Книга Амадея

Амадей уже успел сбегать наверх, приготовить для приезжего комнату, а спустившись, обнаружил, что тот ни к вину не притронулся, ни с места не сдвинулся, как сидел, так и сидит. Как памятник на могиле. Такая отстраненность к общению не располагает, да и кто он такой? так, обычный слуга, негоже ему навязываться к благородному господину. Все так, конечно, но… Амадей знал, что делать – а когда знание шло из самых глубин его существа, становясь чувством, он никогда ему не сопротивлялся.

– Господин, – Амадей присел рядом, положил руку на опущенное плечо гостя. – Общая зала хороша, когда гостей много, а сейчас она только тоску нагоняет. Не сочтите за дерзость, но я думаю, что вам будет гораздо уютнее на нашей кухне. Может, вы почтите нас своим присутствием?

Гость повернулся к Амадею. На его усталом, почти измученном лице выразилось сначала удивление, потом смущение, а потом – радость.

– Благодарю за приглашение. Если я не помешаю вам, то…

– Прошу вас, – Амадей вскочил и сделал приглашающий жест. – Милости прошу к очагу госпожи Стафиды.

В кухне Амадей усадил гостя на то самое место, где шесть лет назад сидел сам, поставил перед ним здоровенную миску и до краев наполнил ее той самой волшебной похлебкой, наполняющей и живот, и душу живительным теплом. Положив рядом с миской несколько ломтей хлеба, Амадей оглядел кухню: все ли так, как должно? Вот госпожа Стафида – приветливо поздоровавшись с гостем, она продолжила перебирать орехи, время от времени отхлебывая из кружки теплое вино. Горча вернулся из конюшни, сел на свое место и принялся подшивать башмак. Кот лежит на лавке, прямо напротив очага, и мурлычет как по заказу, раскатисто и бархатисто. Дрова горят ровно, благодатное тепло заливает всю кухню, а за окном шлепают по лужам тяжелые капли и свистит поднявшийся к ночи ветер.

Не печалься, гость. Пусть там, за окнами холод и непокой, и ветер с дождем наперегонки стараются испортить путнику жизнь, но здесь, у нас – безопасно и тепло, как и полагается дому. И мы искренне рады тебе, мы поделимся всем, что у нас есть – похлебкой, тишиной и спокойным сном на сытый живот. Здесь ты можешь забыть о своих манерах и уплетать простецкую еду из глиняной миски, шмыгая носом и вытирая рот рукавом. Когда в твоей миске вдруг покажется дно, тебе не придется просить добавки, она появится сама по себе, и, кажется, будет еще вкуснее. А мы посидим с тобой рядом, чтобы тебе не было одиноко, будто мы – твои старые слуги, которым ничего не надо объяснять, которые знают и любят тебя с пеленок.

Амадей стоял в тени и наблюдал за оживающим на глазах гостем. Только что помиравший от тоски бледный юноша орудовал ложкой так, что любо-дорого, он отогревался и успокаивался. Еще немного, и он сможет даже обрадоваться. И Амадей знал, что нужно для этого сделать.

В годовщину его явления в «Копченый хвост» ки Стафида делала для него запеченный сладкий крем, на сливках, с коричневой сахарной корочкой, воплощавший для слишком хорошо знавшего нищету мальчишки все благоденствие этого мира. Удовольствие это было не из дешевых, поэтому порция крема полагалась раз в год и только одна. Дождавшись, когда гость прикончит вторую миску похлебки и откинется на спинку стула, отпыхиваясь и жмурясь, Амадей поставил перед ним плоскую глиняную плошку, в которой и запекался его именинный, как его называла хозяйка, крем.

– Вечернюю трапезу обязательно завершают сладким, – серьезным тоном сказал Амадей, – это полезно для желудка и обещает хороший сон. Отведайте, господин…

– Дионин. – Гость смотрел на десерт как ребенок – блестящими, бессовестными глазами. – Меня зовут Дионин. А тебя?

– А меня Амадей. Угощайтесь, Дионин.

Дважды просить не пришлось. Крем в мгновение ока исчез – и вот тут в кухне воцарилась настоящая идиллия. Гость лучился искренним доверием и удовольствием, хозяйка млела от гордости за десерт, который в такой глуши мало кто сможет приготовить, и за хорошо вышколенного слугу, Горча и Амадей переглядывались, оба довольные как никогда.

