Клетка для простака

В то время, когда психоанализ в Англии был почти неизвестен, он избрал его своей профессией и заработал целую кучу денег. Он не бездельничал даже в нынешнем плачевном состоянии: составлял кроссворды, изобретал игры, такие сложные, что в них никто не мог играть, и разрабатывал чистые, с медицинской точки зрения, способы убийства людей. Сунув костыль под мышку здоровой руки или сидя в инвалидном кресле, он довольно свободно передвигался. Но кости должны были окончательно срастись только через месяц, а тем временем гипсовый кокон причинял ему страшную боль и служил постоянным источником раздражения. Итак, он выбрал твердую линию.

— Послушайте, — сказал он. — Не сочтите меня неблагодарным…

— Здесь дело не в благодарности, — перебил высокий человек с тяжелой челюстью, сидевший напротив письменного стола. — Я просто передал вам некоторые сведения. Сожалею, если напрасно отнял у вас время.

— Погодите, погодите, погодите! Давайте говорить начистоту. Фрэнка видели в компании пьяных юнцов, которые наверняка угодят в какую-нибудь передрягу… Поскольку сэр Герберт Армстронг мой друг, то он посылает опытного суперинтендента предупредить меня. Прекрасно. Это знак уважения, и я ценю его. Но чтобы Фрэнк попал в неприятность… дудки!

Хедли с любопытством посмотрел на своего собеседника:

— Полагаю, вам известно все, что он делает?

— Говоря между нами, меня ничуть не интересует, что он делает, если в обществе мальчик ведет себя достойно. Я кое-что скажу вам. У этого мальчика есть характер.

— Очевидно.

— У этого мальчика… есть характер, — повторил Ник, слегка откидываясь в кресле, чтобы посмотреть на реакцию гостя, и выразительно кивая при каждом слове.

— Я в этом не сомневаюсь, доктор.

— Сила воли. Весь в меня. Скажу вам еще кое-что. Всего через месяц и три дня он женится на одной из прекраснейших девушек, каких вы когда-либо встречали: на дочери Боба Уайта. И после свадьбы они вместе унаследуют сумму в пятьдесят тысяч фунтов. Пятьдесят тысяч фунтов, — повторил Ник, акцентируя внимание посетителя на неувядающей популярности, которой пользуются банкноты. — Если повезет, то в течение года у них появится первый ребенок. Этому ребенку дадут имя Николас Янг Дорранс. Он будет учиться в хорошей приготовительной и средней школе, затем отправится в Сандхерст или Дартмут; мне все равно куда, но пусть это будет армия или военно-морской флот. Это решено. Фрэнка воспитал старик Джерри Нокс; и заметьте: я не говорю, что мне нравятся все черты его характера, но его сын… этого мальчика воспитаю я. И только я.

Хедли был довольно прямолинеен.

— Не сомневаюсь, — сказал он, — что ребенок будет достоин и вас, и своего будущего отца. Между прочим, какое родство связывает вас с Фрэнком Доррансом?

— С Фрэнком? Никакого родства.

— Но вы постоянно говорите, что он пошел в вас.

— Так оно и есть. Не хочу утомлять вас деталями, — сказал Ник, сияя при мысли о том, что вскоре станет дедом, — но это давняя история. В колледже нас было трое… побратимов, понимаете? Боб Уайт, Джерри Нокс и я.

— И что же?

— Так вот, из нас троих только Боб Уайт имел ребенка, и только он не преуспел в этом мире. Он женился на девушке из Бедфордшира по фамилии Стентон, к которой я сам был когда-то неравнодушен, и у них родилась дочь Бренда. Все мы души в ней не чаяли, но старина Боб так любил прихвастнуть, что мы никогда не знали, как у него дела: он лгал направо и налево, будто у него все в порядке, и мы считали его маленьким Рокфеллером. Видите ли, он почти постоянно жил за границей.

Да будет мне позволено сказать, что мои дела процветали. Джерри Ноксу необыкновенно везло на сделках в Сити. Он усыновил своего племянника — Фрэнка. Заметьте, я говорю это к чести Джерри: он все делал для мальчика и добился, я бы сказал, неплохих результатов. Но и я во многом ему помогал. Так вот, однажды мы услышали — и для нас это было как гром с ясного неба, — что Боб Уайт окончательно промотался и застрелился в Нью-Йорке, а его вдова и маленькая дочь живут предположительно в Борнмуте. Там я и разыскал их. Надо сказать, я чувствовал себя преотвратно. Нелли настолько спилась, что долго ей было не протянуть. Так и вышло. Девочку я, разумеется, взял к себе.

