрский [45] пишет об эрзянской свадьбе следующее: «...надевают попоняху — покрывало с рукавами, расшитыми шёлком. Эту попоняху накидывают на голову и закрывают всю невесту. Её берут девки под руки, выводят и потом кладут в телегу головой вперёд...» Клеопатра справляла свадьбу три раза. И по меньшей мере два раза её оборачивали ковром брачным. Но именно с Цезарем Клеопатра не вступала в законный брак! Всем хотелось
видеть эти отношения брачными, потому что иначе эти отношения не так просто понять! Но эти отношения брачными не были!..45
П.И. Мельников (Андрей Печерский) — русский писатель (1818—1883). Имеются в виду его «Очерки мордвы».
Вечер выдался какой-то очень сырой. В такие вечера налетают комары, если не затянуть окна тонкой металлической сеткой, и наутро лицо и шея опухают, зудят и болезненно краснеют. Но если затянуть окна сеткой, тогда комары не смогут влететь...
Рабыня зажгла бронзовую лампу. Маргарита сидела на высокой плотной зелёной подушке перед столиком низким резным деревянным. Лампа на подставке высокой светила ярко. Она уже столько слышала о нём, что в любом случае вид его должен был её разочаровать, потому что ведь он в любом случае должен был оказаться всего лишь человеком!.. Она устала нетерпеливо ждать, и теперь ждала терпеливо. Сидела непринуждённо, охватив руками колени...
Ей прежде всего бросилось в глаза его лицо... такое, с впалыми висками, а выражение — смесь печали и жёсткости... Он оказался высокого роста и пропорционального сложения, с лёгкими чертами похудания, уже старческого. Глаза у него были очень тёмные. Седоватые волосы зачёсаны тщательно с темени на лоб — неровной чёлкой, но лысина всё равно была очевидна... Он вошёл в тунике, закрывавшей ноги ниже колен, рукава украшались бахромой, туника была подпоясана небрежно, как бы слегка. Простые сандалии имели шнуровку до колен, составленную из перекрещения двух мягких ремешков...
Она невольно встала. Не от почтения, а от волнения. Всё равно вставать перед ним не следовало! Но он не воспользовался её оплошностью для того, чтобы показать свою над ней власть. Он быстро ей поклонился, как может поклониться правительнице полководец, от которого она зависит, но всё равно он ей не равен! И на самом деле, конечно, всё было не так! Он был равен ей, он даже был гораздо значительнее её, потому что она была всего лишь царицей без трона и без армии...
Она, взволнованная, смотрела на него растерянно, прозрачными зелёными глазами с изумрудным этим сиянием. Лицо её, чуть оживлённое искусственными красками, было таким свежим, таким нарядным и каким-то детским... Они стояли друг против друга... Он протянул к ней руки и взял её изящные руки в свои жестом почти отеческим, жестом опеки мягкой... Его жестковатые пальцы слегка сжали её запястья, слегка надавили... Она снова села на подушку. Отпуская её руки, он посмотрел отечески внимательно... Но эта жёсткость всегда оставалась в его лице, в его глазах тёмных... Он оглянулся и сел на подушку против неё. Она будто боялась его первых слов, боялась начала разговора. Она поспешно схватила блестевший рядом с лампой колокольчик и замахала им, приподняв детски руку... Он устраивался поудобнее, скрещивал ноги, не смотрел на неё... Рабыня тотчас внесла на подносе обычное угощение — вино, орехи, фиги, медовое печенье... Когда они остались вновь друг против друга, одни, он посмотрел на неё. Её лицо не имело сейчас определённого выражения, взгляд показывал то дерзость, то странную мечтательность... Он сказал ей с такою тщательностью в голосе, как будто боялся обидеть её, что она очень красива. Затем спросил с некоторой шутливостью, позволит ли царица ему съесть печенье и выпить вина, потому что он проголодался... Она заулыбалась энергически, засмеялась быстро и сама взяла спелую фигу...
Они ели, улыбались. Он говорил о том, что у него замечательная лошадь, которую он сам выходил и объездил. Разговор был такой лёгкий, небрежный. Он почему-то спросил её, что она думает о бессмертии души...
— А вы, должно быть, эпикуреец? — спросила она.
И видела по его лицу, что ему понравился этот её непринуждённый вопрос, свидетельствовавший, конечно, не только о её образованности, но и об умении легко и непринуждённо проявлять, показывать эту образованность...
— Я практический политик, — сказал он. — Я понимаю, как трудно бороться с народами, у которых распространена эта вера...
— Возможно, никто ни во что и не верит, — сказала она...
Он улыбнулся любезно.
— Вы полководец республики... — сказала она.
— Я император, — отозвался он спокойно, — это почётный титул, который воины сами жалуют командующему после большой победы...
— Останьтесь на ночь, — предложила она просто. — Снаружи такая сырость...
— Царица решила, что старик боится сырости, — протянул он с насмешкой доброй.
Ей было легко говорить с ним. Он был ласковый человек с длинным носом.