Клим Драконоборец и Зона Смерти

– Если только в Иундее, ибо в странах севера этот тростник не растет, – промолвил Синдбад. – Из тростника добывают сладкий сок, а из него веницейцы делают огненное пойло, от которого горит в глотке и глаза вылезают на лоб. Но сок можно сгустить, и тогда получается нечто рассыпчатое, желтоватое и очень сладкое.

– Ром и тростниковый сахар… – пробормотал Клим на русском и тут же перешел на шибер. – Что за люди рубят тростник? Веницейские рабы?

Синдбад усмехнулся:

– Рабы, но не люди, преславный цезарь. Гоблины!

Словно пелена спала с глаз Клима. Эта неуклюжая походка, сгорбленные фигуры, огромные головы… эта мешковина, а на самом деле – грязная шерсть… Гоблины! Людоеды! Сотни гоблинов с острыми клинками бродили по обоим берегам, покорные, как стадо овец. В этом было что-то противоестественное. Он встречался с гоблинами в бою, он знал их злобный, кровожадный нрав, их неукротимое упорство, их огромную силу… Гоблины! Невероятно!

– Не могу поверить, – произнес он в ошеломлении. – Гоблины в рабстве у людей! Бродят свободно, да еще и с оружием!

Капитан глядел на него, щурился, скалил в ухмылке зубы.

– Веницейцы, мой господин, знают тысячу всяких хитростей и торгуют с множеством народов и племен, даже с людоедами. Гоблинов покупают у их вождей совсем молодыми и учат палкой, плетью и раскаленным железом. Но не это главное. Слышал я, что там, за тростниковыми зарослями, есть поля травки с голубыми корешками. Из них делают отвар, и кто его выпьет, становится таким счастливым, что, кроме нового глотка, ни о чем не думает. Как эти твари. – Синдбад махнул рукой в сторону берега. – Они покорны, ибо утром испили отвар, а вечером им дадут еще. Он действует и на людей, и на гоблинов. Сила в нем страшная!

– Вот как! – Клим нахмурился и помрачнел. – Благодарю, капитан, ты рассказал мне много интересного. Я запомню. Запомню и доберусь до этого гадючника.

В конце пролива открылась на Серой Черепахе бухта между двумя мысами, изогнутыми точно когти. На ее берегу стояла крепость: бревенчатые башни и стены на каменном основании, распахнутые врата с тяжелыми прочными створками, у ворот и на стенах – воины в черненых кольчугах и круглых шлемах.

В гавани десятка три кораблей, одни на рейде, другие у причалов. Корабли большей частью веницейские, торговые, крутобокие, о двух или трех мачтах. Отдельно покачиваются у пристани четыре длинные галеры, каждая с полусотней весел по борту и парусным вооружением. За причалами – торговая площадь, обставленная складами и неказистыми домами купеческих факторий. Среди них притулились два кабака и заведение, похожее на публичный дом. Кривая грязная улица, огибая крепостные стены, вела в город. Там виднелось скопище крыш, над которыми кое-где торчали зеленые веники пальм и шесты с флагами.

– Ты, мой господин, на берег не сходи и старайся не появляться на палубе, – произнес Синдбад. – Веницейцы подозрительны, а ты на нас не похож, – хоть загорелый, а все равно не иундеец. Могут за лазутчика принять.

– Это верно, – кивнул Клим. – Посижу в трюме, а заодно взгляну на подарки пресвитера. И шута с собой заберу.

Корабль со спущенными парусами медленно дрейфовал к причалу. Бросили канаты, полуголые оборванцы на берегу приняли их, закрепили на кнехтах, борт мягко коснулся бревен пристани. Два воина в черных доспехах и офицер в шляпе с перьями лениво зашагали к судну от ворот. Клим, отправив вниз скомороха, джинна и кота, нырнул в трюмный люк. До него донеслось:

– Иундеец? – Офицер говорил на шибере, хотя и с сильным акцентом.

– Из Бомбая, кормчий Синдбад, – ответил капитан.

