Ключ

66

Дик ногой захлопнул дверь и положил девушку на кровать.

Посмотрел на часы. Еще десять минут, потом придет время докладывать. Самое трудное он уже сделал: выманил ее из номера, убедился, что никакого второго человека здесь нет, и теперь девушка в его руках. Оставалось свернуть ей шею, а после этого улизнуть из гостиницы. Благодаря табличке «Просьба не беспокоить» никто не обнаружит тела по крайней мере до завтрашнего утра, а к тому времени след Дика здесь уже давно простынет.

Он наклонился к лицу девушки и помимо запаха хлороформа уловил еще и слабый аромат гостиничного мыла. Красивая хрупкая фигура, чистая, почти прозрачная кожа, рот слегка приоткрыт, в его влажной глубине поблескивают небольшие белые зубы. Он нагнулся еще ниже, чтобы ощутить теплоту ее дыхания, и заметил залегшую между закрытыми глазами морщинку, свидетельствующую о частых размышлениях. У Дика тоже была такая морщина, образовавшаяся за многие годы напряженного самообразования, — главным образом, в тюремных библиотеках.

Увидев рядом ее рюкзак, он подобрал его с пола и просмотрел вещи, пытаясь найти книгу, которую девушка читала в самолете. Ему всегда нравилось оставить себе что-нибудь на память. Су-ве-нир.Рюкзак был почти пустым, поэтому отыскать книгу удалось быстро. Но Дик увидел и то, что сразу отравило ему хорошее настроение.

Он вынул из рюкзака Гидеоновскую Библию и нежно прикоснулся к ней, словно держал в руках искалеченную птицу. Обложка сама собой раскрылась, и Дика передернуло от возмущения, когда он увидел, как исчеркана последняя сохранившаяся в книге страница. Втуне пропали для нее слова Господа Бога, она их даже уничтожила и тем совершила самый тяжкий — в глазах Дика — грех.

Он опустил глаза и посмотрел на бесчувственное тело. Девушка больше не казалась ему красивой. Ему хотелось одного: поскорее завершить начатое и уйти отсюда.

Завывания пожарной сирены прекратились, в номере снова воцарилась тишина. Надо действовать без промедления, если он хочет скрыться, пользуясь остатками еще не улегшейся в гостинице суматохи. Девушка свернула шею гостиничной Библии — теперь он свернет шею ей самой. В этом проявится справедливость закона, закрепленного в Ветхом Завете: око за око…

Он сжал ее голову своими ручищами и напрягся, готовясь свершить правосудие, как вдруг в тишине комнаты что-то запищало — извещение о полученном смс-сообщении. Дику больше всего хотелось услышать, как хрустнут позвонки жертвы, но профессиональный инстинкт и долгий опыт работы заставили его сдержаться, а привычка к дисциплине потребовала удостовериться в том, что он точно выполняет приказ.

Он вынул телефон, открыл сообщение, и морщина на лбу стала глубже. Дик дважды перечитал смс, потом взглянул на свою жертву.

— Ты любишь слова, — прошептал он, обращаясь к спящей девушке. — Так вот, у меня есть хорошее словечко для тебя. От-сроч-ка.

67 Рун

Все утро, пока шла уборка улиц после землетрясения, в Старый город никого не впускали. Ворота с подъемной решеткой открыли в начале третьего, когда за ними уже собралась толпа в несколько тысяч человек, — люди стремились подняться на вершину холма, в доступную мирянам церковь Цитадели, и вознести благодарственные молитвы за свое спасение. Ждала в этой толпе и доктор Аната.

Двигаясь в плотном людском потоке, она обратила внимание на то, что Старый город выглядит на удивление неповрежденным. Кое-кто из паломников утверждал, что это, несомненно, чудо, но доктор Аната знала настоящую причину — все дело здесь было не в религии, а в геологии. Землетрясение распространяется волнами. Менее плотный грунт усиливает эти волны, а скальные породы, на которых стоит Старый город, гасят их, лишают силы. Поэтому здесь землетрясение не причинило больших разрушений — вот и весь секрет.

Ей потребовалось почти сорок минут, чтобы взойти на вершину холма и оказаться в прохладе церкви, вырубленной в скале. Там было не повернуться от кающихся, а уши закладывало от шума, который производили туристы и местные верующие, спешившие вознести благодарность, покаяться в грехах и испросить за них прощения. Аната пробиралась через это людское море по вымощенному каменными плитами полу к исповедальным кабинкам — они находились в самом дальнем углу. Габриель вызывался идти сам, но положение в городе постепенно нормализовалось, в его поимке было заинтересовано слишком много людей, и поэтому пошла Аната. Ее увлекла мысль о возможности сыграть хотя бы маленькую роль в представлении, от которого зависели судьбы мира. Всю жизнь эта женщина изучала историю, теперь же она могла в какой-то мере сама творить историю.

Дойдя до угла с кабинками, Аната заняла место в конце очереди, устроившись на длинной скамье, заполненной смиренными верующими — те не сводили напряженных взглядов со стены, расписанной яркими картинами: это была средневековая фреска Страшного суда. Анате подумалось: а пропустили бы ее без очереди эти люди, если бы знали, что она как раз пытается предотвратить событие, запечатленное на картине, которую они созерцают? Сомнительно. В очередях люди ведут себя по-особому, даже когда на карте стоит судьба мира, так что Аната приготовилась ждать долго. Еще через двадцать минут она сделала несколько коротких шагов по дороге смирения и опустила за собой завесу.

В исповедальне было тесно, пахло ладаном и человеческими страхами. Женщина присела на маленькую деревянную скамеечку и приникла к решетке.

— Тебе есть в чем исповедаться? — раздался приглушенный голос.

— Я хочу передать кое-что брату Павлину.

Последовало короткое молчание, потом сидевший внутри человек быстро встал и, не говоря ни слова, вышел.

Доктор Аната прислушалась к звуку удаляющихся шагов, которые вскоре растворились среди стоявшего в церкви общего гомона. Она и сама толком не знала, чего ждала, но уж, конечно, не того, что священник так стремительно уйдет, ничего ей не сказав. Такой оборот дела обеспокоил ее. Она была теоретиком и совершенно не привыкла оказываться в рискованных ситуациях. Теперь ее мысли понеслись вскачь, она живо представляя картины появления стражей горы и последующих допросов и пыток. Удрать сразу же, пока еще была такая возможность, ей не позволили только важность принесенного ею известия и сознание того, сколь многое зависит от его благополучной доставки. Еще мгновение, и шелест завесы по ту сторону решетки дал ей знать, что бежать уже поздно. Заговорил новый голос, да так близко, что Аната даже подпрыгнула от неожиданности.

— Я послан братом Павлином, — сообщил ей голос. — Вы хотите что-то ему передать?

— Хочу.

— Поведайте это мне, и я позабочусь, чтобы он все узнал — только он и никто другой.

Доктор Аната достала из кармана запечатанный конверт.

— Я принесла ему письмо.

— Тогда склоните голову перед Господом и молитесь, дабы он получил это послание.

Доктор Аната так и сделала. Часть перегородки, разделяющей исповедника и кающегося грешника, отошла в сторону, образовав неширокую щель. Женщина протянула руку и просунула письмо в щель. Конверт потянули из ее руки, потом щель так же быстро закрылась.