Клубок Сварога. Олег Черниговский

С возвращением Янки из Царьграда митрополит из единомышленника Всеволода Ярославича превратился в его открытого соперника, так подействовало на него появление в Киеве Фомы Азарянина. Всеволода Ярославича отнюдь не радовало, когда он видел, с какой угодливостью поддакивает и улыбается суровому на вид пресвитеру Фоме киевский митрополит в своих раззолоченных одеждах и высокой закруглённой митре [110] .

«Видать, важная птица, - размышлял великий князь.
– Хоть и не грек, но по всему видать патриарх ему доверяет. Не зря Иоанн так перед Фомой стелется. Обскакала-таки меня любимая доченька! Заставили плясать под свою дуду!»

[110]

Митра– сферический головной убор, украшенный шитьем, бархатом, бисером, драгоценными камнями, иконками. Необходимая принадлежность одеяния митрополита.

Не желая сдаваться без борьбы, Всеволод Ярославич сделал последнюю попытку разубедить Янку в намерении уйти в монастырь. Тщательно подготовившись этой беседе, он притворился больным и вызвал Янку к себе, якобы покаяться перед ней за все причинённые обиды. Всеволод Ярославич прекрасно знал о чуткости и благородстве дочери и предполагал коварно использовать это себе во благо.

За узкими окнами под порывами предгрозового ветра шумели высокие тополя и вязы; от этого в великокняжеской ложнице царил мрачноватый полумрак. Едва Янка переступила порог спальни, челядинцы в белых посконных рубахах тотчас удалились, плотно притворив за собой тяжёлую дубовую дверь.

Великий князь лежал на кровати под одеялом. Голова с густой темно-русой шевелюрой и окладистой кудрявой бородой покоилась на высоко взбитой подушке. Всеволод Ярославич выглядел утомлённым: щеки были бледны, под глазами залегли глубокие тени. Он лежал с закрытыми глазами, но открыл их, едва услышал, как скрипнула дверь.

–  Садись, доченька, - негромким слабым голосом произнёс великий князь.
– Порадуй меня своим присутствием. Редко я стал тебя видеть: то ты в Печерской обители обретаешься, то на подворье у митрополита, то в Царьграде… Не пойму, какая собака меж нами пробежала. Чем не по сердцу тебе дворец, что норовишь бежать из него в монастырь? Ответь мне.

Янка, усевшись на стул, молча внимала.

–  Мачеха твоя живёт ныне в Берестове и глаза тебе не мозолит, - продолжил Всеволод Ярославич с укоризной, - дочери твоей я подобрал воспитательниц, каких ты хотела. Ни я сам, ни бояре мои, ни слуги слова тебе поперёк не молвят. Прах мужа твоего перевезли в Новгород и там похоронили опять же по твоей воле. Что ещё могу я сделать? Как замолить вину свою перед тобой?

Янка хранила молчание, глядя на отца странным отрешённым взглядом. Такой взгляд Всеволод Ярославич стал замечать после возвращения дочери из Царьграда. Он полагал, что это Мария настроила Янку против него, потому и повёл о ней дальнейшую речь:

–  Мне ведомо, что Мария недавно овдовела. Я надеялся, что она захочет вернуться на Русь, и просил тебя посодействовать в этом, да, видать, не дошли до твоего сердца слова мои.

Всеволод Ярославич тяжело вздохнул.

–  На мне вины нет, - тихо сказала Янка.
– Я уговаривала Машу вернуться в Киев, но она отказалась.

–  Значит, плохо уговаривала, - недовольно заметил Всеволод Ярославич.
– Я знатного жениха подыскал. Как раз ей под стать!

–  Маша замуж не собирается, - был ответ.

–  Что же она, так и будет куковать одна-одинёшенька с двумя детьми на чужой стороне?
– проворчал великий князь.
– На что надеется?

–  У Маши есть друзья в Царьграде, и родня покойного мужа без помощи её не оставляет.

