Клинки Керитона ч.1-2

Потом ей, наконец, удалось приподнять голову: взгляд её встретился со взглядом сестры. Глаза Эдэн были дикими от страха: истерия и суеверный ужас, боязнь леса, верэнгов, боязнь за себя, за неё -- это читалось в них.

Весь день шёл дождь, шёл и шёл, наводя тоску и уныние. Но несмотря на то, что под густыми кронами деревьев Сови-Тава они почти не чувствовали его, им было нестерпимо холодно. Сурре не верилось, что она когда-нибудь просохнет и сможет согреться. Эдэн, которую кто-то из верэнгов укрыл грубым плащом из телячьей кожи, дрожала, не переставая.

Они выехали на небольшую поляну, посередине которой горел костёр. Возле огня грелось пятеро верэнгов. Ещё столько же лежало и сидело в некотором отдалении от костра. Те, что были ближе, зашевелились, некоторые встали. Двое подошли к Сурре и, подхватив под руки, поволокли к огню. Её бросили возле костра и возбуждёнными голосами наперебой стали задавать вопросы. Она стоически молчала, стиснув зубы, делая вид, что не понимает ни слова по-верэнгски. Вскоре варварам это надоело, и они, должно полагать, потеряв к ней всякий интерес, стали рассаживаться вокруг костра. Один, криво улыбнувшись Эдэн, протянул ей бурдюк с водой и несколько кусков мяса на тыквенной тарелке. Сестре на время развязали руки, и она смогла есть сама и кормить Сурру.

Покончив с мясом, согревшись и немного успокоившись, насколько это было возможно, дэфе привалилась спиной к дереву и попыталась привести мысли в порядок. Эдэн лежала рядом, положив голову ей на колени, и умиротворённо сопела, забывшись глубоким сном уставшего до смерти ребёнка.

Сурра смотрела на затянутое тучами, беззвёздное небо и думала о том, какая участь ожидает её и сестру: быть может, смерть, быть может, что-то, что хуже смерти...

Прежде чем заснуть, она долго ворочалась, переворачиваясь с боку на бок, спать мешали впивавшиеся в бок камни и связанные за спиной руки. Неловкими движениями она попыталась натянуть на себя сползший плащ. Верэнги не считали, что пленники нуждаются в покрывалах или каком-либо другом укрытии от дождя и ветра. Лишь остатки костра и Эдэн, свернувшаяся калачиком и прижавшаяся к её спине, сохраняли остатки тепла...

Очнулась Сурра на рассвете от сильного толчка в спину -- её внимательно рассматривал один из варваров: здоровый, с обнажённым торсом, крест-накрест перетянутым кожаными полосами, и ожерельем, состоявшим из изумительно белых, как на подбор, зубов тигра, на могучей шее. Из-за широкого пояса воина торчали кнут и огромный рап-сах, в полтора раза больше того, что был у неё до пленения.

"На вид лет пятьдесят... значит, двадцать три где-то".

...Для верэнга, становившегося взрослым в девять, в шестнадцать достигавшего лучшего возраста и заканчивавшего свой бренный путь в тридцать (если повезёт, конечно), год тянулся столько же, сколько для человека три, или пять для феа. Выглядели верэнги по-разному: кто старше, кто моложе, но в основе своей схема была простой -- лет до семи всё было, как у людей, потом следовал резкий скачок (это о мужчинах сейчас), и в пятнадцать верэнг выглядел на тридцать. Дальше по нарастающей: в двадцать -- на сорок, в двадцать пять -- на шестьдесят. А вот с верэнгскими девушками (верэчками, как для простоты называли их все хузы) было по-другому, вернее -- как и должно было бы. При усиленном внутреннем старении внешний их облик целиком и полностью соответствовал людскому. То есть верэчки независимо от возраста оставались вечно молодыми. Короче, как ни крути, а Сурра в свои тридцать два была для любого из верэнгов дремучей старухой.

Верзила бесцеремонно толкнул её, а затем, ударив кулаком в свою могучую грудь, начисто лишённую растительности, глухо буркнул:

– - Гарона.

Он изучающе посмотрел на Сурру, и, так как в ответ на своё приветствие варвар ничего не требовал, она предпочла промолчать.

Гарона же задумчиво взглянул на зубчик Лайса, выглядывавшего в просвете деревьев, потёр глаза. Присел. Провёл ладонью по мокрой от росы траве, поиграл в пальцах рамбой и решительно придвинулся к девушке.

Сурра встретилась с ним взглядом, и сердце её ушло в пятки, единственная мысль затопила беспокойное сознание: "Сейчас убьёт, гад!"

