Клетка без выхода

Судьба не напрасно отвела мне с моим упрямым характером именно эти три года, дав время крепко обдумать дальнейшую жизнь и решить, как изменить ее к лучшему. Я и впрямь столько всего передумал и даже строил за решеткой какие-то планы на будущее. Но проку от тех раздумий не оказалось.

Я вышел на свободу двадцатилетним — в возрасте, когда половина моих одноклассников еще училась в вузах, а многие из беспутных друзей взялись за ум: устроились на работу и создали семьи. Об институте я после отсидки и не мечтал — не было денег, да и желания учиться, если честно, тоже. Работа и семья?.. Встречаясь с бывшими друзьями, я говорил с уставшими, задавленными бытом людьми, смотрел в их наполненные тоской глаза и приходил в ужас, представляя, как сам буду страдать от неустроенности, скитаясь по съемным квартирам с женой и грудным ребенком. На помощь родителей особо рассчитывать не приходилось — сами еле сводили концы с концами: кое-как перебивались на мизерные зарплаты и старались вывести в люди мою младшую сестренку Полину, не по годам смышленую и музыкально одаренную девочку, у которой и впрямь имелись на будущее хорошие перспективы.

Утверждать, что в жизни у меня оставался один путь, нельзя. Просто Арсений Белкин отказался искать альтернативные пути, ступив на тот, что был доступнее всех. Мотая срок в колонии общего режима, я старался держаться подальше от прожженных уголовников и не выделяться из массы простых трудяг-мужиков, работал в токарном цеху и считал дни до освобождения. И все же остаться в стороне от теневых делишек, что протекали в нашей колонии, как и в любой другой, не удалось. Понятия не имею, кто впоследствии стал жертвой кастетов и заточек, что мне приходилось втайне изготовлять по «спецзаказу» у себя в цеху, но благодаря этому я обзавелся парой хороших знакомых в местной «королевской свите». Один из них, выходя на свободу, и оставил мне свой контактный телефон. Уж не знаю, почему Арсению Белкину была оказана столь высокая честь. Видимо, тот тертый калач долго наблюдал за мной и сделал определенные выводы из того, что однажды в порыве откровения я рассказал ему о своей жизни на воле. А также свою роль сыграло и то, что я беспрекословно выполнял порученное дело и не задавал лишних вопросов. Подобное качество помогает заслужить уважение в любом обществе, а в том, где я волею судеб вращался три года, — в особенности.

Элементарная психология вербовщика: войти в доверие к новобранцу и дать понять, что ему тоже доверяют. Это сейчас я понимаю, что меня просто заманили в паутину, а для двадцатилетнего парня внимание и уважение столь авторитетных людей имело немалое значение. Поэтому мой благодетель ничуть не удивился, когда услышал в телефонной трубке мой голос. «Приходи, потолкуем», — лаконично ответил он, назначив место встречи. А уже через неделю я был вхож в «круг избранных» на правах неофита. Там мне сразу объяснили, что меня ждет, если я вдруг захочу разорвать наши отношения, буду много трепать языком или того хуже — начну играть в этом слаженном оркестре не оговоренную с дирижером импровизацию. Я поклялся, что подобного никогда не случится, и клятва моя, как бы нелепо это сегодня ни звучало, до сих пор остается в силе.

Когда я выходил на контакт с вербовщиком, то подозревал, под чем подписываюсь. Колония избавила меня от романтических представлений о той жизни, в которую я сознательно вступал. Однако мне было уже плевать на свое будущее, к тому же я срочно нуждался в деньгах. В настоящих деньгах, а не жалкой подачке в виде заработной платы «откинувшемуся» с зоны токарю. В деньгах я на тот момент еще не разуверился и был твердо убежден: будут деньги — появится и все остальное.

Я имел представление, чем мне придется заниматься в обозримом будущем. Но вот на каком профессиональном уровне работала команда, в которую меня зачислили, догадался лишь тогда, когда был допущен на первое дело. Мозги нашего Босса, пойди он в молодости по иной стезе, оказались бы востребованы любым аналитическим институтом. Никакого гоп-стопа, никаких сиюминутных стратегий и стихийных налетов — только четко спланированные акции, на подготовку которых порой уходили месяцы.

Как вам мой дебют: судимому Арсению Белкину устраивалась вполне легальная лицензия частного охранника, и целое лето он прилежно трудился не где-нибудь, а в серьезной фирме по продаже оргтехники. Входил в доверие к начальству, демонстрировал покладистость и служебное рвение и потому за очень короткий срок умудрился дорасти до старшего смены. Пока же я строил перед своими работодателями невинные глаза, мои настоящие «товарищи по службе» не теряли времени даром, подыскивая через подставных лиц покупателя на крупную партию краденого дорогостоящего товара. А также разрабатывая пути отхода, которыми Босс всегда занимался лично, чем и обусловливалось наше длительное везение.

Месяцы скрупулезной подготовки, а вся операция заняла полночи. Прилежный охранник, коего постоянно ставили в пример остальным, беспрепятственно выпустил за ворота склада две угнанные фуры, под завязку нагруженные компьютерами. После чего сбежал со смены прямо в аэропорт и встретил рассвет в другом регионе России, с новыми документами и предвкушением щедрого вознаграждения, которое не замедлило себя ждать и прибыло с остальными напарниками уже через несколько часов.

