Ключ Лжеца

– Вся эта затея… пронести ключ Локи за дверь смерти… – Туттугу предупреждающе посмотрел на меня, и жестом ладони показал умерить пыл. – Как насчёт того, чтобы не делать этого? – Туттугу закатил глаза. Я сердито посмотрел на него. Проклятье, я же старался ему помочь! – Брось ты. Это же безумие. Ты сам знаешь. Я знаю. Мёртвые мертвы. Кроме тех, которые не мертвы. А мы видели, как это отвратительно. Даже если твари Мёртвого Короля не поймают тебя на дороге и не заберут ключ. Даже если ты доберёшься до Келема, и он не убьёт тебя и не заберёт ключ… даже тогда… ты не сможешь победить.

Снорри уставился на меня, молча, бесстрастно, бесстрашно. Я хорошенько глотнул из кружки и, обнаружив, что она опустела, налил снова.

– Ты не первый, кто теряет жену…

Задев его за живое, я думал, что он вскочит на ноги, но Снорри этого не сделал. На самом деле он почти с минуту ничего не говорил, просто смотрел на дорогу, и на проходящих мимо людей.

– Меня пугают годы впереди. – Снорри не повернул ко мне своё лицо и говорил вдаль. – Я не боюсь боли, хотя на самом деле боль внутри меня сильнее, чем я могу перенести. Намного сильнее. Она меня зажгла. Моя жена, Фрейя. Словно я был одним из тех окон, что видел в доме Белого Христа. Ночью они тусклые и ничего не значащие, а потом рассветает, и они начинают полыхать цветом и историей. Знал ли ты когда-нибудь такое, принц Красной Марки? Не женщина, ради которой ты умрёшь, а женщина, ради которой ты будешь жить? Больше всего меня пугает, что время притупит эту рану. Что через шесть месяцев, или через шесть лет я проснусь однажды утром и пойму, что уже не могу вспомнить лица Фрейи. Обнаружу, что мои руки больше не помнят тяжести маленькой Эми, мои ладони забыли её гладкую кожу. Я забуду моих мальчиков, Ял. – Его голос надломился, и неожиданно больше всего на свете мне захотелось взять свои слова назад. – Я их забуду. Воспоминания смешаются. Я забуду звуки их голосов, и время, которое мы провели на рыбалке во фьорде, и как они маленькими гонялись за мной. Все эти дни, все эти мгновения исчезнут. А без моих воспоминаний… кто они, Ял? Мой храбрый Карл, мой Эгиль, кто они? – Я увидел, как его плечи трясутся, как он дёрнулся, делая вдох.

– Я не говорю, что это правильно, или отважно, но я пронесу топор своего отца в Хель и буду искать их, пока не найду.

Целую вечность после этого никто из нас не говорил. Я постоянно пил, ища ту отвагу, что лежит на дне бочонка, хотя вино уже казалось кислым.

***

В конце концов, когда тени вытянулись, а наши тарелки давно опустели, я сказал им.

– Я остаюсь в Вермильоне. – Сделал ещё глоток, покатал его во рту. – Снорри, это было приятно, но моё путешествие заканчивается здесь. – Я даже не думал, что придётся что-то предпринимать по поводу проклятия Сестры. Оно уже настолько ослабло, что я, очнувшись от последнего сна Кары, уже не слышал шёпота Аслауг. Закаты проходили теперь почти незамеченными – только кожу покалывало и ненадолго обострялись чувства. – С меня хватит.

Кара потрясённо уставилась на меня, но Снорри лишь поджал губы и кивнул. Такой человек, как Снорри, мог понять, какую власть имеют дом и семья. Впрочем, по правде говоря, я терпеть не мог почти каждого живого члена моей семьи, и в списке причин, по которым я не собирался продолжать безумное путешествие Снорри, главной был страх, что меня убьют агенты Мёртвого Короля. Впрочем, очевидным был тот факт, что даже причины номер шесть: "жутко скучное путешествие" было вполне достаточно. Может, у моей семьи и не было надо мной большой власти, но престиж их имени, комфорт их дворца, и гедонистические удовольствия их города держали моё сердце порочной хваткой.

– Тебе надо взять Хеннана с собой, – сказал Туттугу.

– Уф. – Этого я не предвидел. – Я… – В этом был смысл. Ребёнку не следовало терпеть то, что ждало их впереди. Если уж на то пошло, то это и взрослому терпеть не следовало. – Конечно… – В уме я уже обдумывал список мест, куда мог всучить пацана. Мадам Роза с улицы Розолли могла бы взять его относить поручения и чистить столы в фойе. Графиня Паламская нанимала в свой особняк весьма юных мужчин… рыжеволосый мог бы ей понравиться… Или его могли использовать на дворцовой кухне. Уверен, я видел там беспризорников, крутивших вертела с мясом и всё такое.

Сам Хеннан не возражал, но яростно жевал свою горбушку и таращился на дорогу.

– Я, уф… – Я отхлебнул ещё вина. – Пора прощаться и ехать.

