Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Вилли сначала открыл рот. Подумал, потом закрыл. Нори театрально схватился за голову. Рэн слегка побледнел – но даже не вздрогнул. Истинный герой, говорю же.

– Даже если у нас получится, – Вильям подбирал слова так тщательно, словно на суде свою невиновность доказывал, – как мы приманим его сюда? У нас даже самой примитивной мыслишки нет...

– Есть, – неожиданно даже для себя самой сказала я.

Оглядела друзей. Все ждали. И смотрели на меня.

В светлых глазах Рэна светилось геройское упрямство. Лиарру бы сюда! Какой шанс теряем! Если она не влюбилась бы в Рэна прямо тут и прямо сейчас, то валяться мне на берегу дохлым хагзи следующее десятилетие!

Поли, усевшаяся было на пол, нервно вскочила, сбив головой многострадальное

чучело крылатой кошки. Чучело грохнулось на ковер, одно из крыльев предательски отвалилось.

– Ох... простите, пожалуйста! – покрасневшая как рак подруга бросилась собирать бренные останки. Профессор Раундворт удержал ее за плечо.

Вилли стянул губы в узкую нитку. Поправил очки.

– Нэк, ты так и будешь молчать? – обиженно взвыл Нори. –Ну говори же!..

Между строк

Свод небесный парусиною натянут, тропка вьется — то направо, то налево. Ли по прозвищу Лисица — бард-бродяга, а еще — убийца, лучший в королевстве. Не боится Ли ни призраков, ни духов, ни собак, привыкших сразу рвать за горло, он клинками рассечет в полете муху, он пройдет сквозь лес, пустыню или горы. Выходил живым из сотни разных стычек, и не пойман, чьи бы люди ни ловили...

пусть заказ сегодня странный, необычный — Ли спокоен, он исполнит — не впервые.

...ему говорили — феникса только тронь, они не живые, это сплошной огонь, рождаясь, они творят и войну и боль, разносят чуму собой.

Ему говорили — птенец рождается раз в сто лет, пусть тебя не обманет внешность — все это бред, эта тварь — предвестник мора и сотни бед, сотвори благое дело, парень, зачтут тебе.

На заросшей плоской крыше дремлет лето, мир сверкает, как рыбешка возле брода. Мэй сидит, бросает камушки у клети. Мэй одна, но ей уже четыре года. Без родителей день будет очень длинным, Мэй одна, но не боится — вот ни капли! Мэй четыре (ладно, три! но с половиной), ближе к вечеру вернутся мама с папой. Теплый воздух золотится мелкой пылью, вьются мошки над водой в тени акаций. Мэй послушна, и играет, как учили...

... зажигает огоньки щелчками пальцев.

...А ее учили: люди — страшней их нет, не ходи по их дорогам, не ешь их хлеб, обнаружат, закуют и захватят в плен, люди хуже, чем драконы — опасней, злей.

А еще учили: прячься, таись, молчи, даже если будет больно — то не кричи, пусть ты внешне как они — это лишь обман, лучше боль, чем люди, лучше живи одна.

День июньский паутинкой серебрится, жаркий луг цветами щедро разукрашен. Вот убийца — Ли по прозвищу Лисица, вот малышка с рыжим пламенем кудряшек. Вот упрямо время встало — и ни с места, смотрит Ли, и смотрит Мэй, глаза в глаза ли... если б паузу такую ставил в пьесе — освистали б, право слово, освистали. Что такое взгляд — для мира, миг — для века? жизнь букашки — та и то подольше, право...

Но, бывает, только мига человеку не хватает для того, чтоб видеть правду.

Ближе к вечеру — закат на верхушках лип, по дороге вдаль шагает спокойный Ли, за спиной в потертых ножнах бывалый меч, во рту колосок ржаной.

Ближе к вечеру — спадает палящий зной, у крыльца играет в камушки кроха Мэй, у нее веснушки — свет и кудряшки — медь, огоньки ей пальцы лижут и теребят. И не важно, кто человек, а кто вовсе нет — время знает, что оно-то на всех одно. И идет вперед, улыбается про себя.

Разумеется, это оказалось нелегко.

Иллюзии нам начинали преподавать лишь в третьем классе, и давались они далеко не всем. Легче всего было изобразить водяной блеск в десятке метров от цели; вроде миража в пустыне. Попробовать что-либо хитрое, например, силуэт винго в вечернем полумраке, чтобы напугать нервного соседа, мог уже далеко не каждый. А уж точный, до последней черты и волоска портрет, да по указаниям единственного свидетеля, потому как второй отрекается «мне было четыре года, и ничего я не помню», да такой, чтобы продержался дольше минуты...

Работа нашлась всем – всем, кто в данный конкретный момент не был занят раскопками полузасыпанных коридоров. Меня и второго добровольца разрисовали рунами, как «узорных людей» на ярмарках татуировками — от шеи до пяток. Хорошо, что ученическая форма эту красоту неземную успешно прикрывала. В ход пошли все возможные запасы реагентов, все наши оставшиеся силы — маленькие силы, не чета древним магам, но какие уж есть.

План, конечно, держался, словно дурной лесной домик с припасами – на трех кривых палках, одна поломанная, две скрипят. Вдруг Ворон сейчас вообще спит? Вдруг мы неправильно вычислили, на что его можно приманить? Вдруг то, вдруг се... К тому же я об этом скрипучем плане пожалела уже через полчаса. Именно мне приходилось, смахивая с себя капли чернил от рун, бегать по всей Мастерской, хвалить второклассников, ругать пятиклассников, говорить «да, так» или «нет, вовсе непохоже». Очень помогал Тимми: носился туда-сюда по мелким поручениям, держал недовольного суматохой Черныша, заверял меня, что «все будет круто, ну!», а один раз, пробегая мимо, сунул мне в руку почти что ненадкушенный бутерброд, который я проглотила, вовсе не жуя. Наверное, я бы нервничала ужасно – просто нервничать было совсем некогда. А Рэн, Вилли и Нори, единственные, кому я могла бы поплакаться в форменную куртку, были заняты совершенно другим делом.

Правда, когда ко мне подошел профессор Раундворт и мягко сказал: «Пора, Нэк», я почувствовала себя так, словно меня вызывают на экзамены. На все сразу, причем одновременно, а всех, кто получит ниже пятерки с плюсом, отправят валить лес на плантации Государства Ори. Я сглотнула, одернула куртку, отдала призму с ключом профессору – целее будет. И, сквозь услужливо распахнувшуюся Львиную Дверь, вышла-таки во двор, держа за руку притихшего Тимми.

Львиные клыки лязгнули за моей спиной. Непривычно пустой, темный двор, освещенный всего парой фонарей – как будто вокруг вечер, уже переходящий в ночь, распахнутые ворота, за которыми клубится сумрак, и вверху сумрак, и по бокам – как будто Мастерская находится внутри яйца, и яйцо вот-вот должно расколоться...

Расколется, мысленно поправила я себя. Если мы сделаем все как надо. «Я наблюдаю за вами», – сказал Ворон. Наблюдает. Ему мы нужны живыми, не мертвыми – чтобы собрать потом урожай, выросший из семени Хаоса, посаженного в людских сердцах. Почему-то я не злилась на Хаос. Он был как то дерево дэвон – просто хотел расти. Может быть, наша сила так же растет внутри нас. Не только волшебная — любая. Решимость, смелость, дружба, любовь.

Говоришь, наблюдаешь за нами? Что ж, здравствуй!

Последнее слово я произнесла вслух. Еще и рукой помахала, и подпрыгнула.

Поделиться с друзьями: