Клыкастые страсти

— Думаешь, она сейчас что-то делает?

— Не знаю. Твою мать!!!

Глеб дернулся от лежащей женщины, так что едва не пробил головой потолок машины. — что случилось?!

— У нее руки…

Константин бросил на заднее сиденье короткий взгляд. Но и этого хватило. Волос-ки на затылке оборотня зашевелились, по телу побежали противные мурашки. Ладони вдруг стали скользкими и холодными.

— Это — что!?

Других вопросов у него не было. Пока они были в безопасности. Но оборотень го-тов был вырваться даже под выстрелы противника, лишь бы этого не видеть. Происхо-дящее было… слишком неправильным. Чужим. И потому — страшным.

Одно дело — смотреть в экран телевизора и цедить пиво, твердо зная, что проис-ходящее — только выдумка режиссера. Другое — вот так. Вживую.

Лицо лежащей женщины было искажено мучительной гримасой. Словно она та-щила в гору что-то тяжелое. Губы шевелились. А вокруг рук разливалось слабое красно-ватое свечение. И из-под ногтей выступала кровь. Собиралась в капельки, медленно ка-пала на пол… почти черная в свете, пробивающемся через тонированные стек-ла.

— Не знаю. Следи за пульсом. Если она умрет, с нас Князь шкуру на ленточки спустит. — и Валентин — тоже. Лучше б она выжила.

— Куда как лучше. У меня Настя вся расцвела. Радуется, детей ждет…

— Это если нас сейчас не грохнут. Нас — двое. Сейчас нас могут просто числом взять.

Но из дома не доносилось ни звука. Все словно застыло в молчании. Только тихо капала на пол кровь, собираясь в небольшие лужицы на полу.

* * *

Я уже успела отчистить вампира до груди, когда Питер все-таки что-то вспомнил — и разродился речью.

— Ave, Maria, gratia plena; Dominus tecum: benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Iesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Amen

И потом то же на русском а то вдруг Господь латынь подзабыл:

— Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; благословенна Ты между жена-ми, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь

Ну хоть что-то вспомнил — и то хлеб. А то у меня уже руки ломило, как от стирки в холодной воде. Но я упрямо продолжала свое дело. Больно? И что?

Перетерплю. А вот второй раз может и не получиться. И что тогда?

Ничего хорошего. Единожды солгавшему дважды на слово не верят. Вот.

— Помоги мне, Господи в деле моем. Ты заступник мой, Бог мой, мир мой и я прошу твоей помощи. Избавь этого человека от ловчей сети и от злого слова; укрой своим плащом и защити от зла, не виноват человек в том, что искал правду. Не боялся он от страха ночного, оружия и зла людского — и зла, что приходит ночью. Не подпускай к нему зло, и убери раны с его тела, пошли ангела своего охранять его на любых дорогах и тропах. Ведь именно ты проложил их. Не осуждай человека за выбор его, за свободу воли, за пламя души — ведь именно ты сделал нас такими.

Оставалась еще голова и шея. Блин, ну пожалейте меня хоть кто-нибудь! Мне-то это за что… За то, что я сильнее… сила дается, чтобы помогать слабейшим…

— Господи, дай мне силы, голод стерпеть и жажду Признания своей силы я от людей не жажду. Достаточно, если руку могу протянуть я в помощь. Достаточно если на звезды смотрю я каждую полночь. Жалеете? Не жалейте. Не говорите. Не знайте. И даже мою помощь — не надо. Не признавайте. Примите ее как данность. Меня — как человека. Сила дана как бремя всем сильным. И так — от века. Если силен, обязан помочь тем, кто слабее. Без благодарности. Просто. И ни о чем не жалея.

Вот и все. Грязь была отчищена. И вампир передо мной представал переплетением не-вероятно красивых цветов и линий. Но слишком бледных. Ну да. Я сильно потрепала его. И сама выложилась, и он выложился. Нам теперь придется восстанавливать силы. Бед-ный Мечислав. Вчера оборотни, сегодня это нападение… Не успел получить фамилиара в полное распоряжение, как тут же оказался на голодной диете.

А вот так ему и надо! Чтоб не соблазнял своими… штанами!

— Нам пора, — вздохнула я.

Питер улыбался.

— Ты скажешь своим людям, чтобы меня не убивали сразу?

— Скажу. Если мы сейчас проснемся.

— То есть?

— Ты какой меня видишь?

— Красивой. Только прозрачной. — а когда я начинала свою работу?

— Ты была намного ярче. — вот. Я много сил потратила, чтобы привести тебя в форму.

— И я тоже. То есть мы сейчас можем просто уснуть?

— Ну да. Я — точно.

— Это плохо. Откуда же твои люди узнают, что я не враг…

— Ну, Мечислав может мне присниться и все выяснить… — а до этого меня раз двадцать пронзят осиной?

Я пожала плечами. Очень может быть. Мечислав не отличается добротой и любовью к людям, которые причинили ему зло. А покушение на меня — уж куда дальше? Лишение ценной собственности, источника силы и клоуна по совместительству…

— Юля, я могу отдать тебе свою силу? А ты расскажешь своим, кто я и что произошло.

— Ты уверен?

Я знала, что можно так и поступить. Но пусть это будет добровольное и осознанное решение.

— Это наш единственный выход. Не хотелось бы умереть, только-только освободившись от проклятия.

— А уж как мне бы не хотелось портить свою работу…

— Тогда… как передать силу? — просто протяни мне руку.

— Держи.

Я коснулась руки вампира. И ничего не ощутила. Как будто рука попала в струю тепло-го воздуха от кондиционера. Только воздуха — неподвижного.

А потом волна тепла хлынула вверх по руке. Прошлась по плечу, захлестнула голову и помчалась по телу вместе с кровью. Мне захотелось замурлыкать. Приятно. Так и восстанавливается сила… наверное. А Мечислав чувствует то же, питаясь моей кровью? Надо спросить.

— А что мне теперь делать?

— Ничего, — я сама не узнавала своего голоса. Но силуэт вампира на глазах становился все бледнее, а полянка расплывалась перед моими глазами. — Спи. Я обещаю сделать все, чтобы ты остался в живых. — и даже сверх того.

— Обещаю, — повторила я.

Полянка выцветала. Силуэт вампира расплывался перед моими глазами. Все заслоняло какое-то красное марево. И я сморгнула, чтобы отогнать его.

И тут же в голову ввинтился противный вопль.

— Юля, ты жива!? Скажи хоть что-нибудь!!!