Книга 1

ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ТЕЛЕПЕРЕДАЧИ «ОЧЕВИДНОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ» С КАНАТЧИКОВОЙ ДАЧИ

Дорогая передача!Во субботу, чуть не плача,Вся Канатчикова дачаК телевизору рвалась,Вместо чтоб поесть, помыться,Уколоться и забыться,Вся безумная больницаУ экрана собралась.Говорил, ломая руки,Краснобай и баламутПро бессилие наукиПеред тайною Бермуд,Все мозги разбил на части,Все извилины заплел,И канатчиковы властиКолят нам второй укол.Уважаемый редактор,Может лучше про реактор, а?Про любимый лунный трактор?Ведь нельзя же, год подрядТо тарелками пугают,Дескать, подлые, летают,То у вас собаки лают,То у вас руины говорят.Мы кое в чем поднаторели,Мы тарелки бьем весь годМы на них уже собаку съели,Если повар нам не врет,А медикаментов грудыМы в унитаз, кто не дурак,Вот это жизнь, а вдруг Бермуды.Вот те раз. Нельзя же так!Мы не сделали скандала,Нам вождя недоставало.Настоящих буйных мало,Вот и нету вожаков.Но на происки и бредниСети есть у нас и бредни,И не испортят нам обедниЗлые происки врагов.Это их худые черти бермутятВоду во пруду,Это все придумал ЧерчилльВ восемнадцатом году.Мы про взрывы, про пожарыСочиняли ноту ТАСС,Тут примчались санитарыИ зафиксировали нас.Тех, кто был особо боек,Прикрутили к спинкам коек.Бился в пене параноик,Как ведьмак на шабаше:«Развяжите полотенцы,Иноверы, изуверцы.Нам бермуторно на сердцеИ бермутно на душе».Сорок душ посменно воют,Раскалились добела.Вот как сильно беспокоятТреугольные дела,Все почти с ума свихнулись,Даже кто безумен был,И тогда главврач МаргулисТелевизор запретил.Вон он, змей, в окне маячит,За спиною штепсель прячетПодал знак кому-то, значит:«Фельдшер, вырви провода».И нам осталось уколотьсяИ упасть на дно колодца,И там пропасть на дне колодца,Как в Бермудах — навсегда.Ну а завтра спросят дети,Навещая нас с утра:«Папы, что сказали этиКандидаты в доктора?»Мы откроем нашим чадамПравду — им не все равно:Удивительное рядом,Но оно запрещено.А вон дантист-надомник, Рудик,У него приемник «Грюндиг»Он его ночами крутит,Ловит, контра, ФРГОн там был купцом по шмуткамИ подвинулся рассудком,А к нам попал в волненьи жуткомИ с растревоженным желудком,И с номерочком на ноге.Он прибежал взволнован крайнеИ сообщеньем нас потряс,Будто наш уже научный лайнерВ треугольнике погряз.Сгинул, топливо истратив,Весь распался на куски,Но двух безумных наших братьевПодобрали рыбаки.Те, кто вышел, в катаклизме,Пребывают в пессимизме,Их вчера в стеклянной призмеК нам в больницу привезли.И один из них, механик,Рассказал, сбежав от нянек,Что бермудский многогранник —Незакрытый пуп земли.Что там было, как ты спасся? —Каждый лез и приставал,Но механик только тряссяИ чинарики стрелял.Он то плакал, то смеялся,То щетинилсяя как еж,Он над нами издевался.Ну сумасшедший, что возьмешь?Взвился бывший алкоголик,Матерщинник и крамольник,Говорит: «Надо выпить треугольник.На троих его, даешь!»Разошелся — так и сыплет:«Треугольник будет выпит.Будь он паралелепипед,Будь он круг, едрена вошь!»Пусть безумная идея —Не решайте сгоряча,Отвечайте нам скорееЧерез доку главврача.С уваженьем, дата, подпись.Отвечайте нам, а то,Если вы не отзоветесьМы напишем в «Спортлото».

