Клеймо дьявола

Руки в мозолях и трещинах — рабочие руки. Ногти обломанные и неухоженные, под них набилась грязь, однако — как Лапидиус с удивлением отметил — никаких кусочков кожи, которые обязательно должны бы присутствовать, когда женщина, царапаясь, отбивается от насильника.

С трудом он перевернул тело на живот, чтобы обследовать спину. И тут же ему бросилось в глаза нечто странное: круглые красноватые утолщения разной величины. Гематомы. Они образовывали некий рисунок, напоминавший пятерку на игральной кости. Выглядели бугры отвратительно, но не они привели к летальному исходу.

Лапидиус снова уложил женщину на спину, прикрыл ее наготу и выпрямился. В первый раз он взглянул в лицо незнакомки. Оно было умиротворенно и юно, и было красиво, невзирая на всю кровь. За приоткрытыми губами поблескивали белые зубы. Он приподнял веко и установил, что мертвая имела голубые глаза. Еще раз его взгляд проследовал ко рту, и вдруг, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, он раздвинул челюсти трупа и сунул нос в ротовую полость. Он даже закрыл глаза, чтобы лучше сконцентрироваться, и трижды глубоко втянул в себя воздух. Наконец, он был уверен, что почувствовал вполне определенный запах — запах белены. Он привел челюсти в порядок. И внезапно по его спине побежали мурашки — он вспомнил, что в народе это растение имеет и другое название: чертов глаз.

Лапидиус стоял перед свежевырытой могилой, и его внутреннему взору предстали бренные останки умершей. Молодая женщина была убита. Ей было самое большее около двадцати. Красавица. Женщина, у которой еще вся жизнь была впереди, и, возможно, где-то кто-то ждал ее. Его охватила печаль. Скажет ли пастор хоть несколько слов над гробом? Ведь никто не знал, была ли незнакомка правоверной католичкой или уже присоединилась к новому учению доктора Мартина Лютера. Некоторые священники не давали благословения, если человек молился неправильно. Лапидиус, который категорически воздерживался от всяких споров по поводу веры, мог лишь надеяться, что у здешнего пастора доброе сердце. Пусть даже в этом случае речь шла о погребении неимущей, и не было родственников, которые могли бы сунуть пастору талер-другой за труды.

Лапидиус обратился к могильщику, который чуть поодаль очищал от земли лопату:

— Скажи-ка, Кротт, а ты был здесь, когда привезли мертвую?

Кротт учтиво выступил на шаг вперед:

— А как ж, господин, как расть был туточки, я ее и свез.

— Ага. — Лапидиус постарался представить себе ситуацию. — Ты привез на той повозке, под которой ее утром нашел… э как его?

— Хольм, господин. Старина Хольм на ё и наткнулси.

— Хольм, да. Начальник стражи называл это имя. Так что, это была та повозка, под которой Хольм ее нашел?

— Не-е, господин, моя была телега-ат. А друга, так той Зеклер. Аль не ведали?

Лапидиус насторожился, но постарался не подать виду. Итак, повозка, под которой обнаружилось тело, принадлежала Фрее.

Почему Крабиль ему об этом не сказал? А ведь он, Лапидиус, еще недавно расспрашивал его, нет ли чего нового по делу!

— И где теперь та повозка?

— Почем мне знать. Можа, ище тама.

— Ну, хорошо. — Лапидиусу пришла в голову другая мысль. — A rigor mortis [8] уже вступил в действие, когда ты поднимал тело на телегу?

8

Rigor mortis (лат.) — трупное окоченение.

— Чё? Ри… не-е, господин, — Кротт глянул со смущением и любопытством, — ничё такова не было.

— Ясно, — Лапидиус выругал себя за непонятное выражение. — А труп уже начал коченеть?

— Ище как, господин. Она была прям как доска, коды подымал. Дак ничё, управился. Токо вот с головой была беда, того гляди отпадет.

— Да, женщина была убита.

— Угу, господин, — Кротт боязливо покивал.

— А ты знаешь, кто это мог сделать?

— Не-е, господин, хошь побожусь, не-е.