Всеволод Ярославич подавил раздражённый вздох.

Помолчав, он заговорил о том, что надеется на помощь дочери в одном важном для него деле.

–  Каком именно?
– Янка насторожилась.

–  У старшего из сыновей Всеслава Брячеславича неравно супруга померла, - промолвил Всеволод Ярославич, не глядя на дочь.
– Я подумал, кабы тебе стать женой Рогволода. От этого всей Руси была бы польза немалая. Рогволод не позволит отцу разорять владения жениной родни.

Янка криво усмехнулась.

–  Благодарю за честь, батюшка. Хочешь пустить меня как разменную монету. Не можешь силой совладать с полоцким князем, так надумал в родственники к нему затесаться. Не надейся на это! Не стану я женой Рогволода.

Всеволод Ярославич рассердился:

–  Ты норов-то поумерь, дочь моя. Чай, я отец тебе, и re дядя чужой. Не место тебе в монастыре и блажь о ту из головы выбрось! Монастырь женский, так и быть, можешь основать в Киеве, но сама туда ни ногой!

Янка ничего не ответила, но по её глазам было видно, что отступать она не намерена.

Всеволодом Ярославичем овладело отчаяние. Он почувствовал, что бессилен перед волей своей дочери. Даже если он посадит Янку под замок, это вряд ли смирит её.

«Тень умершего Глеба стоит меж нами, - с горечью подумал великий князь.
– Любовь к покойному супругу питает нынешнюю неприязнь ко мне».

Всеволод Ярославич решил подобраться с другой стороны:

–  Я не меньше твоего скорблю по Глебу, доченька. Супруг твой покойный имел трезвую голову на плечах и гордыней не страдал в отличие от Олега и Романа. Старший из Святославичей был достоин не токмо Новгорода, но и Чернигова. Потому-то и опасался его брат мой Изяслав, советам моим не внемля.

Великий князь сделал паузу.

–  Расколола род Ярослава Мудрого вражда меж мною и сыновьями Святослава. Немало крови христианской пролилось из-за этой вражды, будь она проклята. Но могилы павших в сражениях быльём порастут, а сердца живых должны стремиться к миру. Самый младший из Святославичей, Ярослав, затеял ссору со мной, желая добиться более высокого стола княжеского. По матери своей Ярослав наполовину немчин, поэтому обретается ныне в Германии, видимо уповая на помощь германского короля. Видит Бог, не хочу я враждовать с Ярославом. Есть у меня задумка: не оружием и не угрозами одолеть его, но твоею красотою, дочь моя. Тебе же ведомо, что Ярослав не женат.

Всеволод Ярославич многозначительно замолчал.

–  Мне ведомо, что Ярослав не токмо не женат, но и красив отменно, - с таинственной полуулыбкой заметила Янка.
– Я пошла бы за него замуж, батюшка, да вот беда - Ярослав на три года меня моложе. Стара я для него.

–  Ничуть не стара, - возмутился Всеволод Ярославич.
– Ты на себя-то глянь, дочь. Твоих летов тебе же никто не даёт и краса твоя ещё долго не завянет. Ярослав только обрадуется возможности породниться со мной, вот увидишь. Этот брак окончательно уничтожит вражду в роду Ярослава Мудрого. Тогда и Ода, мать Ярослава, на Русь вернётся.

–  Отец, я соглашусь, пожалуй, стать женой Ярослава, но с одним условием, - после краткого раздумья сказала Янка.
– Ты позволишь Олегу вернуться на Русь, вызволив его из ромейского плена.

Лицо Всеволода Ярославича окаменело. Затем на нем отразилось сильнейшее волнение:

–  Разве Олег жив? Где ты видела его?

Янка рассказала отцу все, что узнала от Марии.

–  Хорошо, дочь моя, - выдавил Всеволод Ярославич.
– Я поразмыслю над твоим условием. Ступай покуда, милая.