Клото. Жребий брошен
Шрифт:
Они вышли в фойе, и Женя на минутку замешкалась — подниматься на лифте или по лестнице? Но Борис уже стоял около лестницы и приглашающим жестом указывал на ступеньки.
— Леди из фест, — произнес он по-английски с чудовищным акцентом.
Женя начала подниматься и вдруг с ужасом почувствовала, что идущий за нею следом Борис засунул ей руку под юбку и…
Женя сама не поняла, как это произошло: забыв обо всем на свете — и про то, что это важный клиент, и про то, что от этой сделки зависит ее дальнейшая карьера, — она развернулась и с налету отвесила обидчику оплеуху. Да такую,
— Да ты че?! — заорал он, хватаясь за щеку. — Белены объелась?!
— Еще раз… — прошептала бледная Женя.
— Не, ну вот дура! — возмущался он. — Ты дикая, что ли?
— Не надо было руки распускать! — с вызовом, но уже испугавшись содеянного, прошептала Женя, отступая…
— Не, ну вот дура-то, бля, — ругался Борис, потирая щеку. — Вот дура!
Женя, собрав волю в кулак, заставила себя успокоиться и, понимая, что ничего лучше не придумает, постаралась сделать вид, будто ничего не произошло.
— Давайте продолжим осмотр, — с натугой улыбнулась она и буквально побежала вверх по лестнице.
Вместо самой верхней палубы, где располагались сразу две джакузи — большая и маленькая, — Женя вышла на палубу, на которой еще не была.
Борис бегло осмотрелся, и глаза его загорелись.
— Ага, — сказал он, — это, судя по всему, та самая приватная зона с кнопкой?
Действительно, назвать обстановку этой палубы иначе как приватной, а еще точнее — интимной было невозможно. Немыслимо огромная кровать, ковры, живые цветы, запотевшее ведерко с шампанским — буквально все здесь дышало негой и… Да, буквально все призывало к разврату.
— Из этой каюты, — произнесла Женя сухим официальным тоном, чувствуя, что губы не слушаются ее, — открывается самый лучший вид из окон. Дело в том, что каюты обычно не делают наверху, чтобы отдыхающие не ощущали качку, но четыре стабилизатора качки на этой лодке…
— Ты лучше скажи, — перебил ее Борис, — где у нее кнопка…
Говоря это, он обвел глазами стены и обрадовался, найдя то, что искал.
— Пип! — сипло озвучил он нажатие кнопки и плотоядно рассмеялся.
Женя стояла ни жива ни мертва… Перспектива остаться взаперти с полупьяным распаленным хамом напугала ее до дрожи. Она решительно направилась к двери и подергала ручку — заперто…
— Будьте добры, — произнесла она вежливо-ледяным тоном, — разблокируйте двери, мне нужно вам все показать, чтобы подписать все необходимые бумаги и вернуться в Мос…
— Ну ты че побледнела-то? — перебил ее Борис. — Подождет тебя твоя столица, твоя Москва. Давай расслабляйся, когда еще такая маза будет…
Он развернул кресло так, чтобы не выпускать кнопку из вида и заодно следить за перепуганной Женей. Потом плюхнулся в кожаные подушки и икнул:
— Да не ссы ты… Сейчас удовольствие получишь, потом пожрешь на халяву, салют пустим… на панораму свою полюбуешься. Давай раздевайся!
Женя стояла, всей спиной вжавшись в заблокированную дверь. Сердце ухало так, что, казалось, Борис мог услышать, как оно бьется. Кровь гудела у нее в ушах.
— Давай-давай, — нагло ухмылялся Борис, наслаждаясь ее ужасом, — чего ты тут целку из себя строишь? А? Все вы, бабы, бляди продажные… Ну? Сколько ты хочешь,
чтобы мне сделать приятно? — И с этими словами он стал расстегивать ширинку…— Прекратите! — сорвалась в крик Женя, не понимая, что лишь ухудшает ситуацию, демонстрируя свой страх. — Немедленно прекратите! И выпустите меня отсюда!
С этими словами она рванулась к кнопке. Безнадежно! Борис тут же вскочил с кресла и небрежно оттолкнул ее плечом. Женя поскользнулась, комната завертелась вокруг нее — и вот она уже на полу…
Стоя над Женей с расстегнутой ширинкой, мерзко улыбаясь, Борис наклонился и рванул кремовый шелк ее платья…
— Не-е-е-ет! — закричала Женя, уворачиваясь от потных, жестких лап.
— Да хоть оборись, сука, — процедил сквозь зубы Борис, продолжая неспешно рвать с нее платье, — кнопочку нажали — никто не побеспокоит.
Дальнейшее произошло практически мгновенно, но Жене казалось, что время растянулось длинным, мучительным кошмаром.
Оттолкнувшись ногами и выскользнув на спине из-под туши Бориса, Женя проехалась по полу, потом вскочила и, опрокинув какой-то пуфик, бросилась к кнопке. И снова не успела добежать. С криком: «Стоять, сука!» Борис догнал ее, заломил ей руку за спину…
Вместо ужаса Женя неожиданно ощутила прилив силы и ярости. Только это помогло ей стиснуть зубы, вырваться из захвата и схватить первое, что подвернулось под руку. Это оказалось ведерко с шампанским, примостившееся на маленьком сервировочном столике.
Его-то Женя и швырнула в Бориса, целясь прямо в отвратительную пьяную рожу.
Ведерко оказалось гораздо тяжелее, чем она думала. Поэтому до Бориса не долетело, а упало прямо у его ног. По паркету XVII века, вывезенному из какого-то старинного замка, во все стороны разлетелись кусочки льда, под ногами насильника вспенилось шампанское из разбитой бутылки…
— Вот дрянь, — с холодной яростью процедил Борис.
Как на замедленной съемке, криво ухмыляясь и отводя руку назад для сокрушительной пощечины, он сделал один только шаг по направлению к ней…
И крошечный кубик льда, на котором Борис поскользнулся, пулей выстрелил из-под его сандалии и отлетел в дальний угол комнаты. Звякнул, ударившись о стену, и упал.
А Борис с грохотом обрушился на спину, опрокинув во время падения тот самый столик, и крепко ударился затылком о мраморный порожек, ведущий в ванную комнату.
Потом наступила оглушительная, МЕРТВАЯ тишина.
У Жени просто не было больше сил. Последняя попытка остановить Бориса стоила ей слишком дорого. Всхлипывая от ужаса, она просто ждала: вот сейчас этот урод вскочит и тогда уж точно ее убьет.
Но Борис не шевелился. Он лежал на спине, со спущенными штанами, а вокруг него сверкали бутылочные осколки, исходили соком раздавленные фрукты, лежала, блестя боками, целая, чудом не разбившаяся ваза — и лед, много-много льда.
Вдруг Женя заметила: лед постепенно налился розовым, постепенно темнея — и вот уже весь этот страшный натюрморт подцвечен красным, точно его выложили на темно-бордовый бархат… Не в силах сдвинуться с места, Женя смотрела и смотрела, как темный ручеек крови, смешиваясь с тающими кусочками льда, становится алым.