Клубок со змеями

Бастет невесело рассмеялась:

— Если гиена была бешеной, то ты уже заразился.

— И что тогда?

— Умрешь дней через десять.

По моей спине пробежал легкий холодок:

— Выглядели они безумно.

— Возможно от голода, а не болезни, — Бастет виновато развела руками, — я бы могла прижечь рану, но не взяла с собой необходимых вещей, чтобы развести огонь. Кто знал, что они могут пригодиться.

Мне хотелось как можно скорее сменить тему, но не спросить я не мог:

— Скажи, я смогу снова двигать рукой?

— Гиена вырвала у тебя кусок мышцы и прокусила кость, но, каким-то чудом, не успела ее раздробить. Так, что рана затянется, кость срастется примерно через месяц, но...

— Но... что?

Бастет посмотрела мне прямо в глаза. Ничего хорошего в этом взгляде я не увидел:

— Забудь о тяжелой работе для левой руки.

Я облизал губы:

— Что ты имеешь в виду под тяжелой работой?

— Ничего весомее кубка с вином ты ею не поднимешь.

— Замечательно, — угрюмо произнес я, уставившись в потолок.

— Это лучше, чем совсем без руки.

— Но хуже, чем с двумя, — где-то внутри сознания снова шевельнулась та волна безразличия, что накатывала на меня в Вавилоне за несколько мгновений до казни. Пока еще далеко не такая большая, но она появилась вновь.

— Брось, — Бастет встала и потянулась, — я научу тебя орудовать клинком. Для этого достаточно и одной руки.

В ответ я лишь мыкнул нечто невразумительное.

— Хватит ныть, — тихим, но твердым голосом произнесла она, — лучше поспи. Не забывай, у нас завтра тяжелый день.

Я, молча, последовал ее совету, ибо думать о чем-либо еще больше не хотелось.

Глава 15

Когда я открыл глаза, то с удовлетворением заметил, что, несмотря на общую слабость и боль в руке, голова полностью прояснилась. Это позволило мне спокойно обдумать сложившуюся ситуацию.

В палатке потемнело. Видимо, ночь была близко, а поднявшийся ветер заставлял умиротворенно колыхаться стенки шатра.

Я сделал глубокий вдох, а затем, найдя глазами в сумраке кувшин с водой, протянул к нему здоровую руку и жадно припал губами к его краям. Сосуд был почти полным, поэтому часть воды расплескалась мимо, однако это не помешало мне полностью утолить жажду.

Бастет рядом не было.

«Надеюсь, ее предположение о том, что гиены могли быть бешеными, не оправдается. Однако глупо лежать и думать о худшем исходе. Это не даст ровным счетом ничего. Первостепенная задача — усыпить бдительность караванщиков. Заставить их задержаться на пару дней, и на продумывание того, как это сделать, у меня осталось не так много времени — торговцы прибудут уже завтра. Азамат тоже может стать серьезной проблемой. Необходимо как-то обезопасить себя на случай, если он решит убить меня после ограбления. Но как это сделать? Как?».

Мои размышления прервала Бастет, войдя в палатку. Она тяжело дышала, а темная кожа лоснилась от пота.

— Ветер усиливается, — произнесла она, вытирая лоб, — может, и буря будет.

Я ничего не ответил, лишь прислушался к порывам ветра снаружи, налетавшим на шатер, еще сильнее раскачивая стенки.

— Нужно промыть рану и сменить повязку, — сказала Бастет, указав на мою руку, — затем я сделаю удобную перевязь. И тебе надо поесть.

— Не нужно делать перевязку, — от одной мысли, что придется двигать рукой, мне стало нехорошо, — давай оставим ее до завтра.

— Нет, — тон Бастет твердо дал понять, что спорить бесполезно, — хочешь получить заражение крови? Червяков для очистки ран я за поясом не ношу.

— Каких еще червяков?

— Неважно, — она опустилась рядом на колени, — будет больно.

— Неужели?

— Твое ехидство сейчас совершенно не к месту, — огрызнулась нубийка, — думаешь, мне приятно этим заниматься?

—Ладно, — я опустил голову, — только, во имя Шамаша, постарайся побыстрее.

Бастет кивнула и начала аккуратно развязывать ткань, которой крепились пальмовые листья.

— Кстати, это отличный момент, чтобы продолжить твой рассказ, — молвил я, мысленно приготовившись терпеть.

— Ты о чем?

— Что с тобой стало после того, как тебя выкупил ханаанский путешественник? Так я хоть немного отвлекусь.

— Когда мы покинули пределы долины Нила, писец сообщил, что, прежде, чем он вернется на родину, ему бы хотелось побывать в идумейской [63] Петре [64] . Так мы отправились на восток, оставляя позади земли фараонов и огибая Синай, все глубже уходя в пустыню, — Бастет закончила развязывать ткань, а затем придвинула вплотную кувшин с водой и маленький глиняный горшок, который я заметил только сейчас.

63

Идумеи — семитский народ, обитавший в пустыне Негев южнее Иерусалима и Северном Синае.

64

Петра — столица Идумеи, царства на юге Израильского нагорья.

Резкий порыв ветра всколыхнул палатку, одернув ее полог, но мы даже не обратили на это внимания.

— И что было потом? — спросил я, наблюдая, как Бастет снимает один за другим пальмовые листья, обнажая перед моим взором окровавленную повязку.

«Худшее еще впереди».

— Он умер, — произнесла она, откладывая листья в сторону.

— Как?

Бастет встала и отошла в угол, на секунду выбыв из поля зрения. Когда же она вновь села рядом, то на коленях у нее лежала часть шерстяной накидки.

— Сердце, — ответила она, аккуратно разматывая перевязь.

Я начал глубже дышать. С каждым ее взмахом боль нарастала.

— Он был старым и переход по палящей пустыне не выдержал.

— Ты не пыталась его отговорить? — процедил я сквозь зубы.

— Я не знала, да и зачем? — Бастет пожала плечами. — Я от этого только выиграла, получив настоящую свободу, — она повернула ко мне голову, — думаешь это низко?

— Нет.

— Иногда мне так кажется. Все-таки он не сделал мне ничего плохого. Да и силой не держал.

— Зачем же ты отправилась с ним в Петру?

— Мне некуда было идти. Я чувствовала себя потерянной в этих чужих местах. Ханаанец являлся единственным человеком, которого я знала и кому могла доверять.

— Что же ты решила делать, когда его не стало?

Бастет закончила развязывать ткань. Я не решался смотреть на свою руку, предпочитая рассматривать потолок, колыхающийся на ветру. Нубийка взяла кувшин и полила водой на рану. На удивление это слегка притупило боль.

— Будет больно, когда я начну втирать жир,— предупредила Бастет.