Клещ

– Жаль; я люблю, – произнесъ Рохлинъ, и подмигнулъ Родіону Андреевичу съ такимъ выраженіемъ, которое еще боле удивило послдняго.

V

Подосеновъ раскрылъ оба ящика сигаръ, стоявшіе на стол, внимательно осмотрлъ ихъ, и выбравъ сортъ подороже, предложилъ Рохлину.

– А теперь, господа, вамъ слдовало бы переговорить о томъ дл… помнишь, я теб намекалъ уже? – повернулся онъ къ Гончукову. – Вы оба какъ разъ другъ другу нужны: у одного праздные милліоны, съ которыми онъ не знаетъ что длать, а у другого геніальная идея общеполезнаго предпріятія.

– Ну, ужъ и геніальная! – скромно возразилъ Рохлинъ. – Просто, я изучалъ этотъ вопросъ, и идея представилась мн, какъ неотразимый выводъ изъ всего, что дало изученіе. Вотъ въ чемъ штука…

И Рохлинъ, опустившись на диванъ подл Гончукова, принялся быстро и отчетливо объяснять ему свою «идею». Она заключалась въ сооруженіи цлой сти такихъ домовъ-дачъ, которые были бы одинаково приспособлены какъ для зимняго, такъ и для летняго помщенія небогатыхъ семействъ. Для этого предполагалось скупить большіе участки земли на Петербургской сторон и за Нарвской заставой, и выстроить зданія съ широкими террасами во всхъ этажахъ, обращаемыми на лто въ цвтники, съ садами и садиками, и даже съ огородами, гд каждый жилецъ могъ бы копать и засаживать грядки.

Такимъ образомъ, разршались бы оба тяготющіе надъ небогатымъ населеніемъ вопроса: квартирный и дачный. Все дло предполагалось организовать такъ, чтобы оно совмщало въ себ стороны коммерческую и филантропическую: оно должно давать хорошій, врный доходъ, и вмст съ тмъ быть благодяніемъ для общества. Складочный капиталъ длился на мелкія акціи, по 50 рублей, съ цлью привлечь людей съ ограниченными средствами, и по преимуществу среди самихъ обитателей домовъ-дачъ.

– Вся штука въ томъ, что изучая это дло, я пришелъ къ неоспоримому выводу: задача разршается только соединеніемъ обоихъ вопросовъ, зимняго и лтняго, – объяснялъ Рохлинъ. – Порознь они неразршимы. Устройте дешевыя квартиры въ город – останутся раззорительные перезды на дачи; устройте дешевыя дачи – вы не избгнете неудобствъ, сопряженныхъ съ двойнымъ хозяйствомъ. Только моя идея ршаетъ все однимъ разомъ.

Подосеновъ при этихъ словахъ захлопалъ въ ладоши.

– Такъ какъ же посл этого не назвать идею геніальною! – воскликнулъ онъ. – Ты, Александръ, скроменъ, какъ вс великіе люди.

Рохлинъ улыбался и потиралъ руки.

– Что ты скажешь, братецъ? – произнесъ Подосеновъ, слегка ударяя Гончукова по плечу.

Родіонъ Андреевичъ задумчиво повелъ носомъ и усами.

– Идея симпатичная… очень симпатичная, – произнесъ онъ, впрочемъ довольно равнодушнымъ тономъ.

– Тутъ, голубчикъ, мало сказать: симпатичная, – укоризненно замтилъ Подосеновъ. – Это, братецъ ты мой, XX вкомъ пахнетъ. За такое дло памятники ставятъ, какъ благодтелю человчества.

– Ну, зачмъ памятники, – скромно возразилъ Рохлинъ. – Я не самолюбивъ. Я вижу, что дло дйствительно общеполезное, и мечтаю только о томъ, чтобъ осуществить его. Вотъ это и будетъ мн памятникъ.

– И оно осуществится, оно несомненно осуществится, – воскликнулъ Подосеновъ.

– Да что, перейдемъ прямо къ длу. У меня гд-то тамъ есть капиталецъ, про черный день, тысяченокъ десять, и я все это пускаю въ твое дло. Бери листъ бумаги и перо, я подписываюсь на двсти акцій. Пусть я буду первымъ акціонеромъ. А вторымъ будетъ Родіонъ. Ты, душа моя, на сколько акцій подпишешься? – быстро обернулся онъ къ Гончукову.

Родіонъ Андреевичъ, не ожидавшій такого внезапнаго натиска, поморщился.

