Клиника в роще

Вера, сидя сбоку, увидела на лице Шевердука легкое недоумение, сменившееся столь же легкой досадой.

– А, черт… – снова угрюмо выругался он. – Не тот диск.

– Что на нем? – спросила Вера и, вытянув голову, взглянула на экран.

Однако Иван Федорович уже щелкнул кнопкой и свернул изображение.

– Запись вашей беседы с Евгением Осадчим, – ответил он.

Тусклые от пережитого горя и страха глаза Веры вспыхнули.

– Можно мне посмотреть? – попросила девушка дрогнувшим от возбуждения голосом.

Шевердук покосился на нее недовольно.

– Зачем вам?

– Хочу проанализировать нашу беседу.

– Он не ваш пациент.

– Я бы хотела сделать это не для него, а для себя.

Шевердук несколько секунд хмуро размышлял, затем кивнул:

– Хорошо. Но завтра диск должен быть на месте.

– Будет, – пообещала Вера и, пока наставник не передумал, вынула диск из привода, сунула его в сумочку.

А Шевердук уже рылся в стопке дисков, глядя на даты, выведенные на вкладышах его собственной рукой.

– Начнем, пожалуй, отсюда.

Он вставил в привод новый диск. На экране монитора появилось неподвижное лицо Часовщика. Если бы не бегущие в правом углу экрана цифры, фиксирующие продолжительность записи, можно было подумать, что это просто фотография.

– Знаете, что самое удивительное? – мрачно проговорил Шевердук, глядя на экран. – Часовщик даже не моргает.

– Этого не может быть, – твердо сказала Вера. – Если бы он не моргал, его глаза превратились бы в два куска засохшего желе.

– Взгляните сами, – предложил Иван Федорович.

Вера уставилась на монитор. Лицо Часовщика было неподвижно, словно он впал в кому. Но руки продолжали шевелиться, ловко перебирая часовой механизм. Девушка смотрела на экран не меньше минуты – тяжелые, как у гоголевского Вия, веки Часовщика оставались неподвижны.

– Удивительно, – пробормотала Вера. – Его можно экспонировать в кунсткамере.

Вера откинулась на спинку стула.

– У меня такое ощущение, будто я сплю и все это мне снится, – призналась она. – Часа не прошло, как Астахова убили. А мы тут сидим с вами и рассуждаем о двигательной дисфункции анонимного больного. Словно ничего не случилось.

– А что вы предлагаете? – прищурил недобрые глаза Шевердук. – Кататься по полу и посыпать голову пеплом?

– Нет, но… – девушка растерянно пожала плечами. – Я не знаю… На моих глазах убили человека, но осознать произошедшее у меня как-то не получается. Будто все было не со мной. Только тошнит немного.

– Нормальная реакция нормального человека, – констатировал Шевердук. – Существует всего один способ отвлечься от неприятных мыслей.

– Какой?

– Работа, – просто ответил Шевердук. – Пододвигайтесь поближе, и начнем просмотр записей.

4

Анализ «бесед» с Часовщиком давался Вере с трудом. Глядя на неподвижное лицо убийцы, она видела и наполненные ужасом и отчаянием глаза Астахова в тот момент, когда рука Часовщика схватила его за горло.

Уже через двадцать минут она отвернулась от экрана монитора и сдавленно проговорила:

– Нет, не могу…

С полминуты Вера задумчиво смотрела в одну точку, хмуря брови, потом повернулась к Шевердуку.

– Где сейчас Астахов?

– В подвале, – ответил наставник.

– И что будет дальше?

– Приедет следственная группа. Покрутится здесь полдня и уедет.

– И все?

Иван Федорович пожал плечами.

– А вы чего хотите? Невменяемость Часовщика давно доказана. Если понадобится, мы еще раз дадим экспертную оценку его психическому состоянию. Он сидит в одиночной палате под надежной охраной. Дальше его упрятать уже невозможно.

– Но ведь они обязаны завести уголовное дело!

– Заведут, – согласился Шевердук. – Но быстро его закроют. Тут ведь все очевидно – трагическая случайность. Как авария на дороге. Виноватых нет.

– А если они подумают, что вы втолкнули Тимура Альбертовича к Часовщику нарочно? Ведь может же им прийти в голову такая версия?

Повисла долгая, томительная пауза. Наконец Иван Федорович заговорил.

– Вас Сташевский «обработал»? – угрюмо поинтересовался он.

Вера отвела взгляд и пробормотала:

– Откуда вы знаете?

– Не нужно быть гением, чтобы догадаться. Мерзавец не может мне простить одного разговора. Помнится, я тогда дал ему по физиономии.

– За что?

Шевердук дернул уголком рта. Затем, проигнорировав вопрос, заявил:

– Иногда грубая физическая сила – лучший аргумент в споре.

Вера уныло смотрела на свои руки.

– Вера Сергеевна, – мягко проговорил Шевердук, – идите-ка вы домой.

– Но мы ведь еще не закончили, – неуверенно возразила Вера.

– Завтра закончим. А вам сейчас нужно отдохнуть.

Вера облегченно вздохнула. Она рада была уйти из клиники. Оставаться дальше в помещении, в подвале которого лежит труп Астахова, было просто невыносимо.

– Спасибо, Иван Федорович.

– Не за что. Завтра мы с вами…

Договорить он не успел. На столе пискнул коммутатор. Шевердук протянул руку и нажал на кнопку.

– Слушаю!

– Иван Федорович, Вера Сергеевна у вас? – донесся из динамика глуховатый голос заведующего клиникой.

– Да.

– Срочно зайдите ко мне. Оба.

– Что-то случилось?

– С вами хочет поговорить следователь.

Связь отключилась. Шевердук убрал палец с коммутатора и взглянул на Веру.

– Придется пойти, – сказал он.

– Да, – согласилась она. – Придется.

5

– Это Вера Сергеевна Арнгольц, – представил девушку заведующий.

Следователь сидел в кресле, вытянув ноги и сплетя пальцы под подбородком. Услышав голос Черневицкого, он заморгал, точно не сразу сумел оторваться от каких-то сложных размышлений, и рассеянно посмотрел на Веру.

– А, да-да. Очень приятно.

– А также Иван Федорович Шевердук. Присаживайтесь, коллеги.