Клетка без выхода

Двадцать бойцов стояли между мной и дворцовыми воротами и смотрели… нет, не на бегущего навстречу Проповедника, а строго перед собой, не моргая, не поворачивая голов и вообще не шевелясь. Складывалось впечатление, что незадолго до меня здесь прошла медуза Горгона. Ожидая плотного встречного огня, я рванул было к цели витиеватым зигзагом, но только зря потерял пару драгоценных секунд — истуканы и не собирались стрелять по мне.

Задумываться о причинах массового ступора рекрутов было некогда. Рывком преодолев оставшееся до входа расстояние, я толкнул плечом позолоченную дверную створку и ввалился в холл. Перед тем как закрылась дверь, я успел заметить, что рекруты снова начинают шевелиться и выходить из «режима паузы», в который ввел их Патрик. Короткая заминка «массовки» осталась никем не замеченной, в том числе и самими рекрутами. Безобидный грешок, вряд ли как-то повлиявший на Баланс и отразившийся на игре честных скитальцев симулайфа.

Едва я переступил порог, как освещающие холл факелы потускнели и начали гореть неярким, но ровным светом. Полумрак, и ранее царивший в холле, теперь сгустился сильнее, отчего рассмотреть что-либо в плохо освещенных углах стало уже нельзя. Обстоятельство опять благоприятствовало мне, а значит, никакой случайности в потускневших факелах не было. Именно так и выглядело на практике изменение параметров симулайфа, чем в данный момент занимался в реальном мире Патрик Мэддок. Создать лишнюю точку возрождения, притупить бдительность оседлых рекрутов (со скитальцами этот номер не прошел бы — они не «декорации», и заморозить им сознание нельзя), притушить свет… Последнее — лишь мелкое неудобство, которое в пылу веселья заметит далеко не каждый. А если и заметит, не придаст значения — кому придется не по нраву романтическая атмосфера, весьма благоприятная для интимных встреч с местными «фрейлинами»? Ну а те, кто уже надрался вдрызг, и вовсе сочтут, что у них просто потемнело в глазах от тропесара.

Факелы горели «вполнакала» во всем дворце, и это позволило мне почти беспрепятственно расхаживать по коридорам и залам — главное было не выходить из тени. Дабы изменить свой узнаваемый облик, я скинул шляпу и плащ, оставив из характерных атрибутов Проповедника лишь штуцер. Теперь опознать меня в темноте мог разве что очень зоркий и трезвый скиталец. Присутствовали ли среди гостей те, кто обладал орлиным зрением, я не ведал, но трезвенников здесь не было даже среди оседлых слуг. Они не таясь сливали остатки вина из кубков в один, а потом прямо на месте осушали его. Благородный тропесар в буквальном смысле тек здесь рекой — пол был залит липким вином, а под ногами то и дело хрустели осколки посуды и бутылок.

Без шляпы и плаща я и впрямь стал на себя не похож, в чем убедился лично, когда однажды шарахнулся от своего отражения в зеркале. Поэтому неудивительно, как мне удавалось бродить по дворцу, не привлекая внимания. Для пущей мимикрии я подобрал со стола полупустой кубок и, держа его в руке, взялся старательно изображать нетрезвую походку. Полное слияние с окружающей средой было осуществлено.

Темные коридоры, шатающиеся по ним тени, пьяные крики, хохот и игривые женские голоса воскресили во мне воспоминания о похожих вечеринках, в коих я не раз поучаствовал до рокового сентября две тысячи восьмого года. Припомнилось даже нечто похожее, когда наша компания, отмечая окончание одного успешного дела, арендовала в Шотландии на пару дней маленький замок и устроила в нем натуральную средневековую оргию при свечах. Что говорить, повеселились тогда на славу. За два дня мы почти полностью разгромили бутафорскую обстановку замка и вдоволь отвели все свои низменные желания. Пришлось потом выплачивать страховку. Хотя владелец замка явно привык к подобным безобразиям и возмущался только для проформы; такой уж у него был бизнес — периодически осквернять и снова восстанавливать фамильное достояние.

У Фило пьяные оргии происходили ежедневно, отчего диктатор и вовсе не тратился ни на ремонт, ни на лишнюю меблировку. Судя по всему, во дворце исправно пополнялись только винные погреба, на содержимое которых хозяин денег не жалел. А башня Забвения возмещала диктатору затраты виртуальных денег вполне реальными средствами для безбедной жизни за пределами Аута.

У меня еще было в запасе время, поэтому я пока не рисковал маячить в многолюдных местах, а решил удостовериться, что дверь, за которой находился мост, ведущий к башне Забвения, существует в действительности. Дорогу туда я приблизительно помнил. К тому же по пути в башню Фило без умолку рассказывал мне о дворцовых достопримечательностях, и теперь это также помогало восстанавливать по памяти маршрут.

