Клеймо
Шрифт:
Ведия, казалось, заснула в моих объятиях. Вдруг она встрепенулась:
– Слышишь? Во дворе чьи-то шаги.
– Не бойся, никого там нет. Тебе почудилось.
Мы прислушались, потом, крадучись, подошли к окну. Ведия не ошиблась: во дворе, между воротами и домом, был слышен шум шагов.
– Перейдём в другую комнату, - прошептала Ведия. Мы тихонько прошли через полуоткрытую стеклянную дверь в кабинет Джемиля Керим-бея. Угловое окно, выходившее на улицу, на наше счастье, было открыто. Через щели опущенных жалюзи мы стали смотреть наружу.
В одной из комнат
– Стой у чёрного входа!
– приказал садовник кому-то, скрытому темнотой.
Двое подошли к окну, у которого мы затаились, и теперь нам хорошо был слышен их разговор.
– Он шёл оттуда, - садовник показал рукой в сторону миндальных деревьев.
– Я разглядел только одного. Может, с ним ещё был кто. Потом шмыгнул в садовую калитку и пропал.
Около садовника стоял повар с виллы, принадлежавшей отставному генералу. Наверное, наш садовник уже успел оповестить всех соседей.
Наблюдая за дверью, которая выходила в сад, они продолжали тихо переговариваться:
– Ты хозяйку предупредил?
– Нет, нет. Обождём полицию. С минуты на минуту должны прибыть. У чёрного входа караулит Зейнель. А ты давай встань вон у того угла. Чтобы не перелезли через стену.
Руки Ведии, крепко обнимавшие меня за шею, похолодели, стали слабеть, - она теряла сознание. Я поднял её, на руках отнёс в другую комнату и уложил на тахту.
Я чувствовал себя совершенно спокойным, голова была ясна, - опасность только заставила меня собрать все свои силы и волю воедино. Я готов был к борьбе.
Путь к отступлению отрезан. Бежать бессмысленно, через несколько минут меня всё равно поймают. Но о себе я не думал. Главное: во что бы то ни стало спасти её!
Я вспомнил старую легенду об Исмаиле. Конечно, будь тут река, я, не задумываясь, бросился бы в воду.
На тахте Ведия билась в нервном припадке.
– Ради Бога, Ведия, оставь меня одного. Иди к себе наверх, закройся в комнате! Торопись, они сейчас придут.
Она не слышала и не отвечала мне, тело её сотрясалось от приглушённых рыданий.
Я стал растирать кисти её рук, приподнял её лёгкое тело и усадил, пытаясь привести в чувство; потом чуть ли не силой вывел на лестничную площадку.
– Ступай! Оставь меня одного!
– умолял я.
Она немного пришла в себя, опустилась на ступеньку лестницы и спросила:
– Что будет с тобой, Иффет?
– Попытаюсь убежать. Не выйдет, - ну что ж, пускай арестовывают.
– Мы пропали!
– Нет! Они найдут меня одного. Почему я оказался здесь, зачем пришёл, этого они никогда не узнают.
– Всё равно мы пропали!.
– Я спасу тебя, Ведия! Я выдам себя за вора, за обыкновенного воришку. Да, да, скажу, что залез в дом, чтобы украсть.
Слова эти непроизвольно сорвались у меня с губ, и тут меня осенило: "Конечно, выход найден! Я выдам себя за вора. Разве это не геройский поступок?!"
Я едва не плакал от радости и волнения. Осыпая
поцелуями руки и лицо Ведии, я стал её умолять, чтобы она согласилась принять мою жертву.Её первым естественным чувством было возмущение, она даже слушать не хотела о таком позоре.
Но я уже решился. Я говорил спокойно и уверенно:
– Ну хорошо, а если они узнают правду, ты думаешь, это будет меньшим позором? Любить чужую жену, отнять её у человека, который кормит тебя, - неужели это лучше, чем украсть какие-то жалкие гроши?
На улице послышались полицейские свистки, и это сломило последнее сопротивление Ведии. Ещё раз я поцеловал влажные от слёз глаза моей любимой, потом оттолкнул её от себя и вернулся в кабинет Джемиля Керим-бея.
Нужно ещё приготовиться к встрече с полицией. В секретере Джемиля Керим-бея должны быть большие деньги. Каминными щипцами я взломал ящики, пошарил среди бумаг, рассовал по карманам попавшие мне под руку банкноты, облигации и в последний момент прихватил заодно неисправные золотые часы. Послышался сильный стук в дверь, стёкла окон во всём доме задрожали.
Я решил сам открыть дверь и сдаться на милость полиции. Но на той самой лестничной площадке, где я только что простился с Ведией, силы оставили меня. Я опустился на ступеньку и закрыл лицо руками.
Глава двадцать четвёртая
Я провёл в доме предварительного заключения два дня и две ночи. На третий день, под вечер, Джеляль добился, чтобы меня выпустили под залог.
Джеляль ни за что не хотел оставлять меня этой ночью одного и затащил к себе домой чуть не силой. От усталости, от всех потрясений я чувствовал себя совершенно больным. Мой друг уложил меня в своей комнате.
– Постарайся, Иффет, сразу же уснуть. Завтра утром обо всём подробно поговорим.
Джеляль поставил на ночном столике рядом с кроватью свечу в подсвечнике и хотел, было, уйти, но я его задержал.
– И как у тебя, Джеляль, хватило смелости привести меня домой? А вдруг я тебя ограблю и убегу?
– спросил я.
Джеляль подошёл ко мне.
– Ты, Иффет, видно, за дурака меня считаешь? Думаешь, я так же глуп, как судебный следователь?
Я опешил:
– Что ты хочешь сказать?
– Лучше оставим сейчас этот разговор. Спи. Завтра я надеру тебе уши.
Он направился к двери, но я схватил его за руку,
– Если ты хочешь, чтоб я и эту ночь провёл без сна, можешь, конечно, идти.
Волей-неволей ему пришлось вернуться, он пристально посмотрел мне в глаза и медленно произнёс:
– Ты сделал ужасную глупость, Иффет. Очертя голову бросился в огонь. Когда я узнал об этой истории, я сразу понял, в чём дело. Вчера я был у судебного следователя, видел твои показания и ещё больше убедился в своей правоте. Ни один порядочный вор не станет себя так вести: бить в грудь, требуя, чтобы его признали виновным. Да и будь у меня малейшее сомнение, оно бы сразу рассеялось, лишь только я, тебя увидел. Я знал, что ты наивен, как ребёнок, но никак не думал, что уж до такой степени.