Клото. Жребий брошен
Шрифт:
Жене уже не было страшно. Она просто устала бояться. Казалось, у нее попросту иссякли душевные силы, необходимые для этих переживаний…
«Наверное, — грустно подумалось ей, — это и называется повзрослеть».
Она вспомнила свое возбуждение, интерес, волнение перед поездкой в Монако. Вспомнила, что даже в Ницце, после всех этих треволнений, ей все еще было интересно жить, смотреть на мир вокруг, а сейчас… Сейчас было не то чтобы неинтересно, а — она поискала слово — да, безразлично…
Нет, конечно, если до задания, до встречи с этим Оливье, у нее будет свободное время, она непременно сходит посмотреть
Она — не Алекс, не профессиональный разведчик. Если он столько лет живет такой жизнью, значит, ему такая жизнь нравится. Нужно обладать определенным складом даже не ума, а души, чтобы пойти в Моссад и заниматься этой гадостью. «А точнее, — зло добавила она, — не обладать ни душой, ни сердцем». И как только она могла подумать, что этот… позер вообще способен на чувства? Использовал ее и… — Женя еле сдержала слезы. — Стыдно-то как, стыдно и обидно! «Все, все, — приказала она себе, — не думать об этом, не вспоминать».
Она заставила себя выбраться из трясины раздражающих мыслей и прислушалась к тому, что говорит соседка. Оказывается, Катя уже давно сменила тему.
— Ты знаешь, — возбужденно говорила она, — что в этой компании на борту всегда присутствует один человек из спецохраны, знаешь? Он, конечно, в штатском и все такое, но их же ни с кем не перепутаешь! Такие здоровые накачанные мужики… Вон, смотри, — перешла она на шепот, — сидит один, вроде похож, да? В пиджаке, чтобы оружие спрятать… Или нет — вон тот еще здоровее, и лицо вон какое зверское, наверное, он…
«И я теперь такая же маска, как этот охранник», — подумала Женя.
— Нет, — продолжала тем временем гадать Катя, — первый мне больше нравится, очень симпатичный, мне вообще нравится такой спортивный тип, а тебе?
— Да, конечно, — не думая, ответила Женя.
— Слушай, Жень, давай не теряться, ладно? Вот, забей мой телефон, и вот еще что: приходи прямо сегодня вечером на дискотеку. Мы с компанией собираемся — повеселимся! Это в Торговом центре «Azrieli», знаешь? Там на 49-м этаже ресторан-бар. Приходи, не пожалеешь! Здесь умеют отдыхать.
Ровно по расписанию самолет приземлился в аэропорту Бен-Гурион.
На этот раз встречающих не было. Женя назвала шоферу такси адрес, который дал ей Алекс, и села в машину, доставившую ее к одному из тель-авивских небоскребов. Женя вышла из машины. Действительно, очень жарко. И она поспешила внутрь, в прохладу кондиционеров…
Ее квартира — довольно большая, с кухней, холлом и спальней — оказалась на сороковом этаже. Женя подошла к окну и обомлела от красоты открывающейся панорамы. Голубое — ни облачка, даже самого крошечного — небо, блеск солнца, отражающегося в стеклах небоскребов, и синее-синее море. У нее просто голова закружилась.
Телефон просигналил о полученном sms-сообщении.
«Как добралась? Алекс».
«Нормально», — ответила она.
Да, смайлики и сердечки в этой переписке были неуместны.
Женя в сердцах бросила телефон и начала разбирать вещи. «Надо же, какой профессионал, — думала она, — все точно рассчитал: когда
долечу, когда в квартиру поднимусь, когда у окна встану… Все знает, все просчитывает — когда sms послать, когда в кровать уложить… Сволочь. — Злые слезы опять подкрались к глазам. — Можно подумать, они этого Бориса специально на меня натравили… Что бы они вообще делали, если б не это ведерко с шампанским?»Женя бросила раскладывать вещи и снова подошла к окну. Красота заоконного пейзажа успокаивала.
Посредник обещал встретиться с представителем агентства, то есть с ней, в течение недели, начиная с завтрашнего дня. Она прибыла в Тель-Авив с запасом в сутки. А это значит, что она свободна. По крайней мере на сутки.
«Ну что, Коростелева, — обратилась она сама к себе, — время пошло, пойдем, что ли, искупаемся?»
Алекс не остался в Ницце. Он вылетел в Тель-Авив даже раньше Жени. И в то время, когда Женя вышла на пляж, он входил в кабинет шефа.
— Здравствуй, заходи, — приветливо кивнул Аарон Эшколь, — садись. Давай, докладывай, как там наша девушка. А то меня сверху уже задергали, сам понимаешь…
— Об этом я и хотел поговорить, — сказал Алекс, усаживаясь в кресло напротив шефа. — Девушка к проведению операции непригодна.
Шеф поднял на него изумленные глаза:
— Вот как?
— Абсолютно, — подтвердил Алекс. — Она завалит все дело.
— Это почему? Психопатка, что ли?
— Нет… Она просто еще ребенок.
— Это в 26-то лет? — не поверил шеф.
— Совершенный ребенок, — повторил Алекс. — Она просто не в состоянии хитрить и обманывать.
— А и не надо никого обманывать, — радостно ответил Аарон Эшколь. — Пусть пообщается с этим французом. Она же не будет притворяться, что она — та самая модель. Девочка продает лодки — никакого вранья. Только пусть сделает такую любезность, не отшивает некоторое время кавалера. А там посмотрим.
Алекс молчал.
— Поговорит с ним, туда-сюда, наши все запишут, проанализируют… Да что я тебе объясняю! — рассердился он. — Ты же сам все понимаешь. Тоже мне девочка… Завалила такого бугая, а теперь в кусты? Нет, надо отрабатывать…
— Я же вам докладывал, — хмуро ответил Алекс, — она оборонялась.
— Докладывал он, — проворчал шеф. — Прозевать такое! Хорошо хоть додумались ее одну на яхту не выпускать, зачистить все успели…
— Там сейчас все в порядке? — спросил Алекс.
— А то, — вытер лысину платком шеф. — Безутешная вдова счастлива, любовницы рыдают. Ладно, ладно, ты молодец, кто же отрицает? Все успел: и по горячим следам все следы зачистить, и уплывшую наживку найти.
— Она сама позвонила, — хмуро ответил Алекс.
— Ну ведь не просто так позвонила-то? — подмигнул шеф. — А, Казанова?
За глаза Алекса так называли довольно часто — он действительно пользовался у женщин большим успехом. Но сказать ему это прямо в лицо, не рискуя нарваться на конфликт, мог только шеф.
Поэтому, если кто-то из отдела обращался к Александру Левину не по имени, то выбирал для этого обращения его официальный псевдоним — Повар. Повар — потому, что, во-первых, Алекс действительно прекрасно готовил. А во-вторых, благодаря этому своему умению имел возможность попасть практически в любой дом, где повар «вдруг» заболевал.