Клубок со змеями
Шрифт:
Бастет кивнула:
— Да, расставили шатры и выставили часовых.
— Откуда нанесет удар Азамат?
— Из-за того утеса, где я закопала гиен, на рассвете через два дня.
— Наемники поставили дозорных на его вершине?
— Нет. Со стороны оазиса не взобраться — слишком крутой склон, а обходить, видимо, не захотели.
— Ясно.
Расправившись с едой, я ощутил сильную сонливость. Вновь разнылась рука. Поскольку до заката еще оставалось несколько часов, я решил вздремнуть.
— Посплю немного.
— Как хочешь.
Однако, прежде, чем закрыть глаза, я задал вопрос:
— Чем он тебя
— Кто? О чем ты?
— Азамат. Почему ты с ним? Ведь ты его боишься, я вижу это. Не так, как гиен, но все же. Почему?
— Выбора нет, — протянула Бастет.
— Он же непредсказуем.
— Пока мне удается заслуживать его милость.
— Считаешь, что сможешь делать это вечно?
— Предпочитаю не думать об этом.
— Вы любовники? — внезапно спросил я.
Даже в полусумраке палатки я увидел, как налились кровью ее глаза.
— Чего?! Нет! Я скорее умру, чем отдамся ему! — прошипела она, словно кобра.
— Иной причины быть к тебе благосклонным я не вижу.
— Я отлично знаю свое дело, ясно? Я лучший разведчик, что у него был, и если ты немедленно не прекратишь разговор на эту тему, то я убью тебя прямо сейчас! И плевать на то, что случится дальше!
— Хорошо-хорошо, забудем об этом, — примирительно произнес я, закрывая глаза и готовясь поспать.
«Горячая... Смотри не обожгись, Саргон».
Глава 17
Очнулся я от того, что Бастет легонько теребила меня за плечо:
— Проснитесь, мой господин, — тихо прошептала она.
— В чем дело? — сонно спросил я.
— Пришел посыльный с приглашением на ужин к торговцу Хазину.
Я протер глаза и сел. Голова слегка закружилась, но потом быстро пришла в норму.
— Вечер? — уточнил я у Бастет, и та кивнула. — Значит, пора, — я встал и поправил меч на поясе, чувствуя, как сердце слегка ускорило ритм.
— Мне идти с вами? — спросила нубийка.
— Нет, оставайся здесь, — ответил я, а затем произнес чуть громче, — будь готова подарить мне прекрасную ночь. Я хочу расслабиться после ужина.
Она вскинула на меня испепеляющий взгляд. Я же, подмигнув, вышел из палатки.
Сумерки быстро сгущались, а закатное солнце наполняло округу оранжевым сиянием. Ветра не было весь день, и раскаленный воздух все еще давал о себе знать, несмотря на позднее время.
Посыльным оказался тот смуглый коренастый человечек, которого я заметил ведущим вереницу верблюдов. По-прежнему одетый лишь в одну потрепанную набедренную повязку, он почтительно склонился передо мной:
— Приветствую вас, господин Саргон. Окажите мне честь проводить вас на ужин к хозяину каравана. Он с нетерпением ожидает вашего появления.
«Как же приятно, когда перед тобой склоняются в поклоне, а не вытирают ноги. А уж как сладко звучит это слово. Господин. Лучшее аккадское вино не сравнится с этим пьянящим вкусом!».
— Что ж, — произнес я, сделав важный вид, — веди. Я с радостью принимаю приглашение.
Сложив почтительно руки на груди, посыльный направился в сторону шатров караванщиков. Я двинулся следом.
Их верблюды были привязаны к пальме, прораставшей неподалеку от той, где разместились оба наших животных. Последние
явно испытывали недовольство этим соседством, недоверчиво посматривая на дюжину отдыхающих «горбатых». Тюки с верблюдов караванщики сняли и, видимо, отнесли в один из многочисленных шатров, расположившихся полукругом чуть поодаль. Среди них выделялся только один — самый большой. Вдвое шире любого другого, из синей ткани, и украшенный золотой статуэткой льва наверху. Не нужно было обладать навыками провидца, чтобы догадаться — именно этот шатер принадлежал хозяину каравана, хеттскому торговцу Хазину. Возле входа, вытянувшись по стойке, несли стражу двое копьеносцев-наемников. Еще пару воинов я заметил возле верблюдов. Остальные, видимо, вели наблюдение в других местах или отдыхали. Точно этого я не знал.Подойдя вплотную к шатру, я заметил стоящий рядом паланкин. Он был необычайной красоты. Такие редко увидишь даже прогуливаясь по богатым кварталам Вавилона. Позолоченные ручки, украшенные тонкой резьбой и статуэтками золотых львов впереди. Белоснежные занавески с вкраплением пурпурных ниток.
— Вам придется оставить оружие, — голос одного из стражников оторвал меня от созерцания прекрасного паланкина и мечте прокатиться в нем.
— Вы мне не доверяете? — спокойно спросил я, но спорить не стал, отстегнул меч и протянул его наемнику.
— Дело не в доверии, господин Саргон, — беспристрастно ответил стражник, — так заведено. Не волнуйтесь. Вы получите свой меч обратно, когда соберетесь уходить.
Я согласно кивнул и прошел внутрь шатра, полог которого передо мной почтительно приподнял смуглый человечек.
Четыре больших треножника с чашами неплохо освещали пространство. Первым делом в глаза бросался огромный стол, стоявший посередине и, буквально, ломившийся от яств. Несколько кувшинов с вином. Тарелки с фруктами, как свежими, так и сухими. Хлебные лепешки. Блюда с мясом свиньи, птицы — и все это в посуде, украшенной различной росписью. Вот на одном из кувшинов я заметил коршуна, клюющего тела павших воинов, а на другом силуэт черного змея.
По обе стороны от стола расположились два небольших, но довольно уютных ложа с парой белых мягких подушек на каждом. И вот на одном из них, прямо напротив входа, возлежал хозяин всего этого убранства. Честно говоря, именно так я себе его и представлял. Грузное и рыхлое тело. Даже просторная алая туника не могла скрыть его полноты. Толстое широкое лицо с двойным подбородком и глуповатым выражением. Единственное, что не совпало с моим мысленным портретом, так это длинные темные волосы до плеч, перевязанные голубой лентой, отсутствие бороды, да черные глаза, в которых мерцал веселый огонек.
— Приветствую тебя, Саргон Эламский! — воскликнул он, привставая с ложа и размахивая в воздухе ладонью с пальцами, толщиной как два моих. — Окажи мне честь и раздели со мной эту скромную трапезу, — на словах «скромная трапеза» он весело рассмеялся.
— Приветствую и тебя, почтенный торговец Хазин, — в свою очередь ответил я, — с удовольствием приму твое щедрое приглашение.
— Тогда садись же скорее за стол! Я ужасно проголодался!
Подушки на ложе были очень мягкими. Никогда в своей жизни я не сидел на чем-то подобном, и мне понадобилось сделать над собой усилие, дабы придать лицу равнодушное выражение. Не хотелось вызывать лишних подозрений.