Клинок Судеб

Конфликт вроде был исчерпан, но мысль Сашки Гурьева, о том, что Алиса, что-то им недоговаривает, застряла у Трошина в голове, и не хотела отпускать.

«Действительно странно, — подумал он Семён, — она не интересуется раскопками, принципиально не ходит сюда, но обязательно появляется в самый нужный момент. Вообще откуда она взялась в лагере? И кто она такая? Сказала что внучка Макара, ладно, можно поверить. Сказала, что принесла нам хлеба от Макара, что он теперь не придёт, и я не сходил, не узнал, приходил Макар или нет. Хорошо, тоже поверим, тем более что я болел, не смог сходить. Сейчас хлеб у нас на исходе, скоро вновь должен быть дед с его передачей, а вот и проверим, его это внучка или не его. Хотя нет, подожди Сеня, — остановил он сам свои размышления, — сегодня утром было свежее мясо, Алиса сказала, что дед передал. Как он мог передать и откуда он вообще узнал, что нам мясо нужно? Да и не просили мы его никогда о мясе, у нас тушёнки полно с собой. Нет, что-то здесь не то».

С этими мыслями Трошин направился к лагерю. Почему-то после того, что произошло с ним в кузне, не особо хотелось вновь лезть в раскоп, решил, что займутся этим после обеда, тем более что до него не так много времени и осталось. Он подошёл к импровизированной кухне, Алиса уже заканчивала хлопоты с обедом. На столе стояли чистые тарелки, лежали приборы, а по центру стола накрытая полотняным полотенцем хлебница. Он приподнял полотенце, взял в руки горбушку свежего хлеба, присел возле стола и начал жевать, продолжая размышлять над странностями появления в лагере Алисы. Он жевал и думал, мысли разбегались, Семён никак не мог уловить чего-то главного, и вдруг он остановился на том, что сейчас ест свежий хлеб. Но откуда ему взяться свежему, если Макар с провизией должен появиться на краю болота только через три дня.

Семён прекратил, есть, и с интересом начал рассматривать горбушку у себя в руке, потом приподнял полотенце, на столе в хлебнице лежала нарезанная большими кусками, по меньшей мере, одна булка хлеба, причём не старого, наполовину зачерствевшего, а свежего, чуть ли не горячего. Он оторвал взгляд от хлебницы и посмотрел на подошедшую Алису.

— И что такое необычное ты увидел вместо хлеба? — Поинтересовалась девушка.

— Откуда он?

— Кто он?

— Хлеб?

— Я принесла.

— Когда?

— Да тогда, когда пришла. У тебя, что и с памятью проблемы?

— Так это было давно.

— Да, давно. А что, собственно тебя так удивляет?

— Но он свежий.

— Ах, вот оно, что? — Алиса рассмеялась. — Да, конечно свежий, а ты хотел чёрствым питаться? Или не замечал, что он и утром свежий был, и вчера вечером. Хотя вечером вчера ты в палатке валялся ещё с жаром. Ладно, открою тебе страшную тайну, — начала Алиса заупокойным голосом, так, как обычно рассказывают всевозможные страшилки. — Я сама этот хлеб сотворила из воздуха и мышиного помёта.

— Из чего? — Не понял Трошин.

— Из воздуха и мышиного помёта, а потом… — на этом она не выдержала и рассмеялась, уж больно удивлённым и испуганным было лицо у парня. — Да не пугайся ты так, просто всё, держишь чёрствый хлеб над паром, а потом ещё немного подсушиваешь и всё, он как свежий. Это же деревенский хлеб, в нём нет ничего такого, кроме муки и воды, да ещё дрожжей. Это из городского, если он уже зачерствел, ничего сделать невозможно, потому, что там всякие разрыхлители, распушители и вообще всё кроме муки и дрожжей. А деревенский, домашний он всегда свежий. Его ведь пекут раз в неделю, а потом всю неделю только восстанавливают. Поэтому в домах на столе всегда свежий хлеб.

— А мясо?

— Что мясо?

— Мясо, что на завтрак было, тоже мышиное? — Не унимался Семён?

— Нет, мясо не мышиное.

— Но ты сказала, что дед передал. Как он мог передать?