ОШИБКА ВЫШЛА

Я был и слаб, и уязвим,Дрожал всем существом своим,Кровоточил своим больнымИстерзанным нутром.И, словно в пошлом попурри,Огромный лоб возник в двери,И озарился изнутри здоровым недобром.Но властно дернулась рукаЛежать лицом к стене,И вот мне стали мять бокаНа липком тапчане.А самый главный сел за стол,Вздохнул осатанело,И что-то на меня завелПохожее на дело.Вот в пальцах цепких и худыхСмешно задергался кадык,Нажали в пах, потом по дых,На печень-бедолагу.Когда давили под реброКак екнуло мое нутро,И кровью каркалоПеро в невинную бумагу.В полубреду, в полууглуРазделся донага,В углу готовила иглуМне старая карга,И от корней волос до пятПо телу ужас плелся,А вдруг уколом усыпят,Чтоб сонный раскололся.Он, потрудясь над животом,Сдавил мне череп, а потомПредплечья мне стянул жгутом,И крови ток прервал,Я было взвизгнул, но замолк,Сухие губы на замок,А он кряхтел, кривил замокИ в залу ликовал.Он в раж вошел, в знакомый раж,Но я как заору,Чего строчишь, а ну, покажьСекретную муру.Подручный, бывший психопат,Связал мои запястья,Тускнели, выложившись в ряд,Орудия пристрастья.Я терт, я бит и нравом крут,Могу в разнос, могу в раскрут,Но тут смирят, и тут уймут,Я никну и скучаю,Лежу я, голый как сокол,А главный шмыг, да шмыг за стол,И что-то пишет в протокол,Хоть я не отвечаю.Нет, надо силы поберечь,Ослаб я и устал,Ведь скоро пятки будут жечь,Чтоб я захохотал,Держусь на нерве, начеку,Но чувствую отвратно,Мне в горло сунули кишку,Я выплюнул обратно.Я взят в тиски, я в клещи взят,По мне елозят, егозят.Все вызвать, выведать хотят,Все пробуют на ощупь.Тут не пройдут и пять минут,Как душу вынут, изомнут,Всю испоганят, изотрут,Ужмут, не прополощут.Дыши, дыши поглубже ртом,Да выдохни — умрешь.У вас тут выдохни — потомНавряд ли и вдохнешь.Во весь свой пересохший ротЯ скалюсь: ну порядки,У вас, ребятки, не пройдетИграть со мною в прятки.Убрали свет и дали газТам каша какая-то зажглась,И гноем брызнула из глаз,И булькнула трахея,Он стервенел, входил в экстаз,Приволокли зачем-то таз.Я видел это как-то раз,Фильм в качестве трофея.Ко мне заходят со спиныИ делают укол,Колите, сукины сыны,Но дайте протокол.Я даже на колени встал,Я к тазу лбом прижался,Я требовал и угрожал,Молил и унижался.Но тут же затянули жгут,И вижу я, спиртовку жгут,Все рыжую чертовку ждутС волосяным кнутом.Где-где, а тут свое возьмут,А я гадаю, старый шут,Когда же раскаленный прут,Сейчас или потом?Шабаш кадился и лысел,Пот лился горячо,Раздался звон, и ворон селНа белое плечо,И ворон крикнул: «Nevermore!»Проворен он и прыток,Напоминает: прямо в моргВыходит зал для пыток.Я слабо поднимаю хвост,Хотя для них я глуп и прост:«Эй, за прострастный ваш допросПридется отвечатьВы, как вас там по именам,Вернулись к старым временам,Но протокол допросаНам обязаны давать».Я через плечо кошуНа писанину ту,Я это вам не подпишу,Покуда не прочту.Но чья-то желтая спинаОтветила бесстрастно:«Тут ваша подпись не нужна,Нам без нее все ясно».Сестренка, милая, не трусь,Я не смолчу, я не утрусь,От протокола отопрусьПри встрече с адвокатом.Я ничего им не сказал,Ни на кого не показал.Скажите всем, кого я знал,Я им остался братом.Он молвил, подведя черту:Читай, мол, и остынь.Я впился в писанину ту,А там одна латынь,В глазах круги, в мозгу нули,Проклятый страх, исчезниОни же, просто, завелиИсторию болезни.

