Клеймо дьявола
Шрифт:
— Жажды разрушения? Сомневаюсь. Кто хочет испортить образ, идет до конца. Обливает его кислотой или поджигает. Нет-нет, думаю, дело в другом.
— Тогда, может быть, жажда мести? Возможно, преступник чувствует какую-то связь с «Filii Satani» и поэтому хочет смерти «Angelus Gabrielus»?
Фирбуш засопел.
— Месть? Кто посмеет мстить ангелу? Известно, что таковой грешит перед Господом. Боже милостивый, только сам дьявол в человечьем обличье способен на такое!
— Или человек, возомнивший себя дьяволом, — задумчиво ответил Лапидиус.
Ему
Лицо Фирбуша приняло свой изначальный цвет.
— Чтобы у негодяев, которые это сделали, руки отвалились! И дай Бог, чтобы их скорее поймали. Однако на способности нынешнего начальника стражи надежды мало. В свое время он осмотрел триптих, но с тех пор так ничего и не предпринял.
— Вы говорите о Крабиле?
— Именно о нем.
Лапидиус сидел у атанора и растирал застывшие ноги и руки. По дороге от церкви Святого Габриеля он попал под страшный град — ничего необычного в это время года, однако очень неприятно, когда ты легко одет, а голый череп защищен одной шелковой шапочкой. Огромные, с крупный горох, градины просыпались на него с неба, и уже через минуту он был насквозь вымокшим и продрогшим. Придя домой, он первым делом послал Марту, прибиравшую в лаборатории, за сухой одеждой, а сам разоблачился донага.
Жар печи согревал. Всю жизнь он плохо переносил холод, а после лечения сифилиса у Конрадуса Магнуса стал еще более восприимчивым. Что-то все-таки в организме осталось после той заразы. Он наклонился, чтобы проверить, не высохла ли шапочка, которую он натянул на колбу и поставил возле огня. Результат его удовлетворил. Лапидиус снова надел привычный головной убор и сразу почувствовал себя лучше.
— Фрея! — крикнул он в слуховое отверстие. — Ты меня слышишь?
— Да, — послышался из глубины приглушенный голос.
— Нам надо будет поговорить.
Фрея молчала. Вместо ответа в дверь постучали. Должно быть, вернулась служанка. Стоп! Сейчас она войдет и увидит его в чем мать родила! Одним прыжком Лапидиус подскочил к двери и встал за ней, приоткрыв на узкую щелочку.
— Спасибо, Марта. Просунь мне одежду в щель.
— Угу, хозяин, а как…
— Все в порядке. Спасибо.
Он мягко, но решительно снова прикрыл дверь. Марта пробормотала что-то нечленораздельное, а потом удалилась, шаркая ногами. Вздохнув с облегчением, Лапидиус облачился в свежее, пахнущее натроновым мылом белье, натянул штаны и рубашку с кружевами, а поверх надел камзол с бесчисленными пуговицами. Снова почувствовав себя человеком, он сначала проверил, как топится атанор, нашел, что жар достаточен, и вслед за этим поднялся по лестнице в чердачный этаж.
В открытую дверцу лицо Фреи казалось серым и сморщенным. Два дня назад она жаловалась на раны во рту, и теперь Лапидиус видел, что этот недуг принял еще большие формы. Язвы виднелись даже на внутренней стороне губ, отвратительные и опасные.
Он
заставил себя не обращать на них внимания, пододвинул сундук и сел:— Это я. Марта давала тебе пить?
— Да. У меня все болит.
— Я скажу, чтобы она сделала тебе отвар. Тертая ивовая кора утишит твою боль. Старое домашнее средство.
— Мне бы лучше из той бутылочки.
— Коричневой? С лауданумом? Нет, нельзя. Такие средства применяют только в крайнем случае. Чем чаще его давать пациенту, тем быстрее организм привыкает, и тем больше его приходится давать, чтобы добиться того же действия.
— Да.
— Ты и так справишься. Скажи, ты не знаешь, как свидетельницы Кёхлин и Друсвайлер недавно враз разбогатели?
— Нет.
— Кто мог дать им денег?
— Не знаю.
— В самом деле не знаешь?
— Нет. — Ее голос звучал измученно.
— Ну ладно. — Лапидиус увидел, что так он тоже далеко не продвинется. Клеветницы в любом направлении подстраивали ему тупик. Но ведь у него есть новая ниточка: Filii Satani! — Ты слыхала что-нибудь о «сынах дьявола»?
— Что? — Фрея, видимо, задремала.
— Извини, но это важно. «Сыны дьявола» — ты слышала, чтобы кто-нибудь так себя называл?
— Нет. — Она хоть и проснулась, но головы к нему не поворачивала, так что он не видел ее лица.
— Пожалуйста, подумай хорошенько. Это очень важно. Ты знаешь кого-нибудь с таким прозвищем?
— Нет.
— А Filii Satani? Может быть, так?
— Нет.
В это верилось с трудом. Если буквы «FS» на лбу Гунды Лёбезам могли означать равным образом и Фрея Зеклер и Filii Satani, то просто должна быть какая-то связь. Почему же Фрея ничего об этом не знает?
— Можешь ты, по крайней мере, вспомнить что-то необычное за последнее время? Что-то непривычное, не как всегда. Событие, встречу или еще что?
Фрея молчала. Лапидиус начал сердиться. У него складывалось такое впечатление, словно его проблемы — на самом деле, ее проблемы — были ей полностью безразличны.
— Раз не хочешь говорить, пойду вниз за бульоном.
— Там были глаза.
Лапидиус, уже стоя на одной ноге к лестнице, снова сел.
— Что?
— Пара глаз. — Она повернула к нему голову. — Странные глаза. Такие… застывшие. И голос с руками.
— Ты говоришь загадками. Что за глаза, какой голос, какие руки?
— Больше я ничего не знаю.
— Нет?
— Нет.
Лапидиус уж было приготовился списать это на лихорадочные видения больной, как вдруг снова возникло это чувство — чувство, что в дом вошло зло. Он решил попытаться еще раз:
— Но ты должна знать больше! Какого цвета были эти глаза?
— Не знаю. Никакого.
— Глаза обычно на лице. Как выглядело лицо?
— Его не было. Только глаза и голос с руками.
Лапидиус попробовал зайти с другой стороны:
— А что говорил голос? Что делали руки?
— Не знаю. Голос был… ласковый. И жесткий. Да, таким он был.
— А руки? Это мужские руки?
— Думаю, да.
— Как это «думаешь»? Их же видно!
— Нет… там было темно.
— Хорошо, значит, там было темно, — Лапидиус ухватил нить. — Это говорит о том, что была ночь, когда ты встретилась с этими глазами, голосом и руками? А где произошла эта встреча?