В это время за деревьями, на противоположном склоне оврага, что-то пошевелилось. Гарона обернулся, и Сурра, проследившая за его взглядом, заметила мелькнувший среди листвы силуэт: незнакомый верэнг осторожно глядел на них из зарослей.

Откинув капюшон мехового плаща, он несколько секунд напряжённо и чутко прислушивался. После того как его глаза встретились сперва с глазами Гарона, а после и с взглядом Сурры, он сделал своим невидимым спутникам знак рукой и начал медленно спускаться по склону. Вслед за ним из темноты показалось ещё трое воинов. А следом вышли и остальные. Всего их было восемь.

Они шли гуськом, ведя нагруженных коней в поводу. Какое-то время, когда они в тишине передвигались на фоне предрассветного неба, Сурра видела их вполне отчётливо, а затем они исчезли, растворились, словно лесные духи, без шелеста и шорохов. Они появились вновь, но совсем не там, где она ожидала их увидеть, -- выехали на поляну, и дэфе с удовлетворением отметила, что двое из прибывших -- женщины, а четверых мужчин она видела раньше в отряде Гарона. Тихо, чтобы не потревожить спящих, -- не звякнуло оружие, не заржала лошадь, не хрустнула под ногой или подковой ветка -- они вошли в лагерь.

В Сурру тут же вцепились восемь пар глаз -- внимательных, изучающих. Над поляной повисло напряжённое молчание.

Они долго рассматривали сперва её, а затем и Эдэн, Сурра же в это время внимательно изучала их.

Весь день возросший вдвое отряд двигался густым тропическим лесом в сторону гор, делая лишь короткие привалы.

Всё это время никто не пытался заговорить ни с ней, ни с Эдэн. Впереди шёл авангард, расчищая рап-сахами дорогу, так как лианы и свисавшие с деревьев растения, переплетаясь меж собой, образовывали на их пути непроходимую чащу. Несколько раз они переходили вброд ручьи и неширокие реки, при этом один из верэнгов обязательно находился рядом с Суррой и строго следил за ней, надо думать, побега опасаясь.

Уже совсем смеркалось, когда высокий воин, совсем молодой, лет тридцати на вид, в плаще из шкуры тигра, оскаленная пасть которого защищала левое плечо варвара, скомандовал привал и направил коня к Гарона. Они спешились и долго разговаривали, прохаживаясь в стороне. Потом подошли к разгоравшемуся костру и принялись что-то обсуждать с остальными.

Сурра напряжённо прислушивалась, но, как ни силилась, ничего не смогла разобрать.

Когда воины разошлись, она устало ткнулась головой в бок сестры. Та нежно погладила её по волосам.

– - Я не боюсь, Су, -- прошептала она дрожавшим голосом, -- и ты не бойся.

Сурра кивнула: "Если бы ты знала, глупенькая, о чём говоришь. Это мне нечего бояться -- кому я здесь -- старуха -- сдалась, а ты, сестричка, в свои одиннадцать выглядишь так, как выглядят самые лакомые верэнгские красавицы в лучшие годы своей недолгой жизни".

Вскоре из темноты появился вожак. Он был не один: как и прежде, его сопровождал Гарона и ещё один воин, незнакомый, из новых.

– - Я Халога. Я здесь старший, -- сказал вожак на общем и тут же, то ли ни капли не сомневаясь в том, что Сурра его понимает, то ли проверяя её, заговорил по-верэнгски, нарочито быстро: -- Я знаю, тебя зовут Сурра. Ты не должна бояться -- тебе ничего не грозит. Это наш лес, наша земля. Вы здесь чужие. Но ты знаешь то, чего не знаю я...
– - он сделал паузу, и Сурра быстро закивала, обозначая понимание. Халога вышел из недолгой задумчивости, криво улыбнулся краешком губ и, ткнув в сторону Эдэн пальцем, продолжил: -- Ей тоже ничего не грозит... пока ты делаешь то, что мне нужно. Поняла?

На этот раз Сурре расхотелось кивать: очень ей не понравилось это "пока ты делаешь то, что мне нужно". И непроизнесённый вслух вопрос: "А когда сделаю, что будет с нами?" -- на мгновение парализовал её сознание. Понимая, что отрицательного ответа Халога не примет, она всё же кивнула на всякий случай, подтверждая своё согласие. Пауза была слишком длинной, чтобы не понять, что это всего лишь уловка, дабы выиграть немного времени и, хорошенько всё обдумав, найти выход из сложившегося положения, но Халога, похоже, мало интересовало что-то, кроме нужных ему ответов.