НИКАКОЙ ОШИБКИ

На стене висели в рамах бородатые мужчины,Все в очечках на цепочках, по народному в пенсне,Все они открыли что-то, все придумали вакцины,Так что если я не умер, это все по их вине.Доктор молвил: «Вы больны»,И мгновенно отпустило,И сердечное светилоУхмыльнулось со стены,Здесь не камера — палата,Здесь не нары, а скамья,Не подследственный, ребята,А исследуемый я.И, хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то.Подмахну давай не глядя милицейский протокол,Мне приятель Склифосовский, основатель института,Или вот товарищ Боткин, он желтуху изобрел.В положении моемЛишь чудак права качает,Доктор, если осерчает,То упрячет в желтый дом,Правда, в этом дома сонномНет дурного ничего,Хочешь — можешь стать Буденным,Хочешь — лошадью его.Я здоров, даю вам слово, только здесь не верят слову,Вновь взглянул я на портреты и ехидно прошептал:«Если б Кащенко, к примеру, лег лечиться к Пирогову,Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал».Доктор мой большой педант,Сдержан он и осторожен,Да, бы правы, но возможенИ обратный вариант.Вот палата на пять коек,Вот доктор входит в дверь.Тычет пальцем — параноик,И поди его, проверь.Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку.Я за вами, дорогие, как за каменной стеной,На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку.Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной.Да, мой мозг прогнил на треть,Ну, а вы, здоровы разве?Можно вмиг найти болезни,Если очень захотеть.Доктор, мы здесь с глазу на глазОтвечай же мне, будь скор,Или будет мне диагноз,Или будет приговор.Доктор мой и санитары, и светила все смутились,Заоконное светило закатилось за спиной,И очечки их, и почки даже влагой замутились,У отца желтухи щечки вдруг покрылись желтизной.Авторучки остриеУстремилось на бумагу,Доктор действовал во благо,Только благо не мое.Но лист перо стальноеГрудь проткнуло, как стилет,Мой диагноз — параноик,Это значит, пара лет.

ХИРУРГ-ЕВРЕЙ

Он был хирургом — даже нейро,Специалистом по мозгам.На съезде в Рио-де-ЖанейроПред ним все были мелюзга.Всех, кому уже жить не светило,Превращал он в нормальных людей.Но огромное это светило,К сожалению, было — еврей.В науке он привык бороться,И за скачком всегда скачок.Он одному землепроходцуПоставил новый мозжечок.Всех, кому уже жить не светило,Превращал он в нормальных людей.Но огромное это светило,К сожалению, было — еврей.

В ПАЛАТЕ НАРКОМАНОВ

Не писать стихов мне и романов,Не читать фантастику в углу.Я лежу в палате наркоманов,Чувствую, сам сяду на иглу.Кто-то раны лечил боевые,Кто-то так обеспечил тылы…Эх, вы, парни мои жировые,Поскорее сходите с иглы.В душу мне сомнения запали,Голову вопросами сверлят.Я лежу в палате, где глотали,Нюхали, кололи все подряд.Кто-то закалечил свою душу,Кто-то просто остался один…Эх, вы, парни, бросайте марфушу,Перейдите на апоморфин.Рядом незнакомый шизофреник(В него тайно няня влюблена)Говорит: — Когда не хватит денег,Перейду на капли-семена.Кто-то там проколол свою совесть,Кто-то в сердце курил анашу…Эх, вы, парни, про вас нужно повесть,Только повестей я не пишу.Требуются срочно перемены.Самый наш веселый тоже сник.Пятый день кому-то ищут вены,Не найдут. он сам от них отвык.Кто-то даже нюхнул кокаина,Говорят, что мгновенный приход.Кто-то съел килограмм кодеинаИ пустил себя за день в расход.Я люблю загульных, но не пьяных,Я люблю отчаянных парней.Я лежу в палате наркоманов,Сколько я наслушался здесь в ней!Кто-то гонит кубы себе в руку,Кто-то ест даже крепкий вольфрам…Добровольно принявшие муку,Эта песня написана вам.

* * *

Сказал себе я: Брось писать, но руки сами просятся.Ох, мама моя родная, друзья любимые,Лежу в палате, косятся, боюсь, сейчас набросятся,Ведь рядом психи тихие, неизвлечимые.Бывают психи разные, не буйные, но грязные.Их лечат, морят голодом, их санитары бьют.И вот что удивительно, — все ходят без смирительных,И все, что мне приносится, все психи эти жрут.Куда там Достоевскому с записками известными!Увидел бы покойничек, как бьют об двери лбы!И рассказать бы Гоголю про нашу жизнь убогую,Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы!Я не желаю славы, и пока я в полном здравии,Рассудок не померк еще, но это впереди.Вот главврачиха, женщина, пусть тихо, но помешана.Я говорю: сойду с ума! — она мне: — подожди.Я жду, но чувствую уже: хожу по лезвию ноже.Забыл алфавит, падежей припомнил только два.И я прошу моих друзья, чтоб кто бы их бы ни был я,Забрать его, ему, меня отсюдова!

