Клиент Пуаро

Лола прекрасно поняла, откуда ветер дует, то есть откуда Ленька нахватался таких слов, ясно от кого – от какой-то там образованной эрмитажной швабры. Но об этом они с компаньоном потом поговорят, а сейчас ужасно хочется взглянуть на картину. Она отошла в сторону и села на диван, решив не мешать Маркизу – все же это был его проект, его идея. Она отговаривала Леню, мотивируя свои опасения сложностью ситуации. И, как оказалось, была не права. Леня Маркиз – мошенник экстра-класса, виртуоз своего дела, как обычно, оказался на высоте. Он умница, Лола ужасно довольна, что у нее такой компаньон.

– Сиенская школа! – вещал Маркиз и развернул наконец плотную упаковочную бумагу.

Лола, с интересом за ним наблюдавшая, не сразу заметила метаморфозу, случившуюся с его лицом. Сначала Маркиз встал на месте с разведенными руками, потом глаза его выкатились из орбит, а рот сам собой раскрылся, после чего оживленная улыбка сползла с его лица, и оно приняло жалкое, растерянное выражение. Губы его задрожали, как у ребенка, которому вместо настоящей шоколадной конфеты подсунули свернутый фантик. Умирая от любопытства, Лола подкралась к Маркизу и заглянула через плечо. В руках у него была какая-то гладкая деревяшка. Леня разжал руки, и деревяшка со стуком упала на стол. Гладкая, простого дерева, размером примерно двадцать на тридцать. Ощутив что-то знакомое, Лола взяла дощечку в руки и перевернула. На той стороне оказалась картинка – полосатый кот в кокетливом передничке с рюшечками закатывает в банку живую мышь. Мышь послушно сидела в банке, но выглядела грустной, кот же казался очень хозяйственным.

Глядя на картинку, Лола наконец поняла, что в руках у нее была обычная разделочная доска. Она аккуратно положила ее на стол и отошла подальше от Маркиза, по-прежнему стоявшего столбом.

– Симоне Мартини? – спросила Лола сдавленным голосом. – Сиенская школа? Мадонна с нежным взглядом?

В этом месте она не выдержала и рухнула на диван, сотрясаясь от хохота.

– Ой, – визжала она, – ой, не могу! Мадонна… ой!

Приступы хохота сотрясали ее, от смеха она не могла дышать, слезы текли ручьем. Маркиз, как бы не веря себе, поднес доску к глазам, потом помотал головой, как будто отмахиваясь от надоедливой мухи. Это еще больше подстегнуло Лолу. Она снова зашлась в приступе неудержимого хохота. Попугай, привлеченный странными звуками, вспорхнул в воздух и делал теперь круги над столом, как самолет, которому не дают посадки. Пу И под шумок в восторге раздирал под столом оберточную бумагу. Кот Аскольд спокойно сидел в кресле, но глаза его наблюдали за происходящим с неподдельным интересом.

Лола сползла с дивана на пол, потому что не в силах была даже сидеть.

– О! – стонала она. – О! Не могу больше, не могу… мне плохо… О-о!

– Да хватит тебе! – закричал наконец пришедший в себя Леня. – Что ты орешь при раскрытых окнах? Подумают, что мы сексом среди бела дня занимаемся!

– Пусть думают, что хотят! – Лола едва отдышалась. – Мне наплевать! Симоне Мартини… Ох!

Отсмеявшись наконец, Лола встала с пола и уселась на диван. Дойти до ванной, чтобы умыться, она была не в состоянии.

– Ай да Вера! – начала она, улыбаясь. – Ай да Зайценогова! Провела тебя, Ленечка, как последнего лоха!

Леня еще раз взял в руки доску, поглядел на нее, повертел в руках, хмыкнул при виде кота в передничке и положил доску на стол.

