Клинок Судеб

— Я готов с тобой во многом согласиться, но согласись и ты, что если бы мы не разводили домашних животных, нам просто нечем было бы питаться, мы возделываем поля, растим скот, только для того, что бы жить.

— А сколько протухшего, недоеденного мяса мы просто выбрасываем на помойки, сколько туда же идёт выращенного хлеба и овощей. Это всё излишки, которые нам не нужны. Мы волне можем прожить без них, но куда их девать, если они уже выращены? Нет, природа всегда была самодостаточной, пока не появился человек разумный, как мы себя часто называем, а на самом деле мы паразиты на теле Земли. Мы захватили её и пытаемся навязать свои законы, которые полностью противоречат законам мирового равновесия. Заметь, живущее в джунглях амазонки племя живёт по своим законам на протяжении тысячелетий, и не вымирает, оно постоянно воспроизводится и численность этого племени постоянно находится в строгом балансе с его средой обитания, причём этот баланс поддерживается естественным путём. Как только в этом племени появляется современный человек, и пытается привнести в него свою культуру, всё, смерть, конец, племени больше не существует, оно вымирает. И это закон природы, иммунитет, организм Земли пытается бороться с заразой, так же как наш организм борется с вирусами, часто жертвуя здоровыми органами, ради спасения самого организма. Разве ты этого не знал?

— Ну, что-то подобное слышал о медицине. Что бы удалить раковую опухоль обычно удаляют часть органа, или весь орган.

— Вот именно, раковую опухоль, а мы этих самых опухолей наплодили на Земле видимо, не видимо.

— И где они?

— А наши города? Они громоздятся на Земле огромными новообразованиями, и как опухоль пускает метастазы во все органы, точно так и они распускают щупальца своих конгломератов. Они отравляют землю своим дыханием, убивая всё живое вокруг. Звери покидают свои дома, пытаясь спрятаться подальше в лесу, но ареалы ограничены, и они вынуждены бороться за чужие места обитания. Рыба не живёт в мёртвых морях и реках, отравленных продуктами жизнедеятельности наших городов. Птицы, пролетая над ними, просто падают замертво, не способные дышать тем смрадом, что мы испускаем. Вот и скажи, нужны мы на земле или нет? Приносим мы ей хоть какую-то пользу?

— Да эдак ты завернула. А сама, небось, живёшь в таком смрадном городе и радуешься жизни. В глухую деревню к деду не сильно-то стремишься ехать, так, только на каникулы, летом, погостить и обратно.

— Да, живу, но сюда всегда приезжаю на всё лето, приезжаю, что бы отдохнуть от города, побыть наедине с природой, найти себя. Это ведь я совсем недавно начала понимать, что нельзя так жить, как мы живём, а раньше, как и все тусила на дискотеках, гоняла на машине, и иногда вспоминала детские годы, как жила здесь в деревне у деда Макара, бегала на рыбалку. Меня родители сюда отправили, когда мне было три года, они у меня за границей работали, и девать меня было некуда. Так и прожила в деревне до десятого класса.

— А школу где заканчивала?

— Да в соседней деревне, там школа интернат, там мы и учились все. Мне повезло, я способная была, смога даже с таким образованием в Москве в университет поступить. Там сейчас и учусь, на экологическом факультете. Но, конечно без помощи предков не обошлось. Кстати только в универе я и увидела, явно, что не правильно мы живём. Стала вспоминать рассказы стариков, из нашей деревни, сопоставлять всё, и действительно, поняла, не нужны мы Земле, старается она от нас избавиться.

— Странные у тебя взгляды на жизнь, но мне нравятся. Я тоже на эти раскопы чаще езжу для того, что бы из города сбежать, но и конечно деньги они приносят, неплохие.

— А как ты сюда попал?

— Да, понимаешь, вышел на меня один «перец» пообещал много денег, заток хороший дал, и сказал, что я должен найти здесь деревню, на её окраине кузню, а в кузне то ли кинжал, то ли меч, он сам толком не знал. Показал какой-то старый манускрипт, в котором рассказано про эту деревню. Деньги сулил такие, что нам больше не пришлось бы ездить на раскопы. Вот мы и согласились.

— Понятно.

— Да, только вот я сам в последнее время часто стал задумываться над тем, что бы бросить эту поляну, уж больно странная она какая-то. Но аванс тогда нужно будет отдать, а он уже частично потрачен, в том числе на снаряжение этой экспедиции.

— А почему ты испугался, когда меня вчера увидел?

— Я, испугался?

— Да, испугался, я же видела.

— Понимаешь, — смущённо начал Семён, — видел я вчера тебя, утром, и до этого видел.

— Интересно где? — Она с интересом посмотрела на Трошина, — я вчера утром ещё в деревне была, а ты здесь, не могли мы с тобой видеться.

И тогда, Семён сам не понимая почему, рассказал Алисе все свои сны и то туманное представление, которое устроило ему озеро.

* * *

Сон Ядрея был беспокойные, он постоянно ворочался во сне и стонал, а двое мужчин так и продолжали сидеть за столом, и разговаривать друг с другом.

— Что он видит, что так ворочается? — Спроси черноволосый.

— Да, жизнь свою. — Ответил золотоволосый.

— Не уж-то она у него такая страшная, молод ещё.

— Прошлая, не очень, а вот дальше, дальше много путей, какой он выберет, только от него зависит. Ты знаешь, существует две надписи, вот от того, какую он выберет, и будет зависеть его жизнь. Да ты и сам это прекрасно знаешь. Чего спрашиваешь?

— Знаю, хитёр ты брат, как не крути, а любая из этих надписей тебе только силы добавит.

— Ну, ты, брат, не менее хитёр, чем я, ты вообще навеки связал его с собой, и надо сказать, что судьба тобой уготовленная, этому парню, значительно тяжелее любой из моих.

— Слушай, а если он решится, вновь соединить всё воедино?

— Не думаю, слаб он для этого, да и напугали мы его, сказав, что это невозможно.

— Так мы не этого пугали, того, кто разделил.

— А какая разница, это тоже он.

— Нет, брат у них, у людей немного не так, как у нас, они не помнят прошлых жизней, для них всё как в первый раз.

— Ладно, брат, что гадать, поживём, увидим, как говорят, эти люди. А коль решится вновь соединить, так не страшно, найдём нового, кто разделит.

— А если не найдём?

— Вот ты, какой неверующий, найдём. Смотри, заря уже разгорается, пора его будить, а то не успеет до деревни дойти.

— Да, пора, пойду, подниму.

Черноволосый подошёл к лавке, на которой спал Ядрей, легонько потрепал парня за плечо. Тот моментально открыл глаза и посмотрел в обрамлённые смолистыми волосами глаза угольки.

— Вставай парень, утро же на дворе, пора тебе в путь.

— Как спалось? — Поинтересовался золотоволосый.

— Спасибо, добрые люди, хорошо.

— Вот и ладненько, иди, поешь в дорогу и отправляйся.

На столе вновь лежал кусок дымящейся оленины, и стояли кружки с элем.

— А у вас нет простой воды? — Спросил Ядрей, — если можно конечно.

— Отчего нет? Конечно, есть, — сказал черноволосый и подал парню кружку с родниковой водой.

Мальчишка поблагодарил и принялся за завтрак, он отрезал кинжалом небольшие куски мыса, клал их в рот и тщательно пережёвывал, запивая холодной, ключевой водой. Съел немного и отодвинул от себя пищу.