Я мог бы и не блуждать по дворцовым коридорам, а сразу двинуться на встречу с законспирированным крэкером. Но мне было необходимо дождаться, пока во дворце появится Гвидо — без него выводить негодяя на чистую воду я не собирался. Непростое это дело — ловить скользкую рыбу голыми руками; куда проще поддеть ее сачком. Именно за ним маэстро сейчас и направился. Я же пока выяснял, какой способ рыбалки выбрать: спортивный или браконьерский, хотя сачок не помешает нам в любом случае.

Дверь на мост отсутствовала. Грешить на то, что я заблудился в темноте, было не резон. Я стоял именно там, где и должен был находиться вход в секретную локацию — вон и приметная картина с варварски вырезанным на ней ножом чьим-то вензелем висит там же, где и в прошлый раз. Однако двери нет. Желая убедиться окончательно, я придирчиво ощупал и обстучал стену, надеясь обнаружить искусный камуфляж в виде ложных панелей, но тщетно. Хотя сегодня удивляться таким фокусам не приходилось: в мире, где за секунду из земли вырастали камни, а воскрешение из мертвых считалось нормой, бесследное исчезновение обычной двери уже не воспринималось как чудо.

Отсутствие выхода на мост меня не удивило, но настроение все равно ухудшилось. Доказать существование башни Забвения было невозможно, и даже отыщи я эту дверь, не факт, что за ней оказалась бы злополучная цитадель. Коварная крэкерская ловушка становилась видна лишь тогда, когда ее создатели сами того хотели.

Да, кажется, удочки можно не разматывать — рыбу придется глушить динамитом и брать за жабры в лучших традициях респетадо Проповедника. Полутемные коридоры и залы — отличный полигон для проксимо-боя. К тому же экзотический — сражаться внутри диктаторских дворцов мне пока случай не выпадал.

Громкий пьяный хохот Фило доносился из гостевого зала и был расслышан мной издалека. Звон посуды и крики гостей не заглушали голос диктатора, чья неуемная радость служила лишь маслом, подливаемым в огонь общего веселья. Когда Фило начинал гоготать, за ним дружным эхом вторили все гуляки, сидящие в зале. Бледный свет притушенных Мэддоком факелов неудобств не создавал. Кубок мимо рта никто не проносил, а кое для кого сгустившийся полумрак послужил лишь поводом ухватить за телеса подвернувшуюся под руку гетеру и уединиться с ней в укромном уголке, благо таковых в этот вечер, спасибо Патрику, стало заметно больше. Продолжая изображать пьяного, я бочком пробрался в зал, но окунаться в омут разгула не стал. Шатаясь и придерживаясь за стену, я двинулся за спинами пирующих скитальцев, пока не добрел до самого темного угла, где и решил дожидаться своего часа. Рядом весьма кстати отыскалась перевернутая бочка, на которой я и устроился. Правда, сначала пришлось скинуть с нее упившегося до бесчувствия прежнего седока, но тому было уже абсолютно все равно, сидеть на бочке или лежать на полу, и потому на мою грубость скиталец отреагировал лишь коротким бессвязным мычанием.

«Наверное, это здорово — уходить в симулайф и напиваться в стельку, — мимоходом подумал я, усаживаясь поудобнее. — Весь букет впечатлений и никаких побочных эффектов: ни алкоголизма, ни больной печени, ни раскалывающейся по утрам головы… Теперь понятно, почему в Терра Нубладо почти нет трезвенников. Какое блаженство: пришел вечером с работы, нырнул в Аут, наклюкался до чертиков, а утром вынырнул в реальность и опять на работу, свеженький как огурчик. Должно быть, сегодня во всем мире ликероводочные заводы терпят колоссальные убытки».

Фило находился от меня на расстоянии десяти шагов. Для того чтобы просто покарать злодея, условия были подходящие. Но злодей должен был еще раскрыть нам свои страшные тайны. Бей врага в самое уязвимое место — древний, но актуальный во все времена воинский принцип. То, что собирались предпринять мы с Гвидо, выглядело не слишком благородно, только разве можно упрекать в неблагородстве отца, вызволяющего из беды дочь? А обо мне и вовсе разговор особый. Арсений Белкин не исповедовал рыцарских манер с тех пор, как впервые дернул в детском саду девочку за косичку. Нельзя, конечно, утверждать, что именно с этого все и началось, но предпосылки для моего криминального будущего были видны уже тогда. А лондонский случай пятого сентября две тысячи восьмого года стал лишь закономерным финалом моей короткой, но в целом яркой жизни…

Как часто порой приходится слышать о ком-то: «Ему пророчили блестящие перспективы, а он покатился по наклонной и сам погубил собственную жизнь». Так вот, к Арсению Белкину эти слова никоим образом не относятся. Я оправдал все прогнозы: родственников, учителей, одноклассников, соседей… Они предрекали, что ничего путного от меня ждать не стоит и что по достижении совершеннолетия мне недолго гулять на свободе. И действительно, призыва в армию (родители видели в ней последнее средство, которое выбьет-таки из меня дурь) я так и не дождался — сел на три года за пьяный дебош.