* * *

Взял я жигулевского и косхалвыДубняка и керченскую сельдь,И отправился я в белые столбыНа братана и на психов посмотреть.А братан уже встречает в проходнойОн меня за опоздание корит,Говорит: «Давай скорее по одной!Тихий час сейчас у психов» — говорит.А шизофреники вяжут веники,А параноики рисуют нолики,А которые просто нервные,Те спокойным сном спят, наверное.А как приняли по первой первача,Тут братана сразу бросило в тоску,Говорит, что он зарежет главврача,Что он, сука, не пустил его в Москву.А ему в Москву не за песнями,Ему выправить надо пенсию.У него в Москве есть законная,И еще одна — знакомая.Мы пивком переложили эту сельдь,Закусили это дело косхалвой.Тут братан и говорит мне:«Сень! А Сень! ты побудь тут за меня денек-Другой.»И по выходке и по роже мыЗавсегда с тобой были схожи мы.Тебе же нет в Москве вздоха-продыха,Поживи ты здесь, как в доме отдыха.Тут братан снимает тапки и халат,Он мне волосы легонько ерошит,А халат на мне ну прямо в аккуратБудто точно на меня халат пошит.А братан пиджак, да и к поезду.А я булавочкой деньги к поясу,И иду себе на виду у всехВедь и правду мне отдохнуть не грех.Тишина на белом свете, тишина,Я иду и размышляю, не спеша,То ли стать мне президентом США,То ли взять, да и закончить ВПШ.А у психов жизнь — так бы жил любой:Хочешь, спать ложись, хочешь, песни пой.Предоставлена нам вроде литераКому от Сталина, кому от Гитлера.

ОЙ, ГДЕ БЫЛ Я ВЧЕРА

Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей.Только помню, что стены с обоями,Помню, Клавка была и подруга при ней,Целовался на кухне с обоими.А наутро я всталМне давай сообщать,Что хозяйку ругал,Всех хотел застращать,Что я голым скакал,Что я песни орал,А отец, говорил,У меня генерал.А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,Говорил, будто все меня продали.И гостям, говорят, не давал продохнуть,Донимал их блатными аккордами.А потом кончил пить,Потому что устал,Начал об пол крушитьБлагородный хрусталь,Лил на стены вино,А кофейный сервиз,Растворивши окно,Просто выбросил вниз.И никто мне не мог даже слова сказать.Но потом потихоньку оправились,Навалились гурьбой, стали руки вязать,А потом уже все позабавились.Кто плевал мне в лицо,А кто водку лил в рот.А какой-то танцорБил ногами в живот.Молодая вдова,Верность мужу храня,Ведь живем одноваПожалела меня.И бледнел я на кухне с разбитым лицомСделал вид, что пошел на попятную,Развяжите, кричал, да и дело с концом,Развязали, но вилки попрятали.Тут вообще началось,Не опишешь в словах.И откуда взялосьСтолько силы в руках?Я, как раненный зверь,Напоследок чудил,Выбил окна и дверь,И балкон уронил…Ой, где был я вчера — не найду днем с огнем,Только помню, что стены с обоями…И осталось лицо, и побои на нем…Ну куда теперь выйти с побоями?Если правда оно,Ну, хотя бы на треть,Остается одно:Только лечь, помереть.Хорошо, что вдоваВсе смогла пережить,Пожалела меняИ взяла к себе жить.

ПРО ДЖИНА

У вина достоинство, говорят, целебное.Я решил попробовать. Бутылку взял, открыл.Вдруг оттуда вылезло что-то непотребное:Может быть зеленый змий, а может, крокодил.Если я чего решил, я выпью-то обязательно,Но к этим шуткам отношусь я очень отрицательно.А оно зеленое, пахучее, противное,Прыгало по комнате, ходило ходуном.А потом послышалось пенье заунывное,И виденье оказалось грубым мужиком.Если я чего решил, я выпью-то обязательно,Но к этим шуткам отношусь я очень отрицательно.И если б было у меня времени хотя бы час.Я бы дворников позвал бы с метлами, а тутВспомнил детский детектив — старика ХоттабычаИ спросил: товарищ ибн, как тебя зовут?Так, что хитрость, говорю, брось свою иудину,Прямо, значит, отвечай, кто тебя послал?И кто загнал тебя сюда — в винную посудину?От кого скрывался ты и чего скрывал?Тот мужик поклоны бьет, отвечает вежливо:Я не вор, я не шпион, я вообще-то дух!И за свободу за свою, захотите ежели,Изобью за вас любого, можно даже двух.Тут я понял: это джин, он ведь может многое,Он ведь может мне сказать: вмиг озолочу.Ваше предложение, — говорю, — убогое.Морды после будем бить. Я вина хочу!Ну а после — чудеса по такому случаю!Я до небес дворец хочу, ведь ты на то и бес.А он мне: мы таким делам вовсе не обучены,Кроме мордобития — никаких чудес.Врешь, — кричу, — шалишь, — кричу. Ну, и дух в амбицию.Стукнул раз — специалист, видно по всему.Я, конечно, побежал, позвонил в милицию.Убивают, — говорю, — прямо на дому.Вот они подъехали, показали аспиду!Супротив милиции он ничего не смог!Вывели болезного, руки ему за спинуИ с размаху кинули в черный воронок.Что с ним стало? Может быть, он в тюряге мается.Чем в бутылке, лучше уж в бутырке посидеть.Ну, а может, он теперь боксом занимается?Если будет выступать, я пойду смотреть.

