Клуб самоубийц. Черная стрела (сборник)

Дик был слишком разгневан, чтобы обратить внимание на это «ей».

– Дева Мария! – воскликнул он. – Вот так новости! Да из любых двоих кто-то обязательно окажется сильнее. Тот, кто сильнее и лучше, всегда побеждает того, кто слабее и хуже, и так ему и надо. Тебя, мастер Мэтчем, нужно хорошенько вздуть за такое поведение и за твою неблагодарность. И сейчас ты это получишь!

И Дик, который, даже будучи вне себя от гнева, сохранял спокойный вид, снял с себя ремень и намотал его конец на руку.

– Будет тебе сейчас ужин! – мрачно пригрозил он.

Мэтчем перестал плакать. Он побелел как полотно, но смотрел Дику прямо в глаза и не шевелился. Покачивая ремнем, Дик сделал шаг к нему. Потом остановился, смущенный большими глазами и худеньким, усталым лицом своего спутника. Решительный настрой начал покидать его.

– Бери свои слова обратно, – запинаясь, промолвил он.

– Нет, – ответил Мэтчем. – Я сказал правду. Давай, бессердечный! Бей меня. Я же хромой, я устал, я не защищаюсь. И я не сделал тебе ничего плохого. Бей же меня… Трус!

Дик замахнулся ремнем в последней надежде вызвать противника на бой, но Мэтчем зажмурился и сжался от страха с таким безропотным видом, что решимость снова покинула его. Ремень выпал из руки Дика. Он стоял, не зная, как теперь поступить, и чувствовал себя круглым дураком.

– Чтоб тебе от чумы сдохнуть! – наконец воскликнул он. – Ты такой слабак, что лучше бы следил за своим языком! Но лучше пусть меня повесят, чем я ударю тебя! – И он снова надел ремень. – Хорошо, я не стану тебя бить. Но и прощать тебя не собираюсь. Я даже не был с тобой знаком, так? Ты был врагом моего хозяина, так? Я дал тебе свою лошадь; ты съел мой обед; ты называл меня деревянным, трусливым и бессердечным! Черт побери, чаша терпения переполнилась! Как, наверное, выгодно быть слабаком! Ты можешь творить все, что угодно, а тебя никто и пальцем не тронет. Ты можешь украсть у человека оружие, когда оно ему нужно, а он тебе и слова не может сказать, ведь ты такой слабый! Это что, выходит, если кто-нибудь идет на тебя с копьем и кричит, что он трус, ты должен позволить ему пронзить себя? Тьфу, что за глупости!

– Но ты все-таки не ударил меня, – вставил Мэтчем.

– Не ударил, – кивнул Дик. – Не ударил, но я тебе на словах скажу. По-моему, ты очень дурно воспитан… Хотя что-то положительное в тебе, конечно, есть. Ты спас меня на реке. Черт возьми, я совсем забыл об этом. Нет, все-таки я такой же неблагодарный, как и ты. Но все, хватит об этом. Нам нужно идти. В Холивуде будем уже этой ночью или, в крайнем случае, завтра утром, так что давай поспешим.

Однако, несмотря на то что Дик заставил себя успокоиться, Мэтчем ничего ему не простил. То, как он толкнул его, убийство обезоруженного лучника в лесу и (самое главное!) занесенный ремень – все это было не так-то просто забыть.

– Хорошо, если это так уж нужно, я благодарю тебя, – сказал Мэтчем. – Но знай, добрый мастер Шелтон, что я и без тебя прекрасно справлюсь. Лес большой, так что ты иди своей дорогой, а я пойду своей. Я перед тобой в долгу за обед и нравоучения. Прощай!

– Ах так? – вскричал Дик. – Пожалуйста. Проваливай к черту!

Они оба решительно развернулись, и каждый пошел своей дорогой, в пылу ссоры не думая о том, куда эта дорога приведет. Но Дик успел пройти лишь десять шагов, когда услышал за спиной свое имя и Мэтчем бегом догнал его.

