Клеймо сводного брата

Там, где я столько времени о ней мечтал. А теперь нет больше в этой спальне фантазиям. Только реальность. Прекрасная, сексуальная, всхлипывающая, когда с губ на шею кочую. Запах дурманящий слизываю. Пальцами под рубашку пробираюсь и слушаю пряное:

— Герман, Герман. Я так ненавидела тебя, но еще больше увидеть хотела. Обнять.

— Сейчас, сейчас, Малыш. Скоро обнимешь, — шепчу в грудь, которую стремительно оголяю и соска касаюсь языком. И торкает не по-детски так, все тело прошибает током.

И Соня выгибается, ногами плотнее обхватывает. Сама. Сама. И пусть щеки еще от ударов горят, в паху жар гораздо сильнее. И потушить его можно, только сняв эти чертовы джинсы.

Быстро справляюсь с пуговицей, молнией, стараюсь не отрываться от груди, слушая приятные, вибрирующие стоны.

Рывками сдергиваю штаны, свои снимаю следом. И дорожку поцелуев по телу вниз веду, уже чувствую, как запах сладости терпкой, что между ног вытекает, становится острее. Пальцами мокрые трусики нахожу.

— Господи, Герман. Там все так горит.

— Ты бы знала, как у меня пылает, — говорю Малышке, которая сама себя за дерзкие соски пощипывает, ноги шире для меня раздвигает.

Вскрикивает, когда через трусы промежности касаюсь.

Глаза тут же от удовольствия сами прикрываются, и я начинаю активнее лизать ткань, уже чувствуя, как Соню штормит.

— Герман… А ты… – прекрасно знаю, чего ей хочется, но все равно спрашиваю.

— Да, да?

— А ты можешь снять их? Мне кажется, они тебе мешают, — рвано шепчет она и хорошо, что не видит плотоядной улыбки, потому что испугалась бы и убежала.

Пальцем подцепляю ткань, тяну так, что она врезается в нежную кожу. Оставляет красную полосу и с треском рвется.

— Вот так? — шепчу прям в дырку, что скоро буду отчаянно долбить.

Очень скоро, а пока пусть отдохнет.

— Так, так, — вскрикивает она, когда языком клитора касаюсь и принимаюсь давить и вылизывать. Именно там, где нужно, именно так, чтобы все ее тело задрожало, выгнулось, а она сама кричать начала.

Такая возбужденная, что заставить ее кончить оказалось делом пары мгновений. И я пил ее сладко-соленный сок, и впитывал дранные стоны. А потом поднялся на коленях.

— Соня… – шепнул, стягивая последний барьер в виде боксеров, чтобы увидела то, с чем ей предстоит столкнуться.

Она все еще часто дыша, широко раскрыла глаза и, кажется, сглотнула, что не могло не почесать моего чувства собственного достоинства, а заем совсем его подняла до небес словами:

— Как он во мне поместится?

Раздвигаю ей ноги с ухмылкой, и член к пульсирующим губкам, направляя… Глажу головкой, чувствую, как смазка ее течет.

— Он создан специально для твой киски. Ты веришь мне?

Она чуть поднимется на локтях, ее очень интересует процесс вторжения? И я ей показываю, как легко, пусть и тесно, член внутрь попадает, до середины входит, немного назад и снова внутрь. Уже до конца.

— Видишь?

— Чувствую, — отвечает она и на подушки падает, а я ноги шире раздвигаю, держу лодыжки и темп неспешный задаю. Но внутри такая буря, такой шторм, что мой корабль начинает по волнам плыть быстрее. Так быстро, что Сонечка уже в голос стонать начинает. Простынь пальчиками собирает. Голову выгибает и по подушке волосы свои русые раскидывает. Именно так, как мечтал. Именно так, как фантазировал каждый проклятый день с нашей первой встречи.

— О, бля, как же тесно, – сдавлено мычу, насаживая узкую на себя дырку. Натягиваю. Жжение в пояснице ощущаю. Такого кайфа не было в прошлый раз. Там все быстро, в спешке, а сегодня можно помедлить. Наблюдать, как на каждый толчок сотрясается идеальной формы грудь, как стон срывается с искусанных зубками губ, как капелька пота стекает по виску.

И яйца уже от переполненности ноют. Хочется не просто толкаться, а вдалбливаться так, чтобы навсегда всадить в эту головку мысль, что ей от меня больше никуда не деться.

Обхватываю тонкую талию пальцами одной руки, другой грудь сжимаю и требую хрипло:

— На меня смотри, Соня. Смотри, кто тебя трахает.

Она порочно улыбается, распахивает ресницы и губами почти беззвучно произносит:

— Герман. Конечно, Герман.

И от этого невинного голоса, от того, как льется с губ мое имя, крыша едет окончательно.

Возбуждение, дремлющее, встает на дыбы, и теперь малышке останется только терпеть, с какой скоростью буду ее трахать.

Снова и снова. Вбиваться. Вторгаться. Долбиться. Хрипеть: «Моя». Рычать, как все чаще и чаще толкаюсь членом, пока все резче скольжу внутри. Отпечатывая каждую вену на влагалище, заставляя принять «нас». Единое целое.

И кончить вместе со мной, как только тело, выгнувшееся конвульсивно, не расслабиться.

Сперма брызгает ей на живот и грудь, и я поднимаю обессиленное тело. Несу в ванную, а там обмываю и спинкой к себе поворачиваю. Попку яблочком глажу и пальчиками между булочек забираюсь. Стискиваю зубы от мысли насколько там тесно.

— Герман, — елозит она, и я ниже пальцами веду, складочки влажные раздвигаю. Шепчу в ухо:

— Ножки раздвинь пошире. Есть одно место, где недостаточно чисто. Теперь прогнись немного. Умница. Теперь попкой потряси.

— Герман! – охает он и хочет встать, но я не даю. Давлю на поясницу и член к розовой дырке подставляю.

Как мне нравится эта ее покорность в сочетании с невинностью. Прелесть в том, что она не сможет покориться никому другому.

Прелесть в том, что такой она будет только для меня.

Насаживаю малышку на хер, слышу вздох и начинаю активно двигаться, разбрызгивая воду на каждый удар тела. Влажно. Грязно. Именно так, как мечтал…

Глава 18.

*** София ***

Эта была лучшая ночь в моей жизни. Я никогда не думала, что секс может быть таким… Таким… Таким нереальным. Фантастическим. Волшебным.

Никогда даже мысли не могло возникнуть, что, лишая себя этого процесса, я что-то теряю. Даже после изнасилования Германом.

Я только страдала. От чувства вины. От желания все забыть. Но сегодня…

Каждое движение. Каждый миг. Каждый стон был правильным. Таким, как нужно. И чувствуя себя наполненной членом до отказа, я понимала, что Герман давно и прочно поставил на мне клеймо.