– Мессер Дионин, – Горча поклонился гостю, – а что вы скажете насчет партии в махшит? Весьма убаюкивает, скажу я вам, особенно если играть с таким бестолковым стариком, как я.

– Не верьте ему, – Амадей пропустил мимо ушей обращение «мессер», которого прежде ни разу не слышал от Горчи. – Он играет как сам аш-Шудах. Я еще ни разу у него не выигрывал.

– Принимаю вызов, – Дионин улыбнулся и жестом пригласил старика сесть напротив.

Амадей налил в два глиняных бокала вина, разбавил его водой, тихо кипевшей в котелке на краю решетки, в бокал гостя добавил щепотку кардамона и ложку белого меда (чтобы спалось спокойно и без снов), а Горче оставил как есть, старик любил чистый вкус. Подал бокалы игрокам и сел рядом с хозяйкой, чистить горох. Твердые горошины скользили под его пальцами, шуршали и потрескивали сухие стручки, а он осторожно рассматривал лицо гостя – наконец-то открытое и обращенное к свету.

Юноше было не более двадцати лет, черты лица его были словно выведены скульптором – четкие, чистые линии, ни единого изъяна. Уголки черных глаз Дионина были слегка опущены вниз, что придавало выражению его лица некоторую скорбность, которая, впрочем, совершенно исчезала, когда он улыбался. Бледно-смуглая кожа, темные блестящие волосы, маленький шрам, рассекающий левую бровь. «Настоящий принц, вроде того, что написал целых пять десятков слезливых сонетов – вместо того, чтобы увезти свою милую, да и любить ее в свое удовольствие,» – подумал Амадей.

Между тем, партия в махшит приобретала для Дионина неутешительные перспективы – Горча разогнал его фигуры по краям игровой спирали, а самые важные намертво блокировал.

– Ки Стафида, – обратился Дионин к хозяйке, – я хотел спросить вас, вы всегда оставляете светильник на окне в такие ночи? Я заплутал в лесу и уже думал, что в нем и придется провести ночь, как вдруг увидел свет – он мелькал среди деревьев, мне поначалу показалось, что он движется… примерещилось, наверно. Так я и вышел к вашему дому.

– Мой молодой господин, – ответила Стафида, – это целая история, и я с радостью расскажу ее вам.

«Великолепно!» – Про себя отметил Амадей. – «Сказка на ночь – то, что надо, последнее слово в песне нынешнего вечера».

– Сегодня, как и в последние пять лет, светильник зажег Амадей. Он делает это в память того дня, когда пришел к нам. Шесть лет назад, в такую же скверную, холодную ночь дождь лил как из ведра и ветер норовил сорвать крышу с курятника. Я никогда не жаловалась на сон, мой господин, но в тот вечер никак не могла уснуть. Ну просто места себе не находила, словно потеряла что-то и не могла найти. А что успокаивает лучше работы? Вот я и раздула огонь в очаге, зажгла светильник и села перебирать каменную крупу, ведь мелкая галька не лучшая приправа в супе. Сижу я себе, камешки из мешка выбираю, как вдруг… – Стафида сделала большие глаза, отложила в сторону орехи и продолжила.

– Как вдруг слышу – стучится кто-то в дверь. Кого ветром принесло, спрашивается? Кликнула пса своего, и пошла посмотреть. Открываю дверь – а на пороге у меня мальчонка стоит, промокший насквозь, от холода трясется, а сам беленький весь, будто из первого снега слеплен. Я, признаться, поначалу его за хогмена приняла, они ведь затейники известные, могут и не так глаза отвести. Ну откуда посреди эдакой глуши ребенок мог взяться? Но пригляделась и вижу – нет, никакой он не холмовик, обычный человеческий сын, только белый не по-человечески. Спрашиваю его…

– Ты кто такой? Чего тебе надо? Откуда ты взялся? – Улыбаясь, повторил ее вопросы Амадей.

– А он мне отвечает, да так толково и честно, что сразу видно стало – будет из него толк. Вот так. И скажу я вам, мой господин, не было ни единого дня, чтобы я не порадовалась тому, что зажгла свет, и мальчик нашел дорогу к моему дому.

– А какими судьбами ты пришел сюда? – Спросил Дионин у Амадея.

– Такими же, какими и вы. Оказался один ночью в лесу, шел, куда глаза глядят – и вдруг увидел впереди свет. Если бы не бессонница ки Стафиды, к утру холод из меня всю жизнь бы выпил. Поэтому я этот день почитаю как день своего второго рождения… а первого я и не знаю.