Клуша

Клава кивала, засыпая на ходу. Мария Васильевна вновь поджала губы и закрыла за собой дверь не прощаясь.

Олежка сидел в детской за столиком и терпеливо ждал, когда его покормят. Стоило взглянуть на сына, как вина подступила слезами. Клава поплелась в ванную, сполоснуть лицо холодной водой, Олежка захныкал. Шевельнулось раздражение, даже умыться не дает, но тут же снова стало стыдно.

В детской, а по совместительству и Клавиной комнате, разве что спала она на диване в гостиной, царил кавардак. Старый шкаф, отданный мамой, доверху забит не пойми чем, то есть очень нужными вещами, которые однажды пригодятся. На полу пыльный коврик. Поверхность стола едва видно под бесплатными газетами и рекламными буклетиками, вперемешку с Олежкиными игрушками. Ноутбук притаился сбоку, старенький, только в интернете полазить. На окне пара цветков в горшках и жухлые листики от них на подоконнике. Синие занавески. Синие, потому что комната теперь мальчиковая. Детская кроватки, раскладывающийся кресло-кровать, которую лень разбирать. Клава настолько привыкла к этой комнате, в которой выросла. что не замечала уютная она или нет, просто жила в ней и все, как и ее сын теперь.

Олежке стукнуло три года, но Клава продолжала кормить его с ложечки. Нечего грязь разводить, думала она, засовывая ложку с кашей ему в рот как кочегар забрасывает уголь в топку.

Новый расчудесный день начался.

Подавая Олежке ложечку с кашей, Клава терзалась. Так легко обидела единственного близкого ей человечка. Ведь Олежка даже ближе ей, чем мама. Клава потерла переносицу, она и сама становилась как ее мать, взяла самое худшее.

Сейчас Мария Васильевна и не думала о том. чтобы стукнуть дочь, в конце концов Клава выросла и могла дать сдачу, если что. А может, Мария Васильевна стала старше и забыла про молодые срывы на дочери. Клава их не забыла, но и напоминать не хотелось.

– Накушался? – спросила она ласково. Олежка не ответил.

Клава со вздохом пошла на кухню – мыть детскую тарелочку. В раковине скопилась гора посуды залитая уже плохо пахнущей водой. Клава брезгливо, стараясь ничего не задеть, прополоскала детскую тарелочку и отставила в сторону.

Сорвалась вчера на ребенка. Клава закрыла опухшее со сна лицо руками. Сорвалась на ребенка.

– Я больше не могу так жить, – сказала Клава вслух. Ее мама уже ушла на работу, до вечера ее не будет, так что можно делать что угодно – говорить с собой вслух, орать на Олежку, смотреть телевизор целый день или зависать в социальных сетях, создавая видимость общения с давно посторонними людьми

Она совершенно точно собиралась сегодня что-то сделать, но что?

– Что я должна сделать? – сказала Клава вслух. Она физически ощущала комок проблем так, что болели плечи. Проблемы темной стеной волновались возле нее, опутывали щупальцами. Не давали ни отдохнуть, ни отвлечься. Но, в то же время, Клава чувствовала себя без сил, чтобы решить хотя бы одну из них. Просыпалась уже усталой.

Так вот она какая – депрессия, подумалось ей.

Гонимая острой виной, Клава старалась развлечь Олежку как могла. Включила мультики, но сын едва взглянув на экран, убежал на кухню, в поисках крышек от кастрюль. Клава попробовала отвлечь его игрушками – тоже без толку. Ей казалось, что Олежка все еще сердится на нее. В сосредоточенном взгляде темных глаз ей чудилось осуждение.

– Вихрастик мой, – ворковала Клава, – милый мой малыш, пойдем погуляем?

При слове "гулять" Олежка оживился, подбежал к входной двери и подергал за ручку. Клава облегченно выдохнула, значит, согласен.

Одеть Олежку не составляло труда. Приличного вида футболка и штанишки, и он уже выглядит как маленький модник. Клава скинула халатик, с собой приходилось труднее. Даже домашнее зеркало при неярком освещении не могло скрасить прелести ее все еще юного тела.

Реклама, которую часто крутили в Клушином детстве, и которую Клава запомнила на всю жизнь, была про девушку, которая любила свое стройное тело и ненавидела жир, который скрывал всю ее красоту. Клава полностью разделяла чувства той девушки. Глядя в зеркало, ей хотелось взять ножницы и отстричь свисающие за трусы бока и дряблый живот. Ноги казались ей колоннами, и грудь наоборот, выглядела слишком маленькой при массивном теле.