— Спасибо. — Другого ответа Лапидиус и не ожидал. — Ты мне очень помог.

— Дак чё не подмогнуть, господин, дай вам Бог!

Лапидиус, не теряя времени, направился в сторону Гемсвизер-Маркт. Бургомистр Штальманн, помнится, сказал, что в городе волнения, чуть ли не беспорядки, но ничего такого Лапидиус не заметил. Разве что торчащие кое-где у домов бабы при виде его начинали шушукаться и указывать пальцем, а в остальном все было как всегда.

Крабиля в помещении вахты не было. Ладно, потрясет начальника стражи в следующий раз. Он охватил взглядом площадь. Там, шагах в тридцати у каменной постройки, стоял прежде фургончик Фреи. Теперь его на месте не было.

Лапидиус поспешил к этому месту и осмотрел его. Ему в глаза бросились черные пятна в щелях между брусчаткой. Без сомнения, просочившаяся кровь. Здесь лежал труп. Он разогнулся и обследовал мостовую поблизости. На отдалении в пару футов обнаружилось еще пятно, за ним — третье. След вел к Шелленгассе. И, вероятно, дальше, за городскую стену. Вывод следовал только один: труп привезли из-за города на повозке Фреи Зеклер, скорее всего ночью, и оставили ее на рыночной площади, а труп бросили под телегу. Но зачем? Может быть, злоумышленники хотели его спрятать, но кто-то им помешал? А может быть, совсем наоборот, чтобы его нашли?

Лапидиус оставил свои домыслы. Это не имело смысла. Но уже через пару секунд мысли начали новый кругооборот. Где сейчас повозка? Может, ее потом отогнал тот, кто привез труп? А может, городские власти прибрали в надежное место?

Ломая себе голову над неразрешимыми вопросами, Лапидиус направил стопы в сторону Бёттгергассе. Кто мог быть таким безжалостным убийцей? Или их было несколько? Ему на ум пришли виденные гематомы, и он попытался себе объяснить их происхождение. Кровоподтеки, это знает всякий, появляются от сильного надавливания или удара. Здесь, скорее всего, первое, потому что на коже повреждений нет. Что могло с такой силой впиться в тело неизвестной? Когда над ней насильничали, возможно, прижали к земле. Да, возможно. Но что это за земля такая, на которой торчат такие выступы? И в таком порядке расположения? Лапидиус понял, что и в этом направлении он далеко не продвинется.

Смертельная рана. Что у нас с этим разрезом, повлекшим за собой смерть? Когда он был нанесен, до или после изнасилования? Наверняка после, чтобы обесчещенная не могла потом рассказать. Хотя… может, и до. Лапидиус уже не раз слышал о мужчинах, для которых высшим удовольствием было сношение с трупом. Так до или после? И здесь тупик.

А что с беленой? Возможно, она была компонентом дурманящего напитка, который лишал жертву воли? Лапидиус дал отбой. Идея была слишком умозрительной.

Во всяком случае, сказал он себе, это смерть с одной-единственной ярко выраженной отличительной чертой: буквы «F» и «S», вырезанные на лбу. Кто-то хотел подставить Фрею Зеклер — в этом он был уверен. То, что труп привезли на ее фургончике, еще больше укрепляло его предположение. Да, кто-то желал ее устранить, целенаправленно и коварно. Точно так же, как ранее пытался оклеветать перед судом.

Но вот кто этот «кто-то»?

Аугуста Кёхлин и Мария Друсвайлер обвинили Фрею в колдовстве и при этом врали без зазрения совести. Может, они убийцы? Ведь это они купили у Фреи белену, а от трупа исходил этот запах… запах «чертова глаза»… Нет, это абсурд. Женщины не насилуют женщин. И у них нет спермы. То есть должен быть мужчина.

Дойдя до этого пункта, Лапидиус испытал удовлетворение: по крайней мере, теперь ясно, что свидетельницы были связаны с убийцей. С одним или несколькими. Которые держались в тени. Изверги. Мясники. Нелюдь, которую следовало найти. Но чувство удовлетворения быстро уступило место разочарованию, поскольку он вынужден был признать, что со своими изысканиями не продвинулся ни на йоту.