Сказать, что я вошел во вкус подобной жизни, значило не сказать ничего. Подготовка, затем операция, а после полугодичное залегание на дно, что обычно совмещалось со строительством дальнейших планов насчет нового дела — так жил я на протяжении семи лет после освобождения из колонии. Я втянулся в эту жизнь, как наркоман, хотя с чем, а с наркотиками наша команда не связывалась — мы не работали с этим грязным товаром и, естественно, не употребляли его сами. Нам хватало выпивки, кутежей и девочек, на что каждому из нас также выделялись определенное время и премиальная сумма. Это были строгие, но справедливые порядки. Мы не жалели денег только на выгодные знакомства и связи, поэтому в нашем распоряжении всегда имелись новые, причем совершенно легальные документы и исчерпывающая стратегическая информация. Если требовалось, мы разбегались по всей стране, а порой скрывались и за рубежом, но в нужный момент снова собирались в команду, чтобы нанести новый удар и разорить очередных толстосумов на семизначную сумму. Мы пользовались оружием только для запугивания жертв, поэтому «мокрого» следа за нами не оставалось. «Не убий» являлся одним из главных принципов нашего бизнеса. Другими принципами были строгий расчет, конспирация, надежные пути отхода и знание меры. Во всем. Мы брали помногу, но редко, делили вырученные средства по справедливости и тратили их с умом. «Фортуна — лучший друг осторожных», — говаривал Босс. Бесплатный урок, который мне следовало хорошенько запомнить на будущее, но, к сожалению, я был слишком молод, чтобы удержать в голове все преподанные мне уроки.

Везение продолжалось долго. Слишком долго, что признавал даже Босс. Поэтому, когда однажды он решил поставить крест на нашем бизнесе, никто из нас не удивился — вовремя остановиться, даже когда тебе несказанно фартит, было в правилах Босса. Список наших грехов разросся до неприличия, а общей суммы награбленного после пятнадцатилетнего существования этой банды (до моего прихода она пленяла своим искусством криминальный свет уже восемь лет) хватило бы на то, чтобы вывести из нищеты какую-нибудь маленькую африканскую страну. Чувство меры, не утраченное Боссом и прочими, кто был с ним в команде с первых дней, заставило «стариков» окончательно завязать с криминалом. Все они разъехались по миру, став законопослушными гражданами стран дальнего зарубежья — тех, в которых наша компания однозначно не наследила.

Со мной — самым молодым членом команды — тоже обошлись по справедливости: я получил внушительный расчет и австрийский паспорт. Ради этого пришлось пожертвовать одним — путь в Россию был для меня закрыт навсегда. Слишком громкое дело провернули мы под занавес карьеры и слишком жарко горела теперь у нас под ногами земля отчизны. Ничего, смирился. Я и так за последние семь лет виделся с семьей всего три раза. Во время нашего последнего свидания отец и мать уже отдыхали на пенсии и возились на своем садовом участке, а Полина заканчивала консерваторию.

В тот раз мне и было заявлено, что мои родные не нуждаются в деньгах, которые я им периодически высылал. Причина не мотивировалась, но я полагал, что отец и мать — люди порядочные и богобоязненные — подозревали меня в связях с наркоторговцами. Оно и понятно — по телевидению о наркотиках твердили постоянно, а иное разумное объяснение появлению у меня на руках столь крупных сумм подобрать было сложно. Я и не пытался оправдываться, поскольку был в молодые годы чрезмерно обидчив и вспыльчив. Громко хлопнув на прощание дверью, я удалился и разорвал с семьей все отношения. Так что свой отъезд на постоянное место жительства за границу я переживал хоть и болезненно, но не слишком остро.

С тех пор я о своей семье ничего не знал. Лишь однажды, незадолго до злополучного сентября, мне попалась на глаза маленькая заметка о гастролях в Берлине молодой российской пианистки Полины Белкиной, лауреатки какого-то престижного музыкального конкурса. Очень хотелось встретиться с сестрой, но, к сожалению, вырваться в Берлин не удалось даже на день. Поэтому пришлось лишь в мыслях порадоваться за Полину, которая в свои юные годы уже добилась значительного успеха.

Обладание баснословной суммой вкупе с мечтами о красивой жизни, а также отсутствие контроля со стороны опытных товарищей сделали свое гиблое дело. Уже через пару лет безбедной жизни в Европе я остался практически на мели. Здесь-то и выяснилось, чего я стою без мудрого руководства и постоянных ежовых рукавиц. Выходило, что немного. Но самое обидное — я оказался совершенно не способен выбирать себе надежных друзей. Работать на подхвате у профессионалов было не в пример легче, поскольку я всегда в деталях знал, что от меня требуется. Порой такая опека сильно раздражала, однако лишившись ее, я вдруг понял, как же хорошо жилось мне, когда организационные вопросы решались кем-то другим.

Экзамены на самостоятельность и гибкость мышления я провалил. Для организации своего дела у меня элементарно недоставало мозгов. Правда, кое-какие нужные знакомства в Европе у меня уже были, так что когда в один прекрасный день мне стало нечем платить за жилье, пришлось воспользоваться этими связями в поисках подходящей работенки.

Работенка для такого, как я, конечно же, отыскалась, причем довольно прибыльная, но делать ее пришлось почти без подготовки и — что было совершенно для меня диким — бежать чуть ли не через пол-Европы с полицейскими на хвосте. Подобные методы работы были для меня нехарактерны, но, скрипя зубами, я смирился с новыми условиями труда. А также с тем, что после той знаменательной погони Арнольд Шульц перестал считаться добропорядочным гражданином.