Клото. Жребий брошен

— Понимаете, у меня могут быть неприятности на работе.

Дескампс проигнорировал ее полувопрос-полупросьбу. Но хотя бы не замкнулся в молчании. А вместо этого отвернулся и безучастным голосом спросил:

— Вы давно работаете брокером?

— Нет, — насторожилась Женя, — недавно… Всего три-четыре месяца…

— А до этого?

— В книжном издательстве, редактором и переводчиком.

— В России?

— Да, в Москве.

— В Москве… — повторил Оливье задумчиво. — А почему вдруг яхты?

— Это странная история, — помедлив, ответила Женя.

— Расскажите, — попросил он.

И Женя, повинуясь какому-то наитию, рассказала ему про удивительный день, когда прямо на ее глазах смертельным прыжком закончилась жизнь неизвестной женщины. О том, как это зрелище изменило и ее жизнь… Как шаг за шагом она, Женя, удалялась от привычного русла забот и дел — и наконец угодила прямиком в руки своей новой судьбы. Она рассказывала об этом спокойно, не торопясь, тщательно подбирая слова, стараясь поточнее передать свои ощущения.

Что-то нелепое, несуразное было в этих воспоминаниях — здесь, в открытом море под черным небом, расцвеченным огромными сверкающими звездами. Было как-то дико рассказывать об издательской рутине, сидя рядом с преступником мирового масштаба, краем глаза разглядывая его неприметное, безучастное лицо.

Дескампс молча слушал ее, опустив глаза в пол и не выказывая никаких эмоций. Но когда Женя закончила, стало видно, что он все-таки немного взволнован — его косящий глаз еще больше уплыл в сторону.

— Верно, очень верно… — задумчиво проговорил он. — Случайностей не существует. Их просто нет.

Он поднялся с шезлонга и уставился вдаль, чуть прикусывая ноготь большого пальца. «Наверное, в детстве грыз ногти», — подумала Женя и тоже поднялась. Оливье быстро обернулся к ней, заглянул в лицо:

— Вы устали?

— Немного, — робко ответила Женя.

— Пойдемте, я покажу вам вашу каюту.

Он проводил Женю до дверей и отступил на шаг, пропуская ее внутрь.

— Мило, — сказала она, оглядевшись. — Знаете, я действительно очень устала. Вы не обидитесь, если я сразу лягу спать?

Дескампс стоял в дверях — сутулый, с настороженным взглядом бледно-серых выпуклых глаз — и внимательно следил за ней. Потом сделал шаг в комнату и замер.

— Спокойной ночи, — произнес он сипло. — Если вам что-то будет нужно — просто позвоните.

Оливье показал ей небольшую кнопочку на прикроватной тумбочке и быстро вышел. На этот раз дверь он не запер.

«А чего запирать, — грустно подумала Женя. — Свой подвиг на „Фортуне“ я уже не повторю… Мы в открытом море, непонятно даже, в какую сторону плыть».

Она осторожно приоткрыла дверь и выглянула — ничего и никого не видно. А вдруг Дескампс придет, когда она будет спать? Женя проверила замок и, обнаружив, что дверь запирается изнутри, обрадовалась.

Конечно, при желании эту дверь можно открыть одним ударом ноги. И все-таки Жене было спокойнее думать: вот если Дескампс заявится ночью, у нее будет хотя бы время на… На что? На то, чтобы проснуться? Или даже второпях одеться? Разве это ее спасет? «Все, все, — устало подумала Женя. — Я и так на волосок от истерики. И нечего себя растравлять. Как случится, так случится. Значит, буду действовать по обстоятельствам». Женя разделась, легла и почувствовала, что лодка движется.

«Может, выйти, пока он за штурвалом?» — подумала она. И сразу же поняла: нет, это нереально. Ей не сделать и шагу из каюты — запас авантюризма на сегодня исчерпан.

Женя уставилась в потолок, и ее охватили нерадостные мысли. «Интересно, сколько может продолжаться это „гостеприимство“? До каких пор Дескампс будет делать вид, что ничего особенного не происходит, что я здесь по своей воле? Когда у него случится приступ агрессии? И как это будет выглядеть? Как мне быть? Как мне быть?» — повторяла она про себя.

Непонятно было и другое. Что думает этот человек о ней, Евгении Коростелевой? Или он не воспринимает ее как самостоятельную личность, а только как тень той, другой? И что было между ним и Анастасией Семаковой, на которую Женя так похожа? Анастасия, как сказал Алекс, даже вспомнить его не смогла… Но он-то ее помнил! Каково же это — вдруг встретить двойника любимого человека?

Женя попыталась представить, что бы она испытала, столкнувшись с чужим человеком, похожим, например, на Диму. И моментально поняла: именно в этой ситуации она и оказалась. Дима, каким она его помнила или рисовала в мечтах, и Дима, который к ней вернулся, — два разных человека. Поэтому ей так трудно сблизиться с… незнакомцем. Ни знакомая внешность, ни любимое имя тут помочь не могут — наоборот. Только мешают.

«Ну хорошо, а если бы я, например, встретила двойника Алекса?»

…Алекс. Она вслушалась в ощущения, вызванные его именем. Никакой ненависти, злости, отчуждения — просто легкая, почти истаявшая обида. «Наверное, — решила Женя, — перед ситуацией, в которой я оказалась, все кажется незначительным. Все, что когда-то было важным, превратилось в мелочь и рассыпалось в пыль…»

Уже засыпая, она позволила своим мыслям брести куда вздумается. Теперь, когда она наконец призналась себе: здесь и сейчас, бок о бок со смертельной опасностью, единственный, кого бы она хотела видеть, — не Дима, нет. Алекс. Проклятый Алекс. Дорогой Алекс…

* * *

Женя проснулась и не сразу поняла, где находится. В затуманенном сознании родилась робкая надежда, но тут же пришло беспощадное понимание — нет, не сон.

Она села на кровати и прислушалась — лодка стояла. Женя прошла в небольшую ванную при каюте и, стоя под душем, решила: в общем и целом пока ничего страшного. Вот только очень неудобно жить без сменной одежды. Эх, если бы из гардероба у нее осталось что-нибудь универсальное — джинсы или шорты, а то короткое открытое платье…

Не успели Женины волосы высохнуть, как в дверь каюты постучали. Сердце тут же ушло в пятки: похоже, хозяин лодки ждал за дверью, когда его гостья проснется и примет душ. Женя перевела дух, приклеила на лицо приветливую улыбку и открыла дверь.

Сутулый, осунувшийся Оливье стоял на пороге и угрюмо смотрел на нее серыми, как хмурое утро, глазами. Это казалось невозможным, но выглядел он еще бледнее, чем вчера.

— Доброе утро, — отнюдь не радостным тоном произнес он. — Я принес вам завтрак.