В выборе одежды Клава металась между цветными разлетайками и черными приталенными кофтами, которые, как она считала, должны идти всем, а значит, и ей тоже. Так что черных свитеров, кофт и футболок она имела по несколько штук. Правда, в какой-то момент Клаве становилось все равно, как она выглядит, и тогда она не стеснялась надевать обтягивающие джинсы и футболки с веселыми детскими принтами. Какой бы взрослой она себя ни считала, ребенок внутри нее не умер. Он все еще прячется внутри. как ее идеальное тело прячется под слоями жира.

Джинсы и черная футболка. Краситься и укладывать волосы не хотелось, так что Клава благополучно наплевала на "завершение образа" и, подхватив Олежку за руку, бодро отправилась на ежедневный моцион.

Обычная прогулка редко выходила за заданный маршрут мимо супермаркета, вдоль дороги засаженной яблонями. Клава обожала гулять по ней весной, когда белые лепестки разлетались подхваченные порывом ветра. Заканчивалась прогулка на детской площадке, когда там не оставалось других родителей и их чад. Не хотелось знакомиться и обсуждать успехи чужих детей, стыдливо умалчивая о собственных проблемах.

Клава посмотрела на сына. Три года уже. Почему он не говорит? Виновата атмосфера в семье? Да ну, ерунда. И она, и Мария Васильевна на ребенка не надышатся. Ну, кроме вчерашнего. Надо просто больше уделять ему внимания, решила она.

Клава обняла сына. Олежка захихикал, когда она пощекотала его животик.

– Я правда, честное слово, постараюсь быть не такой, как моя мать, – сказала ему Клава.

Если оставить все как есть, она не просто станет своей матерью, ее судьба может обернуться еще хуже. Ведь у матери хотя бы есть работа всей жизни, а у Клавы? Непонятные мечтания и неопределенные желания.

Устроить бы Олежку в сад да найти работу. Клава вздохнула.

Остановившись возле киоска, купить семечки, Клава обратила внимание на россыпь книжек в мягкой обложке. Грошовые детективы, любовные романы, обложки некоторых уже выцвели от долгого лежания на витрине. Клаву привлекла одна, с заголовком "Тайм-менеджмент" и нелепой картинкой под ним: обезьяна с часами. Руководство для тех, кто ничего не успевает. Старая, цена дешевая, давно лежит.

Поколебавшись немного, Клава ткнула в книжку, чувствуя себя неловко, как толстяк покупающий пособие по похудению за тридцать дней. Не то, чтобы Клава что-то не успевала, скорее она не знала куда себя деть. Дни пробегали незаметно за социальными сетями, едой, телевизором. Лишь прогулки вносили разнообразие, но и они давно стали частью рутины. И все же, глядя на людей на улице, Клава понимала, что хотя бы у некоторых из них интересная насыщенная жизнь. Не такая, полная драмы, страданий и внезапных чудес, какую показывают по телевизору в бесконечных сериалах, а настоящая.

Клава покосилась на остальные книжки, наверное, все же стоило взять и "Как похудеть за тридцать дней". Но не все сразу.

Олежка потянул Клаву за руку, ему надоело ждать у киоска, хотелось идти дальше. Клава погладила сына по голове. Необходимо что-то менять, дело даже не в работе и в садике, но в чем, Клава сказать не могла.

Уже дома, разглядывая блеклую обложку, Клава хмурилась и недоверчиво хмыкала. как бы оправдываясь перед собой, что собирается читать такую галиматью. Книжки подобные этой еще никому не помогали, вспомнила она слова мамы. Все равно, что в секту вступить.

Первая глава была про целеполагание.

В шкафу, забитом Клавиной рухлядью, лежала небольшая коробка, которую Клава нежно любила. Коробка с канцтоварами. Недорогими блокнотами, удобными ручками нескользящими в руке, все еще в магазинном целлофане красовался ежедневник за позапрошлый год. Книга для записи кулинарных рецептов. На дорогую канцелярию денег не хватало, зато на дешевую не жалко спустить мелочь.

Каждый блокнот обещал жизнь с чистого листа. Записать в них планы, наметить дела и пошло-поехало, все как-то само устроится.