– Плевать мне на твою дикарскую кликуху. Портовый сбор и сбор за право торговли! Давай, живо!

Зазвенели монеты – кажется, офицер их пересчитывал.

– Что привез?

– Ткани, ковры, пряности, резную кость.

– Скажу нашим купцам. Жди! Скоро подойдут.

Клим спустился вниз по трапу. Его спутники были уже на нижней палубе, стояли у сундуков с подарками, и кот читал надписи на крышках.

– Шелка и одежды для корролевы… так… дррагоценности для корролевы… столик и два стульчика для корролевы… опять шелка для корролевы… благовония для корролевы… жемчуга для корролевы… Ммне понимаю, сударри мои! А где хоть что-то для корроля? Или прресвитерр поскупился?

– Женщине нужно больше, чем мужчине, – сказал Клим. – Взгляни-ка теперь на этот сундук, самый большой, окованный бронзой. Что на нем написано?

– Для корроля, – с довольным видом сообщил кот. – Наконец-то!

В трюм спустились десять матросов под предводительством Клыка. Склонившись перед Климом, он произнес:

– Прости, что потревожили, мой господин. Там купчишки веницейские верещат, желают взглянуть на товар.

– Берите, что надо, – сказал Клим. – Торговое дело – прежде всего.

Корабельщики потащили наверх рулоны тканей, большой ковер, пару мешков с пряностями, образцы изделий из стекла, фаянса и слоновой кости. Дождавшись, когда они покинут трюм, Клим кивнул скомороху:

– Открывай!

Сверху лежала корона, ослепившая его сиянием бриллиантов. Под ней – одежды, шитые золотом и жемчугом, сапоги, драгоценный пояс, доспех из стали, отделанный серебром, топорик с длинной рукояткой, круглый щит и три меча. Один из них, с широким, слегка изогнутым лезвием, привлек внимание Клима. Он вытащил меч из ножен, и на клинке тотчас вспыхнули руны.

– Одеяния, достойные падишаха, – произнес Бахлул ибн Хурдак. – И то, что наш господин – великий воитель, тоже не забыто, вот чудесный доспех и оружие. Но что написано на этом клинке? Странно… Это ведь древние знаки, коими пользовался Соломон ибн Дауд – мир с ними обоими!

– Неужели? А я вижу хайборийские письмена, – заметил Клим, поворачивая и рассматривая меч. – Здесь сказано: клинок существует, чтобы поддерживать в мире справедливость. А с другой стороны – мое имя и титул: Марклим Первый, король Хай Бории, победитель демонов, орков и драконов. И все написано по-хайборийски.

– Мрр… Это для тебя по-хайборрийски, а я вижу рруны Иундеи, – проворчал кот. – Магический прредмет, твое величество! Каждый читает надпись на знакомом ему языке.

– Драгоценный подарок, – подтвердил Клим и вложил меч в ножны.

Пока они изучали содержимое сундука, на пристани разгоралась ссора. В открытый люк долетал то громкий голос Синдбада, то слышались неразборчивые вопли местных купцов. Должно быть, продавец и покупатели никак не могли сойтись в цене. Наконец Синдбад что-то раздраженно выкрикнул, и вскоре доски палубы скрипнули под его шагами.

Корабельщики потащили обратно в трюм образцы товаров. Их лица были мрачны, Клык шептал проклятия, Весло ругался во весь голос. Клим понимал их недовольство – часть прибыли выделялась экипажу, а если прибыли нет, в карманах звенят не серебро, а медные монеты.

Высунувшись из люка, он окликнул капитана и спросил:

– Что случилось, почтенный Синдбад?

– Я знаю цену на мои товары на Западе, – ответил кормчий. – Прежде здесь, на острове, давали четверть цены, а теперь предлагают пятую часть. Проклятье на головы этих скупердяев! Мы отплывем с вечерним приливом, мой господин. Высажу тебя на Диком берегу и пойду в Веницею, а если понадобится, то и дальше. – Сделав паузу, он добавил: – Продешевивший утром встретит вечер за пустым столом.