— Ты, забыл парень, что я внучка охотника, и выросла в этих лесах. Да у нас в деревне каждый ребёнок умеет зайцев на петли ловить, это зайчатина была, вон там ещё в котле тушится, можешь заглянуть, а вон там, — она указала в сторону на деревья, — шкурки висят, сохнут, можешь пойти посмотреть и пощупать.

На дальних деревьях, действительно висели, растянутые и вывернутые наизнанку шкурки.

— Нет, я точно здесь с вами с ума сойду, — успокоившись, вздохнул Трошин, — «Лось», тот теории какие-то непонятные высказывает, вопросы ненужные задаёт, а мне потом сиди и думай.

— Думать, это иногда полезно, — философски заметила девушка, — ладно, хватит думать, иди братву свою к обеду кличь. После обеда ведь наверняка вновь в раскоп полезете?

— Конечно, полезем.

— Только сам не ходи, возьми ещё кого-нибудь, а то вновь померещится чёрт знает что, так больше не вытащить тебя будет.

— Хорошо, сам не полезу, — согласился Семён. — А ты со мной пойдёшь? — Вдруг неожиданно для самого себя спросил парень.

Девушка собравшаяся, было отойти, остановилась и очень внимательно посмотрела на него, Семёну даже показалось, что она заглянула куда-то очень глубоко, потом склонила голову, улыбнулась.

— А ты меня пригласи, может и пойду. — Трошин уже было собрался пригласить Алису, но она подняла руку, как бы предупреждая и останавливая его. — Только сначала очень хорошо подумай, хочешь ты этого, или нет, — опустила руку, развернулась и пошла к висевшему над костром казану.

Глава 17

Маленькая хижина на болотах была ярко освещена множеством лучин, старая колдунья сидела за столом, в окружении своих гостей, с некоторых пор, ставших для неё почти семьёй. Долгая северная зима подходила к концу. Это была уже вторая зима, которую провёл Ядрей в доме старой колдуньи, вместе с Крохаром, Сингой и её семьёй.

Жизнь на болоте была тяжёлой, особенно в зимнее время, вся тяжесть по содержанию теперь уже большёй семьи легла на плечи молодого парня и старика. Хотя, конечно Крохар ещё был достаточно крепок. Он ходил с Ядреем на охоту, учил его премудростям этого ремесла, как оказалось, старик был хорошим и очень опытным воином, именно у него парень научился драться по настоящему, он показал ему много секретов, как победить в схватке и остаться живым.

— Месть, это плохой советчик в делах, — любил говаривать Крохар, — месть очень часто застилает пеленой сознание воина, а оно должно быть всегда открыто, поэтому ты, если хочешь отомстить и остаться живым, должен забыть о мести. Ты должен спрятать её очень глубоко, только тогда ты сможешь победить любого врага, как бы он искусен не был.

— Но как я могу всё забыть?

— Не нужно забывать, наоборот нужно помнить, помнить своих отца и мать, деда, который научил тебя ремеслу, помнить братьев и сестёр, помнить всех, кого встретил на своём жизненном пути. Все они живы нашей памятью, и все они смотрят за тобой, одни веря, в твою силу и радуясь всякой твоей победе, другие, злорадствуя, над твоими поражениями. Для кого-то ты был всего мгновением в их жизни, про которое они готовы забыть, но ты, помня каждого, не даёшь им такой возможности. И если они принесли тебе зло, то память твоя возвращает им это зло с торицей, а если человек был добр к тебе, то и добра он в твоей памяти получит во сто крат больше. А месть, она притупляет память.

— Но как тогда я смогу отомстить за свою семью, за семью Синги? Памятью? Но что моя память для тех, кто живёт и радуется жизни, в то время как мои родные даже не похоронены по нашим обычаям? А значит их души не упокоены, и томятся где-то на распутье. Только моя месть может принести им упокоение.

— Я же не говорю, тебе, что ты не должен забыть о месте, ты должен просто не думать о ней во время схватки. Твоя месть должна сосредоточиться на кончике твоего клинка, тем самым делая его более острым и более длинным. Но твой разум в это время должен быть чист от ненависти и мести.