– Мы недостаточно хороши, чтобы нас видели с тобой в твоём городе? – Кара выгнула бровь. Лишившись всех рун, она распустила косички и отрастила волосы. Они так выгорели на солнце, что выглядели почти серебристыми, ниспадая на голые плечи, усеянные летними веснушками.

– Снорри разыскиваемый преступник, – сказал я. Конечно, это была полная ложь, и даже если б это было так, я, наверное, смог бы выговорить ему помилование. Правда состояла в том, что я не хотел, чтобы факты мутили воду той лжи, которую я стану рассказывать о своих приключениях во льдах и снегах. И к тому же мне хотелось, чтобы, когда я триумфально вернусь в высшее общество, все взгляды были прикованы ко мне, а не блуждали по мускулистому и интригующе привлекательному варвару, возвышающемуся надо мной.

Снорри посмотрел мне в глаза и, прежде чем я успел отвести взгляд, протянул руку для воинского рукопожатия. Я сжал её немного неловко. Костедробительное пожатие, и он отпустил. Туттугу с той же целью протянул свою ладонь куда более обычных размеров.

– Попутного ветра, принц Ялан, и много рыбы тебе. – Мы пожали руки.

– Тебе тоже, Туттугу. И попытайся удерживать его от неприятностей. – Я кивнул на Снорри. – И её. – Я кивнул на Кару. Хотел и ей что-нибудь сказать, но не нашёл подходящих слов, и неуклюже поднялся. – Нет смысла тянуть… как сказала актриса епископу… – Мой конь стоял у корыта на другой стороне двора, и, раз уж мир закружился вокруг меня немного быстрее обычного, я немного постоял, чтобы всё успокоилось. – Прими мой совет: выбрось этот ключ в озеро… – Я помахал пальцами Хеннану, чтобы он поднимался. – Пошли, парень. – И с этими словами я как можно твёрже направился к своему мерину, которого в тот миг решил назвать Нор, в память о коне по имени Рон, который нёс меня большую часть пути на север. Нор везёт меня в противоположном направлении, потому у него должно быть противоположное имя.

Я довольно легко влез в седло и протянул руку Хеннану, чтобы помочь ему подняться. Нога коснулась копья, Гунгнира, замотанного в тряпки и привязанного к боку Нора. Мне пришло в голову, что я мог бы уехать с ним. Надежда всегда опасна, а Туттугу и, возможно, Кара, держатся за это копьё, за эту ложную надежду. Из-за этого копья их появление перед Келемом казалось менее похожим на самоубийство. Без него они, возможно, повернут на последней миле, а то и Снорри свернут с пути.

– Гунгнир! – Туттугу бросился вперёд. Я чуть не ударил Нора пятками по бокам, но в итоге всё-таки отвязал верёвки и взял копьё в руку. Оно трепетало, словно полуживое, и было намного тяжелее, чем ему следовало.

Я бросил копьё Туттугу.

– Осторожнее с ним. Чувствую, оно острое с обоих концов.

С этими мы покончили, отвязали их котомки, я отсалютовал столу и пустил Нора рысью по гравийной дороге в Вермильон.

– Надо было отправиться с ними. – Сказал Хеннан. Его голос дёргался в такт шагов Нора.

– Он собирается попросить безумца в соляных копях показать дверь в смерть и открыть её. Безумца, который отправил за ним убийц. Это похоже на то место, куда надо отправиться?

– Но они же твои друзья.

– Парень, я не могу себе позволить таких друзей. – Слова получились сердитыми. – Это важный урок: научись отпускать людей. Друзья полезны. Но когда у них не остаётся того, что нужно тебе – отмахнись от них.

– Я думал, мы… – В его голосе слышалась боль.

– Это другое, – сказал я. – Не говори глупостей. Мы по-прежнему друзья. А кого ж ещё я буду учить карточным трюкам?

ДЕВЯТНАДЦАТЬ

После разлуки со Снорри, Туттугу и Карой мы с Хеннаном ехали без разговоров. Я вёл Нора по Аппанской дороге, движение на которой по мере приближения к входу в великий город становилось всё плотнее. Придорожные дома уже были полноценными тавернами или фасадами магазинов, готовыми предложить путнику всё, что он пожелает. Вдали блестящие изгибы Селина отражали и преломляли солнечный свет. Моя голова начинала болеть от жары и вони столицы, доносившейся до нас при малейшем дуновении ветерка.

***

Ворота Вермильона открыты круглый год. Перед огромными стенами Аппанская дорога ещё четверть мили проходит по пригороду. По краям его, подальше от дороги, стоят ветхие лачуги, а ближе к стенам – более благородные дома: двух- и трёхэтажные строения вперемешку с общественными зданиями и открытыми площадями, усаженными деревьями. Бабушка регулярно издавала объявления, напоминающие здешним обитателям, что дома на этой земле будут сожжены, если городу когда-нибудь придётся обороняться, но каждый год пригород немного расширялся и тянулся всё дальше вдоль пяти дорог, питающих Вермильон.