Клетка из костей
Шрифт:
Он дождался, пока уйдет полицейский, и выбрался наружу. Потому что работа не ждет.
О да.
А он ждал — ждал с нетерпением.
Жертва возвращалась к нему. Осталось лишь забрать ее.
Он прошелся вдоль дороги до условленного места. На холме у парка. Под деревом. Никто с ним не заговаривал, никто не смотрел на него. Его не существовало. Равно как и Пола. Но Садовнику было наплевать — ему даже нравилось не существовать.
Он питался энергией незаметности. Энергией людей, игнорировавших его. Он был гораздо сильнее, чем они могли подумать. Он позволял им, снующим мимо, жить лишь потому,
Знали бы они…
Сегодня особенный день. Жертва вернется, начнется церемония. И за будущее Сада можно будет уже не беспокоиться.
Но тут его посетила другая мысль — и сердце в груди стало тяжелее. Он горько вздохнул. Все счастье, вся энергия, которой он наполнился, все это высосала из него одна-единственная мысль.
Совершать обряд жертвоприношения было негде.
Дом загубили. Вместе со всеми инструментами. Клетку… клетку тоже загубили.
Но есть ведь другое место! Он мысленно улыбнулся. Камень упал с души. Есть место еще более священное, чем то. Он никогда прежде не пытался совершать там жертвоприношения, но почему бы не попробовать сейчас? Место же идеальное.
Идеальное.
Когда подъехала машина, он все еще был погружен в раздумья. Водитель надел бейсболку и приподнял воротничок, но он все равно его узнал. Сел рядом.
Мэр выглядел недовольным. Испуганным.
Садовник ничего ему не сказал. Просто дождался, пока тронется машина, и только потом снял капюшон.
Насыщенный глинистый запах успокоил его. Заново зарядил энергией.
Он ощущал, как Мэру становится все страшнее.
Вот и хорошо.
Вот и хорошо…
ГЛАВА 65
Припарковавшись у входа, Фил вошел в больницу, махнул удостоверением у окошка регистратуры и спросил, где находится мальчик с полицейским караулом. На лицемерное шушуканье по поводу его одежды он решил не обращать внимания.
Поблагодарив дежурную, он проследовал по маршруту, который держал в голове, но за последним поворотом, где он ожидал увидеть Анни, его почему-то встретил Гласс.
Фил остановился. У него что-то оборвалось внутри.
— Добрый день, сэр, — сказал он как можно равнодушнее.
Гласс уже собрался было что-то ответить, но так и замер с открытым ртом.
— Что… Что это еще такое?
— Что вы имеете в виду? — с улыбкой уточнил Фил.
Гласс ткнул в него пальцем.
— Это… Твой наряд.
— Вы же сами видите, сэр, — все с тем же равнодушием в голосе сказал Фил.
— Бабочка? Офицер в моем подчинении носит галстук-бабочку?
Гласс растерянно помотал головой.
— Вы же велели мне одеваться элегантнее, сэр. По-моему, твидовый пиджак и бабочка — это весьма элегантно. Сейчас модно так одеваться. Насколько я знаю.
Гласс поджал губы, из которых, казалось, разом отхлынула кровь.
— Ты что, издеваешься надо мной?
— Отнюдь, сэр. На брифингах для прессы будет очень хорошо смотреться. Журналисты придут в восторг.
Лицо Гласса покраснело — таким неприятным оттенком обычно наливаются сердечники непосредственно перед инфарктом. «Ну, лучшего места для инфаркта и не найти», — подумал Фил.
Гласс, даже не пытаюсь улыбнуться, придвинулся к нему вплотную.— Журналисты, значит, в восторге будут, да? Нет, не будут, детектив-инспектор. Не будут. — Он понизил голос до жутковатого шепота. — Потому что ты не попадешь ни в один объектив. И я больше не поручу тебе ни единого дела в своем отделе, понял? Ты отстранен от службы. И приказ подлежит незамедлительному исполнению.
Фил почувствовал, что тоже начинает злиться. Он понимал, что лучше будет сдержаться, но понимал и то, что это невозможно. Нет, Гласс зашел слишком далеко.
— На каком основании?
Гласс наконец улыбнулся, но отнюдь не дружелюбной улыбкой.
— Я думаю, ты и сам понимаешь, на каком основании. Ослушание. Несоблюдение субординации. Профессиональная несостоятельность, халатность. Нарушение процессуальных норм. Для начала сгодится?
Фил сделал шаг навстречу. Гласс отпрянул.
— Ерунда. И вы сами это прекрасно знаете. Мне достаточно позвонить начальнику в Хелмсфорд, он меня знает. Он меня отстоит.
— Да, но ему тоже нужно соблюдать субординацию. Он обязан будет рассмотреть мою жалобу — за ним, знаешь ли, тоже следят. И свой пост ему дороже твоего.
— Значит, все?
— Именно.
Губы Фила расплылись в ядовитой усмешке.
— Значит, поскольку я больше не являюсь сотрудником внутренних органов, я могу сделать вот это…
И он занес кулак для удара.
Гласс даже бровью не повел.
— Я бы на твоем месте хорошенько подумал, прежде чем бить главного инспектора.
— А почему? Вы больше не мой начальник, я этим делом уже не занимаюсь.
— Меня беспокоит исключительно вопрос твоей безопасности, детектив.
— Моей безопасности?
— Да. Если ты меня ударишь, я запросто тебя убью.
Ледяной, невозмутимый взгляд. Сомневаться в серьезности его намерений не приходилось.
— Я читал твое личное дело, Бреннан, и знаю, что у тебя уже бывали такие случаи. Знаю, что ты бил офицеров выше себя по званию, и все сходило тебе с рук. Этот удар — я лично гарантирую — тебе с рук не сойдет. Только тронь меня хоть пальцем — и это будет последний твой поступок в этой жизни.
Фил молча смотрел на него.
Гласс улыбнулся.
— Так-то лучше. А теперь ступай домой. У настоящих полицейских много работы.
Фил вдруг понял, как же нелепо он, должно быть, выглядит с этой бабочкой на шее и с этой слепой яростью внутри. Ему очень хотелось врезать Глассу. Очень.
Гласс рассмеялся.
— Не стоит. Ударишь — ляжешь. И больше не поднимешься.
Из-за угла вышла Анни и остановилась как вкопанная.
— Босс, что… что происходит?
Фил попытался вымолвить хоть слово, но не смог.
— Я только что освободил детектива-инспектора Бреннана от занимаемой должности, — заявил Гласс. — Теперь будете докладывать лично мне, констебль Хэпберн. Вопросы есть?
— Какого черта? Он что, рехнулся? — спросила она у Фила.
— Продолжайте в том же духе и станете следующей, — прошипел Гласс.
Анни попыталась взять себя в руки, и главный инспектор не мог не заметить эту попытку.
— Уведите его, — скомандовал он и ушел. Даже по спине было ясно, насколько он напряжен.