Клубок Сварога. Олег Черниговский

–  Мария тоже старше Рюрика, - заметил Всеволод Ярославич, - на четыре года.

–  Это не помеха, - отмахнулся Коснячко.
– Мария раскрасавица! Рюрик покоя лишится, когда её увидит. Эх, жаль, что она в Царьграде! Неужто её выманить оттуда нельзя?

–  Пытался я через Янку вернуть Марию из Царьграда, да без толку, - вздохнул великий князь.
– То ли она прижилась среди ромеев, то ли Янка даже не пробовала уговаривать её вернуться на отчую землю.

–  Тут надо покумекать, княже.
– Коснячко опять почесал в затылке.
– Я слышал, Мария недавно овдовела. Тем более нечего ей на чужой стороне мыкаться. Держава ромейская трещит по всем швам! Сельджуки, болгары и норманны скоро поделят её меж собой. Надо бы позаботиться о нашей красавице, княже. Ей, поди, и невдомёк, что у неё над головой уже крыша горит…

Между тем за окном сгустился вечерний мрак. Челядинец принёс бронзовый светильник и осторожно поставил его на стол рядом со стопкой толстых книг в кожаном переплёте. Пламя светильника озарило светлицу с закруглёнными каменными сводами, с закруглённым дверным проёмом и такими же по форме окнами, утонувшими в толще каменной стены. Византийский архитектурный стиль господствовал во дворце великих киевских князей, хотя строили дворец русские каменных дел мастера во времена Ярослава Мудрого. В своё время переняв у ромеев православную веру, русичи невольно переняли у них и навыки каменного зодчества, лишь кое в чем придерживаясь собственных канонов в строительстве.

Великая ромейская Империя, раскинувшаяся за тёплым морем и по берегам Дуная, доживала последние годы. За прошедшие века державу много раз сотрясали восстания и войны, вражеские полчища бывало, докатывались до самого Царьграда, но ромеи всякий раз побеждали своих врагов, поскольку имели мощный флот и сильное сухопутное войско. Ныне у Византии не было ни флота, ни войска, ни денег на вербовку наёмником. Во главе Империи ромеев стоял молодой император Алексей Комнин, который при своей храбрости и воинском умении вряд ли сможет отразить многочисленны врагов одновременно на севере, востоке и западе.

О том и вели неторопливую беседу Коснячко и Всеволод Ярославич, незаметно переключившись со своих насущных забот на те потрясения, которые вот уже который год происходят в азиатских и европейских владениях ромеев. Русские купцы, вернувшиеся этой осенью из Царьграда, рассказывали о мощи сельджуков и норманнов, о том, с каким трудом ромейские полководцысобирают новобранцев под свои знамёна, о том, что всякий православный русич невольно скорбит о печальной участи патриарха и тамошних православных собратьев, обречённых в скором будущем на позор и погибель.

Напасти и тревоги, неотступно преследовавшие его, показались Всеволоду Ярославичу сущим пустяком в сравнении с поражениями и бедствиями, выпавшими на долю Алексея Комнина. Обсуждая с Коснячко действия молодого василевса по спасению своей разваливающейся державы, Всеволод Ярославич испытывал какое-то душевное успокоение от осознания того, что один правитель, может, и сильно грешен, но трон под ним не шатается. Иному же властителю даже весь безгрешный жизненный путь не даёт и слабой надежды на избавление от вражеских вторжений, голода, предательств и прочих несчастий.

«Только Господь в силах спасти ромеев в нынешнем их положении, - думал Всеволод Ярославич, - но и Господь, похоже, от них отвернулся».

* * *

Улаживать недоразумение с Рюриком Ростиславичем отправился тот же Коснячко. Ему предстояло заверить галицкого князя в том, что Всеволод Ярославич дорожит дружбой с ним и в доказательство сего намерен выдать замуж за Рюрика свою самую красивую дочь - Марию. Перед отъездом в Галич Коснячко и Всеволод Ярославич придумали, каким образом выманить её из Царьграда.

С этой целью Всеволод Ярославич повелел самому искусному из своих писарей написать Марии письмо, подделав почерк Янки. В этом письме, написанном под диктовку великого князя, сообщалось, якобы от лица Янки, что она сильно занедужила и уже не надеется выжить, поэтому просит сестру приехать в Киев повидаться с нею напоследок. Ещё в письме стояла мнимая просьба Янки к Марии проследить, чтобы тело её погребли в Переяславле рядом с могилой матери. Поскольку речной путь был скован льдом, то гонец с письмом был отправлен в Царьград сухим путём через Венгрию и Болгарию. Всеволод Ярославич спешил, опасаясь, как бы Мария вторично не вышла замуж за какого-нибудь ромея.

Янка, занимавшаяся обустройством женского монастыря, который так и назывался Янчин монастырь, решила: наконец-то её оставили в покое. Однако не тут-то было.

Однажды в конце ноября в гости к ней пожаловал великодержавный родитель. Всеволод Ярославич делал вид, будто желает самолично посмотреть, как живут в монастырских стенах первые русские монахини, тем более что в монастырь захотела на днях уйти одна из наложниц великого князя. Но проницательная Янка сразу догадалась, что как раз жизнь монахинь-то интересует отца меньше всего.

Когда они остались с глазу на глаз в монастырской трапезной, Янка спросила напрямик:

–  Ну, будет воду-то в ступе толочь, батюшка. Молви прямо, зачем пожаловал. Новые виды на меня у тебя появились. Не так ли?

Всеволод Ярославич невозмутимо отпил яблочной сыты [113] , отёр не спеша густые усы и глянул на дочь из-под косматых бровей.

–  Ты думаешь, мне безразлична твоя судьба?
– ворчливо начал он.
– Думаешь, отрадно сознавать, что моя дочь-красавица сама себя в монастырь упекла. Мне от бояр своих стыд и срам!

[113]

Яблочная сыта– разварные в воде яблоки, что-то вроде жидкого киселя.

–  Ой ли?
– Янка недоверчиво прищурилась.

Она сидела за столом напротив отца, откинувшись ни спинку стула, прямая и строгая в сером монашеском облачении. Голова была покрыта белым повоем. Розовые щеки Янки, сочные алые губы, белый лоб и чистые голубые очи выглядели столь ярко, что унылое монашеское одеяние казалось неподходящим обрамлением её красоте.

–  Ишь, вырядилась!
– Всеволод Ярославич стал похож на сварливого бородатого старца.
– Я же запретил игумену посвящать тебя в монашеский сан. Неужто подлый гречин запрет мой нарушил?

–  Ничего он не нарушал, - нахмурилась Янка.
– Я сама пожелала носить такую одежду. Инокини здесь в таких же рясах ходят, потому не пристало мне в цветастые сарафаны рядиться, живя с ними под одной крышей.

–  Ну вот что, дочь, - решительно проговорил Всеволод Ярославич.
– Довольно тебе монахиню из себя строить и при внешней лепости своей заживо себя хоронить. Надумал я выдать тебя замуж за Святополка Изяславича. Святополк старше тебя на пять лет. К тому же он в Новгороде княжит, а тебе Новгород всегда нравился.