– Это не Вера, – сказал он, глядя на Лолу очень светлыми глазами. – Она этого сделать не могла. У нее просто не было такой возможности. Меня провела бабуля, Анна Ермолаевна Лопатина. Как меня, так и всех. Нотариуса Селиверстова, Артура из антикварного магазина, своего племянника Лешеньку, его супругу, Штабеля с его братками… и Веру. Старуха провела всех. Это она положила в банковскую ячейку вместо картины Симоне Мартини разделочную доску с этим симпатичным котиком. Аскольд, тебе нравится? А я еще удивлялся, зачем она пакет так запаковала, печать прилепила…

– Чтобы никто не догадался, – усмехнулась Лола. – Но я хочу тебя спросить, дорогой мой компаньон, говоря языком классики: а был ли мальчик? То есть не приснилась ли твоей высокообразованной дамочке из Эрмитажа эта картина? Может, ее и не было вовсе?

– Исключено! – твердо заявил Леня. – Если бы ты видела, в какой экстаз она пришла от одного воспоминания об этой картине…

– Ну, тебе, конечно, виднее, – процедила Лола, – ты лучше знаешь, от чего она приходит в экстаз.

– Это к делу не относится, – сухо сказал Леня, и Лола поняла, что шутки кончились. Сейчас она бы не посмела хохотать и валяться на полу.

– Старуха нарочно сделала вид, что картина хранится в банке, она никому не доверяла – и, как оказалось, очень правильно делала, потому что нотариус разболтал об этом Артуру, а племянник Леша – своей жене. И та уже посвятила в дело Штабеля.

– И где сейчас, по-твоему, находится картина? – недоверчиво осведомилась Лола.

– Как – где? Разумеется, там, в квартире покойной Анны Ермолаевны Лопатиной. Старуха же никуда не выезжала несколько лет, мне ее соседка рассказывала. И племяннику она передать картину не могла, иначе бы уж вторая женушка пронюхала, и тогда картина уже у Штабеля была. А может быть, старухе жалко стало расставаться с картиной, она на нее смотреть хотела…

– И что ты собираешься делать?

– Идти туда и искать! Ведь ты хотела наказать эту самую Веру Зайценогову за то, что она пыталась тебя подвести под подозрение и почти преуспела в этом? И за то, что по ее наущению ухлопали трех человек?

– С Аглаей он сам постарался, но, в общем, я с тобой согласна. Но не поздно ли, Ленечка?

– Пока нет. Я подсунул Вере вместо этой разделочной досочки отличную копию картины. Есть такой замечательный копиист – Миша Рувимчик, меня с ним Валерия свела!

«Вот как, ее зовут Валерия, – поняла Лола, – имя какое-то гнусное…»

– Она раскопала где-то старую репродукцию картины, оказывается, она была известна давно, еще до войны, а потом пропала…

– Не пропала, а Лопатин ее хапнул!

– Точно. И теперь нужно искать в старухиной квартире, чем я и займусь в самое ближайшее время, пока Вера не спохватилась, что ей подсунули копию. Она ведь тоже ждать не может, у нее ребята Штабеля на хвосте, ей нужно скорее картину продавать и линять отсюда.

Маркиз остановил машину за два квартала до нужного ему дома. Была глубокая ночь, точнее, второй ее час. На улице никого не было. Маркиз тщательно запер машину и прошел два квартала не торопясь. Вот и дом, в котором проживала покойная старуха Лопатина. Все окна на четвертом этаже были темными, балконы закрыты. Это вселяло надежду. То есть у старухи в квартире и быть никого не могло, однако Маркиз опасался чуткого уха и внимательного глаза соседки. Той самой шустрой старушенции, которой он в прошлый раз выплатил деньги, якобы причитающиеся покойной Анне Ермолаевне Лопатиной. В данном случае есть надежда, что соседка к позднему часу уже угомонилась, даже принимая во внимание старческую бессонницу.

Леня бесшумно поднялся по лестнице на четвертый этаж и оглядел площадку, на которую выходили две двери. Обе двери были почти одинаковые – старые, дубовые, двустворчатые. Леня удовлетворенно улыбнулся: на этот раз правая дверь не была опечатана, это и понятно, ведь Вера Зайценогова, племянница покойной, уже получила наследство.

Вначале Маркиз послушал у правой двери и убедился, что за ней полная тишина. Затем он перешел к двери соседки, оттуда тоже не раздавалось никаких звуков – не шумела вода, не слышались шаги, не лаяла собака… впрочем, собаки у соседки не имелось, и это очень хорошо.