– Дик, – сказал он. – Неправильно нам расставаться так холодно. Вот моя рука и мое сердце в придачу. За все то, что ты для меня сделал… Не потому, что так нужно, а от всей души. Я благодарен тебе. Теперь прощай.

– Что ж, парень, – сказал Дик, принимая протянутую руку. – Пусть тебе везет во всем. Хотя я очень сомневаюсь, что так будет, потому что ты слишком любишь спорить. – И они расстались во второй раз. А потом Дик догнал Мэтчема.

– Вот. Возьми мой арбалет, – сказал он. – Нельзя тебе без оружия – пропадешь.

– Арбалет! – изумился Мэтчем. – Но я не умею им пользоваться. У меня и силы не хватит, чтобы натянуть его, так что мне он не поможет. Но все равно, спасибо, добрый мальчик.

Уже была ночь, и им не было видно лиц друг друга.

– Я пройду с тобой немного, – сказал Дик. – Ночь темная. Так и быть, доведу тебя до дороги, а то заблудишься еще, чего доброго. Там и расстанемся.

И без лишних слов он решительно направился вперед. Мэтчем снова последовал за ним. Тьма сгущалась. Лишь иногда, выходя на открытые пространства, они видели над собой черное небо в крошечных точках звезд. Шум беспорядочного бегства армии ланкастерцев все еще доносился до них, но с каждым шагом он становился все слабее и тише.

Полчаса они шли, не произнося ни слова, пока не оказались на широкой, заросшей вереском поляне с островками тиса и папоротника. Она словно мерцала в призрачном свете звезд. Там они остановились и посмотрели друг на друга.

– Устал? – спросил Дик.

– Не то слово, – ответил Мэтчем. – Если бы я сейчас лег, я бы, наверное, уже не встал никогда, так бы и умер.

– Я слышу шум воды. Тут где-то неподалеку ручей, – сказал Дик. – Давай пройдем еще немного вперед, пить ужасно хочется.

Дальше земля пошла под уклон, и верно, в самом низу крошечная бойкая речушка бежала среди ив. Они вместе бросились на землю и, припав ртами к прохладной, отражавшей звезды воде, утолили жажду.

– Дик, – сказал Мэтчем. – Я так дальше не могу. У меня не осталось сил.

– Я видел яму, пока мы спускались, – сказал Дик. – Давай ляжем там и выспимся.

– О, с превеликим удовольствием! – просиял Мэтчем.

В песочной яме было сухо. С одной стороны над ней нависал густой ежевичный куст. Под ним и устроились мальчики, прижавшись друг к другу для тепла. О недавней ссоре никто уже не вспоминал. Вскоре сон опустился на них, точно облако, и они мирно заснули, укрытые росой и звездным небом.

Глава седьмая Лицо под капюшоном

Проснулись они рано, когда рассвет только-только начинался. Птицы еще не распелись, лишь время от времени можно было услышать короткое щебетание или свист. Солнце еще не поднялось, но восток уже озарился многоцветным заревом. Они были голодны и измучены и все же продолжали лежать неподвижно, наслаждаясь блаженной истомой. Неожиданно среди тишины раздался звон колокольчика.

– Колокольчик! – сказал Дик, приподнявшись. – Неужели мы так близко к Холивуду?

Чуть позже звон послышался снова, на этот раз чуть ближе. А потом еще и еще, и с каждым разом звук приближался. В утренней тиши он слышался особенно отчетливо.

– Что бы это могло быть? – произнес Дик, с которого уже полностью слетела дрема.

– Кто-то идет, – ответил Мэтчем. – А колокольчик звенит при каждом движении.

– Это я и сам понимаю, – сказал Дик. – Но кому нужно бродить здесь с колокольчиком? Что он здесь, в танстоллских лесах, делает? Джек, – добавил он, – можешь надо мной смеяться, но не нравится мне этот замогильный звук.