Клуб грязных девчонок
Шрифт:
Потом сидела за столом, пила чай и проглядывала корректуру следующего номера. Где-то было написано, что состав такого чая стимулирует иммунную систему, и я в это верю – с тех пор как начала его пить, ни разу за год не болела. И еще, конечно, помогает то, что я прекратила употреблять мясо, молочные продукты, сахар, кофеин и жиры.
Через некоторое время я прервалась и посмотрела в окно. Сквозь облака проглянуло солнце, растопило снег, и он потек по стеклу извилистыми струйками. Я перевела взгляд на свадебную фотографию на полке. Мы венчались в церкви Святого Сердца Богородицы в Альбукерке – здании из пористого известняка теплых тонов, в самой старинной части города. В этом скромном,
Брэд объяснил, что у них неотложные дела, которые не удалось отменить. И только после свадьбы сказал мне правду: его родители не одобряли брак со мной, поскольку ошибочно считали, что я иммигрантка. Не представляете, как это меня уязвило. Моя семья жила здесь задолго до того, как их предки высадились на остров Эллис [65] . И они еще смеют называть меня иммигранткой! Вот с такими предрассудками я борюсь всей своей филантропической деятельностью, выставляя свое имя и лицо в качестве нового филантропа наряду с Рокфеллерами.
65
Эллис – небольшой остров в заливе Аппер-Бэй. В 1892—1943 гг. – главный центр по приему иммигрантов оч в США
Мы выглядим на фотографии счастливыми. Я взяла снимок с полки и подержала в руке – пыталась вспомнить ощущение счастья той женщины в подвенечном платье, но оно ушло. Я забыла его. Брэд на фотографии улыбался. Он так редко это делал. Брэд тогда сказал, что ему понравились церковь, мои родные и то, как мы украсили бумажными цветами машины, собираясь кататься после венчания по городу. Понравились posole, enchiladas [66] и свадебный торт, приготовленный лучшим шеф-поваром Санта-Фе. Брэд сам так сказал. И я чувствовала, что это правда. А потом мы провели замечательный страстный медовый месяц на Бали.
66
Мексиканские лепешки из кукурузной муки с чили
Что же произошло? Куда удалился от меня этот мужчина?
Закрыв дверь кабинета, я набрала домашний номер. Брэд ответил не сразу: решив, что он еще не встал, я позвонила снова. Он постоянно спит допоздна. Насколько я знаю, это один из симптомов депрессии. На этот раз Брэд ответил.
– Это я, – проговорила я в трубку.
– Привет. – Его голос звучал прохладно и разочарованно.
– Я только хотела напомнить тебе, чтобы ты был дома, когда придет Консуэло. В прошлый раз ты забыл.
– И все? – Конечно, не все, но я не знала, как об этом сказать.
– Да.
– О'кей.
Мы повесили трубки. У меня упало сердце. Стало холодно, словно кожа была слишком тонкой, хотя в кабинете постоянно поддерживалась температура семьдесят пять градусов.
Я посидела пять минут, уставившись на свои красные пометки в корректуре и стараясь подавить нараставшее в груди темное чувство. Мне не понравилось, что так быстро забилось сердце. Не понравился этот выброс адреналина. Глубоко вздохнув, я снова набрала номер.
– Алло?
– Брэд!
– Да? – Он шмыгнул носом и высморкался.
Я не знала, что
сказать. И почему-то вспомнила, что в нашей семье никто не цацкался с подростками, если тех начинало знобить. А Брэд, если заболевал, ждал, чтобы с ним возились. Но мы, как принято говорить, ничего не выпускаем наружу, и я с ним никогда не сюсюкала.Я хотела спросить его, что он чувствовал вдень свадьбы, но не смогла.
– Слушай… – Я отвернулась к большому окну, выходившему на бурлящую улицу и прокашлялась.
– Я буду дома. Не беспокойся, – ответил он.
– Что? – Мое сердце затрепетало.
– Когда придет Консуэло.
– Ах, ты об этом…
Молчание. Долгое, неловкое молчание.
– Ребекка, – наконец заговорил Брэд. – Ты слушаешь?
– Да.
– Что ты хочешь? Мне надо читать.
– В общем… ничего.
– Тогда я пойду.
– Подожди.
– Ну что еще?
– Я хочу знать, что происходит.
– Ты о чем?
– О нас, – выговорила я с трудом.
– Ничего. – В его голосе послышалась насмешка.
– Пожалуйста… – попросила я.
– Что – пожалуйста?
– Пожалуйста, скажи, что с нами творится?
– Я тебе сказал. Nada. [67]
– Нам нужно найти время поговорить обо всем. – Я покрутила в пальцах ручку и посмотрела на календарь.
– Хочешь назначить мне аудиенцию? – рассмеялся Брэд.
– Что ты находишь в этом смешного? – Мои щеки горели. Я взглянула на циферблат на стене: через полчаса надо идти в отдел рекламы и вместе с Келли отправляться на обед.
– Господи, – усмехнулся Брэд. – Смешная ты. Не представляешь, какая смешная. Вот это-то и смешно.
67
Ничего (исп.)
– Чем же?
– Не важно. Пока.
– Нет уж, ты скажи! Брэд вздохнул:
– Ты в самом деле хочешь знать? Хорошо, я тебе скажу. Я не собирался жениться на рвущейся наверх белой девице с положением. Довольна? Ты стала моим самым худшим кошмаром.
Самым худшим кошмаром? Я онемела.
– Мне надо идти, – наконец пробормотала я. Рука удерживала трубку, хотя она, казалось, обжигала кожу. – Будь дома, когда придет Консуэло. Не забудь.
– Консуэло – вот еще что. Как ты можешь эксплуатировать такую женщину?
– Какую?
– Латиноамериканку.
– Господи, мне пора.
– Отлично. Только передай своей риэлтерше, чтобы больше не звонила сюда. Я устал с ней разговаривать. Меня от нее тошнит.
– Она не может звонить сюда. Ты же обещал помочь мне.
– Я не хочу шикарный особняк. Он мне не нужен. Ненавижу таких людей. Ты совсем не та, какой была когда-то.
Кровь зашумела у меня в ушах, я слышала удары своего сердца.
– Так какой же я была тогда? – прошептала я, повернувшись спиной к закрытой двери кабинета.
– Земной.
– Земной?
– Именно. Как мать-земля.
– Я вешаю трубку, Брэд.
– Давай. Пока.
Но я не повесила. И он тоже. Мы слушали дыхание друг друга, и я старалась не расплакаться. А потом сказала:
– Зачем ты это делаешь?
– До свидания, Ребекка. Щелк. Телефон разъединился. Земная?
Я посмотрела на другие наши старые снимки. На фотографиях я выглядела легкомысленной и возбужденной. Тогда мы еще знали друг друга недолго, но, признаюсь, меня будоражили деньги Брэда. Они притягивали меня сильнее, чем его светлые волосы и миловидное лицо. На одном снимке он положил мне голову на плечо. Для этого ему пришлось согнуться, потому что Брэд гораздо выше меня. И теперь я заметила то, что ускользало от меня раньше, – Брэд словно молился.