Клятва врача

* * *

Разговор с Викой сложился трудно. Девушка сама пошла в атаку, начала упрекать меня в небрежении к ней.

– Я не собираюсь оставаться старой девой!

– Когда свадьба? Я что-то не вижу приглашения… – Сделал вид, что ищу на столе в документах.

– Ах ты… негодяй!

Вика резко развернулась, схватилась за ручку двери. Пришлось вскакивать, прыжками бросаться к ней, не давая выйти. С трудом, но оторвал руку от ручки, вернул за стол. Викторию всю колотило. Я налил ей воды, прямо как Чириков четверть часа назад мне. Начал успокаивать. Тихим, гипнотическим голосом просил не принимать больше скоропалительных решений. Что сделано, то сделано, но бросать медицину? При явном таланте к ней?

– Совершенно невозможно с тобой будет сталкиваться в коридоре, на обходе, – обреченно отвечала мне девушка, плача и стуча зубами по стакану с водой.

Опять порция «гипноза». Рассказал про свои планы насчет Питера, про назначение Моровского главврачом всей московской «богадельни». Вроде убедил.

И сразу после девушки вызвал к себе Жигана. Вот кто-кто, а хитрованец выглядел довольный жизнью. Костюм-тройка, лаковые штиблеты, подстриженная борода… Даже одеколоном приятным пахнет.

– Вызывали, Евгений Александрович? Доброго вам здоровьица.

Даже речь изменилась у Жигана.

– Слушай, а как тебя зовут по имени-отечеству? – поинтересовался я, опешив от нового облика безопасника.

– Титом крестили. А батю Кузьмой, значится.

– Вот что… Тит. Про Викторию Августовну слышал?

– Обитается, она, значит, на Арбате, в Обуховом переулке, рядом совсем, могу показать, – начал степенно излагать Жиган. – В квартире с фотографом лохматым, да крутился он здесь всё. Сказала, будут фотографическое ателье открывать…

– Следил за ней, что ли?

– Как можно, барин, – деланно удивился Жиган. – Я же ей вещи помогал перевозить! Она мне и полтину дала потом, за беспокойство, значит. А за лохматым этим присмотрел маленько. Но без вашего разрешения трогать его не стал. Тем более он помогает в лаборатории…

– Разузнай про ее любовника. Долги, внебрачные дети, что угодно.

– Может, красного петуха ему в ателье закинуть?

– Ни в коем случае! Мы чтим Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Уясни себе навсегда! – Тут я вспомнил про англичан, тяжело вздохнул. – Ну, почти чтим.

– Ага, понял… – Жиган почесался в шевелюре и весь новый шарм мигом спал. Передо мной был тот же самый здоровяк-поджигатель. Только немного пообтесавшийся.

– Людей в охрану нанял?

– Пока удалось троих. Двух унтеров-отставников. И одного бывшего городового. Тубина. Вот насчет него у меня подозрение…

– Какое?

– Не засланный ли он к нам?

– Кем?

И тут я вспомнил разговор с Зубатовым. Мол, без внимания нас не оставят, любая скорая помощь – кладезь оперативной информации по городу. Мы первые видим подозрительные раны, криминальные трупы, опрашиваем родственников и соседей…

Надо на врачебной конференции еще раз накрутить докторов, чтобы сразу отчитывались по всем странным случаям. Форму, что ли, какую официальную завести?

– Ну властями… Ходит, все вынюхивает. Я уже хотел его прогнать.

– Ни в коем случае!

– Это почему же?

– Лучше известный шпик, чем неизвестный. Наоборот, повысь его до своего товарища, пусть будет рядом.

– Ну и задачки вы ставите, Евгений Александрович.

– Отправишь его со мной в Питер, присмотрюсь к нему тоже.

* * *

Только собрался к чиновному люду, ведь это была основная причина моего приезда – и снова-здорово. Начальник лабораторий и примыкающих к ним помещений пожаловал, господин Антонов.

– Вот, смотрите, получилось! – закричал он с порога, размахивая какой-то пробиркой. К счастью, закрытой.

– Проходи, Слава, рассказывай, что тут у тебя, – попытался я сбить митинговый настрой спокойным тоном.

– Получили препарат! С нужными свойствами, Евгений Александрович! Вот, смотрите! На кроликах работает отлично!

Ничего выдающегося в пробирке я не увидел. Желтовато-серая субстанция, не очень много. Примерно как в американской инструкции.

– Но? – Я так и не дождался неизбежного добавления о незначительных препятствиях и вынужден был подстегнуть рассказ.

– Нестабильное вещество, – вздохнул Слава. – Держится сутки, а после – всё… И методика для промышленного производства…

– Ты сначала получи лекарство, про заводы с фабриками потом думать будем. Ты писал Романовскому о трудностях?

– Не-е-ет…

– А я тебя с ним зачем знакомил? Я говорил, что Дмитрий Леонидович теперь с нами работает?

– Просто я думал…

– Что лавры делить ни с кем не хочется. Слава, получим задуманное, хватит на всех. На результат работаем! Ордена потом раздавать будем! Тебе обещаю самый большой!

Я задумался. Испытать хочется, но как? Фигачить пенициллин на весь курс лечения в непрерывном режиме? Дозировка там мизерная. Буквально единицы. Считали мы по самому первому стандарту – убитый круг культуры стафилококка диаметром двадцать четыре миллиметра и есть та самая единица. Остальные я просто не помнил, а этот был записан в «золотой лекции».

– Моровского пригласи, Слава.

Вацлав ждать себя не заставил, наверное, рядом совсем был. Больных с гнойными инфекциями нашли аж троих. И всех даже спрашивать разрешения на испытания не надо было – за еду эти люди согласны на всё. Два гнойных конъюнктивита и одна флегмона стопы. Насчет последней я был не совсем уверен. Но пусть будет. Посеять культуру из отделяемого, определить возбудителя…

– Один конъюнктивит – контрольная группа. Дозировку… для глаза – пять единиц шесть раз в сутки, для ноги – пусть будет двадцать. Антонов, сделаешь?

– Д-да, – кивнул Слава.

Ишь, как понял, что к истории приобщается, так и заикаться вдруг начал.

– Вацлав Адамович, за вами – наблюдение и тщательное протоколирование. С фотографиями! У нас тут специалистов, как выяснилось, даже в избытке, – не удержался я от сарказма. – Пригласить стороннего наблюдателя из университета, а лучше нескольких. Нотариуса для заверения лабораторных журналов. Цели поставлены, задачи определены! За работу, товарищи!

На товарищах я и спалился. Слово вроде и общеупотребительное, в армии или на должности какой, но всякие смутьяны уже активно пытаются заграбастать его себе монопольно. Поляк вылупился на меня, открыв рот. Славка же, наоборот, посмотрел в восторге.