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА В МИЛИЦЕЙСКОМ ПРОТОКОЛЕ

Считать по нашему, мы выпили немного.Не вру, ей-богу. Скажи, Серега!И если б водку гнать не из опилок,То что б нам было с пяти бутылок?Вторую пили близ прилавка в закуточке,Но это были еще цветочки,Потом в скверу, где детские грибочки,Потом не помню — дошел до точки,Я пил из горлышка, с устатку и не евши,Но я, как стекло, был, то есть остекленевший,Ну, а когда коляска подкатила,Тогда у нас было семьсот на рыло.Мы, правда, третьего насильно затащили.Но тут промашка — переборщили.А что очки товарищу разбили,Так то портвейном усугубили.Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь,Что не буяньте, что разойдитесь.Ну, разойтись я тут же согласился.И разошелся, конечно, и расходился.Но, если я кого ругнул — карайте строго,Но это вряд ли, скажи, Серега!А что упал, так то от помутненья,Орал не с горя, от отупенья.Теперь позвольте пару слов без протокола:Чему нас учит семья и школа?Что жизнь сама таких накажет строго.Тут мы согласны, скажи, Серега.Вот он проснется и, конечно, скажет.Пусть жизнь осудит, да, Сергей? Пусть жизнь накажет.Так отпустите, вам же легче будет,Чего возиться, если жизнь осудит!Вы не глядите, что Сережа все кивает,Он соображает, он все понимает.А что молчит, так это от волненья,От осознанья, так сказать, и просветленья.Не запирайте, люди, плачут дома детки,Ему ведь в Химки, а мне — в Медведки.Да, все равно, автобусы не ходят,Метро закрыто, в такси не содят.Приятно все же, что нас здесь уважают.Гляди, подвозят, гляди, сажают,Разбудит утром не петух, прокукарекав,Сержант подымет, как человека.Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.Я рупь заначил — слышь, Сергей, — опохмелимся.И все же, брат, трудна у нас дорога.Эх, бедолага, ну, спи, Серега!

ЛЕКЦИЯ О МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ ДЛЯ 15-СУТОЧНИКОВ

Я вам, ребяты, на мозги не капаю,Но, вот он — перегиб и парадокс,Когой-то выбирают римским папою,Когой-то запирают в тесный бокс.Там все места блатные расхватали иПришипились, надеясь на авось.Тем временем во всей честной ИталииНа папу кандидата не нашлось.Жаль на меня не вовремя накинули аркан.Я б засосал стакан и в Ватикан.Церковники хлебальники разинули.Замешкался маленько Ватикан,А мы (тут) им папу римского подкинулиИз наших, из поляков, из славян.Сижу на нарах я, в Наро-Фоминске я.Когда б ты знала, жизнь мою губя,Что я бы мог бы выйти в папы римские,А в мамы взять, естественно, тебя.Жаль на меня не вовремя накинули аркан.Я б засосал стакан и в Ватикан.При власти, при деньгах ли, при короне лиСудьба людей швыряет как котят.Ну, как мы место шаха проворонили?!Нам этого потомки не простят!Шах расписался в полном неумении.Вот тут его возьми и замени.Где взять? У нас любой второй в ТуркменииАятолла и даже Хомейни.Всю жизнь мою в ворота бью рогами как баран,А мне бы взять Коран и в Тегеран.В Америке ли, в Азии, в Европе лиТот нездоров, а этот вдруг умрет.Вот место Голды Меир мы прохлопали,А там на четверть бывший наш народ.Плывут у нас по Волге ли, по Каме лиТаланты все при шпаге, при плаще.Руслан Халилов — мой сосед по камереТам Мао делать нечего, вообще.Следите за больными и умершими.Уйдет вдова Онассиса — Жаклин.Я буду мил и смел с миллиардершами,Лишь только дайте волю, мужуки.