Клеймо дьявола
Шрифт:
Он повернулся и решительным шагом покинул двор.
По дороге домой у него все не выходил из головы этот разговор. Обе женщины явно не являлись «охотницами на ведьм». Кроме того, они изобличили сами себя лгуньями. Каждое слово, каждая фраза, каждый их жест говорил за это. Вопрос был только в том, что они имели с того, что объявили девушку, которую едва знали, ведьмой. Из чистой злобливости? Из удовольствия послать кого-нибудь в камеру пыток? Он не мог этого понять.
И было в его визите еще что-то. Какое-то несоответствие, которое ему никак не удавалось ухватить.
И только поздним вечером, сидя у себя в лаборатории, он внезапно понял, что. Во дворике свидетельниц имелся
И, возможно, эта причина ведет к правде.
ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ
Старик Хольм знавал и лучшие времена. Уж такие славные, рассказывал он каждому, кто готов — а то и не готов — был слушать. В те времена он каждый день ездил на рудник. Забойщиком работал он и получал хорошее жалованье. Жена, дети, свой дом — все у него было. Да, счастливое было времечко! До того самого дня, когда в дренажной штольне в Ахтертале его не придавило обломком породы. С той поры все покатилось под гору.
После такого увечья путь в рудник ему был заказан. На его место заступил другой. А там за одну неделю вся его семья вымерла от лихорадки. Добросердечные соседки жалели его и какое-то время стирали и варили ему. Пока не вызнали, что он стал прикладываться к зелью. Тогда и кончилось их милосердие. Он продал дом, раздал долги да и ушел в лес.
И не так уж плоха оказалась там жизнь. Он построил себе хижину, пробавлялся орехами да ягодами, иногда ловил рыбу. Время от времени в силки даже попадалась мелкая дичь. Вот только пива ему в лесу не хватало. Ох, как он тосковал по нему! Ведь кто однажды предался питию, никогда от него не отстанет.
Жажда выпивки и была той причиной, по которой он каждые пару дней появлялся в Кирхроде и клянчил по трактирам кружку пива у выпивох. А потому как зла он никому не чинил, да к тому же являл собой потешное зрелище, ему зачастую подавали. Чаще всего он подвизался в «Квершлаге» [7] на Гемсвизер-Маркт, потому что там был знакомый хозяин, тоже бывший рудокоп. В знак старой привязанности он иной раз ставил ему кружку.
Вот и вчера вечером тоже. Но пришло время, и Панкрац, хозяин, сказал:
7
Квершлаг (от нем. Querschlag, горн.) — подземная выработка, служащая для перевозки грузов, передвижения людей, стока воды.
— Уже поздно, Хольм. Не пора ли тебе податься к себе в лес? У меня будут неприятности с ночным дозором, если я сейчас не закроюсь. Эй, парни, и вы все давайте по домам!
Недовольно переругиваясь, гуляки потянулись к двери. Только Хольм остался. С упрямством пьяницы он уцепился за стойку и не спешил покидать «Квершлаг».
— Па… Панкрац, — заплетающимся языком клянчил он, — ну еще кружку пива!
— Все-все, хватит.
— Ну, вот ткую, млюсенькую.
— Нет, исчезни.
— Всп… вспомни, я тв… твоей струхе две шк… шкурки ласок пр…пртащил…
Панкрац, по натуре человек незлобливый, упер палец в грудь качающегося Хольма:
— Это было полгода назад, и ты за это уже получил пива в десять раз больше. Как минимум.
— Ну, Панкрац, еще кружчку. Ну, пжалста…
— Ладно, Бога ради, — вздохнул добросердечный Панкрац. — Но это в последний раз за те шкурки, слышишь?
Он пошел к бочке и нацедил кружку с верхом:
— На, держи. Нет, нет, даже и не думай садиться!
Бери с собой. Где ты будешь пить, не мое дело, только поставь потом кружку мне под дверь, да не попадись ночной страже!— Ты ннастъящий друг…
— Ладно, ладно, дуй отсюда.
Легонько подталкивая, Панкрац выставил старого Хольма за дверь.
Неподалеку от «Квершлага» старик заснул прямо сидя, крепко зажав кружку в кулаке и на удивление ровно держа ее, при его-то состоянии. Так он пару часов спустя и проснулся. Сладко зевнув, огляделся; провел языком по зубам и небу, во рту была сушь несусветная. События вчерашнего вечера пришли ему на ум.
Слава богу, кружка, по-прежнему полная, была у него в руке. Изрядный глоток пива пошел на пользу. Горького похмелья как не бывало. Он расслышал шум. Видно, торговцы начали устанавливать свои лотки и палатки.
Еще хороший глоток, и Хольм пораскинул мозгами, что ему делать. Здесь оставаться нельзя. Начальник-то стражи не больно-то церемонился с пьянчужками, болтающимися ночью по улицам.
К себе в лес ему сейчас тоже не дотащиться. И тут его озарила спасительная идея: еще темно, и никто не заметит, если он проспится под какой-нибудь телегой на рыночной площади. Точно! Он, кряхтя, встал на ноги, не выпуская кружку из рук, и поплелся воплощать идею в жизнь. В конце дальнего ряда одна из повозок показалась ему подходящей. Под ней он и приземлился, незамеченный суетящимся торговым людом.
Но, собравшись прилечь, он обнаружил, что под ней уже кто-то спит.
— Подвиньсь-ка, прьятель, — пробормотал он, укладываясь. — Хошь глотнуть? Стрина Хольм, ик, не какая-то тебе жадина. — Он протянул кружку компаньону, но тот не шевельнулся. — Чё, брезгуешь моим, ик, пивком? Ну и Бог с тобой.
Хольм дернул кружку к себе и тут же почувствовал, что под ним сыро.
— Черт побери, ткое славное пивко, — пробормотал он и попытался пригоршней зачерпнуть пролитое пиво, чтобы вернуть его на место, в кружку. С первой попытки не удалось. Он попытался сызнова.
И в один момент старик Хольм стал трезв как стеклышко.
Жидкость была кровью.
Амальгирование — это процесс, ход которого требует множественных стадий. Лапидиус обладал различными образцами горных пород, о которых знал, что они содержат золото и серебро. Искусство заключалось только в том, чтобы высвободить с помощью ртути оба благородных металла, что было легче сказать, чем сделать. При этом количественные соотношения и температура пламени играли большую роль, так ему казалось. И еще он вроде бы установил, что золото и серебро извлекаются из различной руды с разной степенью сложности, и в это утро он еще раз посокрушался, что хотя у него и были весы для определение массы, а вот прибора для установления нужной температуры плавления не было. Само собой разумеется, алхимия давала способ определения температуры тела при лихорадке, температуры навоза и тепла, необходимого для вылупления яиц, а также градуса полуденного зноя, жара в очаге и золы, однако все это достаточно приблизительно.
В ход его мыслей вторглась Марта со своим извечным вопросом, не хочет ли он поесть.
— Что? Нет, спасибо. Пока не хочу. Фрея еще спит?
— Поди да, хозяин. Дак я поставлю вам тамось тарелочку каши, коды захотите и откушаете. — И прежде чем он успел воспротивиться, она уже приблизилась и сунула тарелку между колбами и тиглями. — Ой, скусна!
Она повернулась, чтобы снова отправиться к своим горшкам, и тут это случилось. Ее широкий зад задел небольшой аламбик. Стеклянный сосуд соскользнул по краю стола, упал на пол и разлетелся на тысячу мелких кусочков. С шипением наружу вырвался газ.