Было уже слишком поздно, чтобы хоть как-то сформировать ее характер; мне не повезло. Это случилось всего пять лет назад. Я обнаружил, что ей не хватает элементарного школьного образования. Почти на четыре года я поместил ее в лучшую школу Англии, там она безумно страдала, поскольку была старше всех остальных девочек, — но что я мог поделать? Затем я привез ее сюда. В этом нет ничего предосудительного. — Последние слова Ник произнес почти извиняющимся тоном, хотя Хедли и в голову не приходило усматривать в его действиях что-либо предосудительное. — А тем временем мы с Джерри Ноксом строили планы. Он не меньше моего привязался к Бренде, и у него возникла идея женить на ней Фрэнка.

Надеюсь, он сейчас пьет пиво в Валгалле, — присовокупил Ник, — он всегда любил пиво. Во время этого последнего ноябрьского дела — вы его помните? — он простудился и, когда у него до предела поднялась температура, изменил свое завещание. Он по-прежнему оставлял все свои деньги Фрэнку и Бренде, но теперь лишь при том условии, что они поженятся. Адвокат сказал, что составить такое завещание мог только полоумный, но меня оно тронуло. У меня простая, не чуждая сентиментальности душа, — затемненное стекло в очках Ника блеснуло, — и эта мысль мне понравилась. Джерри был одиноким стариком, и в этом заключалась его беда. За два дня до Рождества он отошел в мир иной. Он хотел включить в завещание пункт, согласно которому первому ребенку надлежало дать его имя, но я этот пункт вычеркнул. Ха-ха-ха!

Во время паузы, последовавшей за этой энергичной речью, жужжание вентилятора стало еще громче. В комнате, в доме и в саду наступила мертвая тишина, которая всегда предшествует началу грозы. Кругом было так тихо, что Хедли показалось, будто он слышит слабые голоса, долетающие с теннисного корта. Небо потемнело. Ник потел под слоями бинтов, хотя физического неудобства они ему теперь почти не доставляли.

Тишину нарушил резкий звук — Хедли чиркнул спичкой.

— Это очень интересно, доктор Янг, — сказал он и раскурил потухшую сигару. — Извините, но у меня есть основание задать вам еще один вопрос.

— Вопрос? Какой вопрос?

— Что думают об этом условии ваши молодые люди? Они, считают его справедливым?

— Справедливым? — повторил Ник уже без всякой сентиментальности. — Конечно, они считают его справедливым. Они любят друг друга, во всяком случае, настолько, насколько это необходимо. Что конкретно вы имеете в виду?

— Ничего. Я просто спрашиваю.

— У вас какое-то странное выражение лица, — настаивал Ник, обратив к Хедли зловещее затемненное стекло своих очков. — К чему вы клоните? У вас есть основания считать, что я не прав? — Он задумался. — Есть один молодой человек, некто Роуленд. Хью Роуленд. Если я не ошибаюсь, он строит глазки Бренде. Но я не вижу здесь особой опасности. Хотя, Бог мой, ежели подумать…

— Нет причин для беспокойства, доктор Янг. Роуленд? Роуленд, Роуленд. Постойте, не сын ли это известного адвоката? Роуленд и Гардслив?

— Да, это он, — подозрительным тоном подтвердил Ник. — Что из того?

— Видите ли, сэр, — сухо сказал Хедли, — это не мое дело, но если бы вы столкнулись с ним на профессиональной почве, я не был бы так уверен в успехе. Он очень умный молодой человек.

Ник недоверчиво хмыкнул:

— Молодой Роуленд? Умный? Что за вздор! Умный!

— Что ж, как ни говорите, но он нас побил, — сказал Хедли. — Возможно, вы помните отравительницу миссис Джуел. Несмотря на решение суда, я по-прежнему считаю ее отравительницей. Против нее у нас были почти неопровержимые улики, но ее оправдали. И этим она обязана усилиям Роулендов, старшего и младшего — главным образом младшего.

— Ерунда! — сказал Ник. — Я знаю это дело. Ее вытащил Гордон-Бейтс.

— Да. Обычно все заслуги приписывают выступающему адвокату, Барристеру. Но не следует заблуждаться. Барристер руководствуется изложением дела. А это дело было подготовлено вашим молодым другом; даже патологоанатому пришлось сдаться. Однако! Что произойдет, если либо мисс Уайт, либо мистер Дорранс откажутся вступить в брак согласно завещанию вашего друга?

Ник откинулся на спинку кресла. Голос его теперь звучал почти по-стариковски.