– Какъ же такъ вдругъ подписаться? – произнесъ онъ неохотно. Я вдь еще не познакомился съ дломъ. Это надо изучить, обдумать.

– Ты же самъ говоришь, что идея чрезвычайно симпатичная, – возразилъ Подосеновъ, выражая въ лиц своемъ укоризненное изумленіе.

– Ну да, симпатичная, я не отрицаю, – произнесъ Гончуковъ; – но все-таки, нельзя же такъ вдругъ. И потомъ, ты вотъ о моихъ милліонахъ говорилъ; у меня милліоновъ нтъ…

– Тс! – съ таинственнымъ видомъ остановилъ его Подосеновъ. – Не говори этого вслухъ, братецъ. Даже между своими не говори. Тебя считаютъ въ трехъ милліонахъ, я это самъ такъ поставилъ, и прекрасно.

Рохлинъ, уже присвшій было къ письменному столу, положилъ перо и всталъ.

– Въ самомъ дл, нельзя такъ сгоряча, – сказалъ онъ. – Твои двсти акцій я занесу въ шнуровую книгу, а Родіонъ Андреевичъ обдумаетъ, познакомится съ подробностями, и можетъ быть захочетъ основательно вступить въ дло. Тогда мы его въ директоры изберемъ.

– Въ директоры, разумется, въ директоры! – восторженно подхватилъ Подосеновъ.

– Онъ, какъ главный учредитель, иметъ вс права.

– Безъ сомннія. Мы это поставимъ на предварительномъ, частномъ собраніи учредителей, – ршилъ Рохлинъ. – Намъ дорого пока принципіальное сочувствіе Родіона Андреевича. Капиталы найдутся, въ этомъ заране можно быть увреннымъ.

– И найдутся, разумется, найдутся, – снова подхватилъ Подосеновъ. – Да ты не смотри, что онъ какъ будто упирается, онъ только сгоряча не хочетъ, а отъ слова своего не откажется.

Отъ какого слова? Родіону Андреевичу казалось, что онъ никакого слова не давалъ. Но прежде чмъ онъ могъ сказать что-нибудь по этому поводу, Подосеновъ отбжалъ на средину комнаты, и взмахнувъ руками, какъ бы желая обнять этимъ жестомъ всехъ присутствующихъ, провозгласилъ громко:

– А теперь, господа, принимая во вниманіе, что въ нашемъ маленькомъ обществ имются дамы, я полагаю… я полагаю, что нашъ милйшій хозяинъ не упуститъ случая устроить намъ какую-нибудь поздку за городъ, чтобы достойно закончить этотъ пріятнйшій день. Шурочка, вы какого объ этомъ мннія?

Шурочка, во время дловаго разговора молча сидвшая за піанино, вскочила и сдлала свое любимое движеніе, выражавшее, что въ ней много жизни.

– Ахъ, какъ чудесно! – воскликнула она. Подосеновъ только взглянулъ на Гончукова, какъ-то странно подмигнулъ ему, и объявивъ, что бжитъ за тройкой, исчезъ.

VI

На другой день Родіонъ Андреевичъ, проснувшійся чрезвычайно поздно, съ головною болью и какимъ-то непріятнымъ ощущеніемъ во всемъ тл, точно его провезли сто верстъ въ телг по ухабамъ, опять лежалъ на диван въ кабинет, выпуская кольцами дымокъ сигары.

Онъ былъ сильно не въ дух. Загородный пикникъ не оставилъ въ немъ никакого пріятнаго впечатлнія. Онъ даже хорошенько не помнилъ, какъ и что именно тамъ происходило. Сидли они въ особомъ кабинет, имъ подавали какой-то ужинъ, котораго, впрочемъ, никто не лъ, такъ какъ вс были сыты отъ обда. Но бутылки все время передъ нимъ стояли, и онъ много пилъ. Ему вс подливали, точно нарочно хотли опоить его. Подосеновъ распоряжался. Наталья Семеновна и ея мужъ, кажется, порядочно клюкнули. Шурочка поминутно длала движеніе, выражавшее, что въ ней много жизни. Потомъ появились цыгане. Потомъ онъ помнилъ только, что очень ослаблъ, и что Шурочка ему чрезвычайно нравилась. Должно быть, онъ былъ очень смшонъ. И все очень дорого стоило. Онъ не помнилъ, сколько взялъ съ собой денегъ, но привезъ назадъ очень мало. Послднее обстоятельство больше всего уязвляло Родіона Андреевича.