Книга для чтения по неорганической химии : Книга для учащихся : В 2 ч. Ч. 2
Шрифт:
Мне захотелось сказать им, что нас не интересуют помойки.
— Жидковаты, — недобро ухмыльнулся Квинт.
Сержант явно не против помахать кулаками, впрочем, как и ко всем делам службы, он относился к поединкам серьёзно и обстоятельно, не ища драки только ради драки.
Агни без разговора собрала волосы в пучок на затылке и тщательно перевязала лентами. Злюка она и есть злюка, я слегка задержал на ней взгляд, наслаждаясь хищной красотой девки.
Марк выступил вперёд нас, как лидер Копья, имеющий несомненное право говорить от нашего имени.
Марк в центре, Квинт справа, Агни слева.
А
— Ты Грей тварь! Мою сеструху попользовал! Я тебя щас убивать буду, сука.
Сплюнул на пол самый здоровый пацан лет двадцати.
— Ты нападёшь на Греев, щенок? С нами, может, и справишься, а завтра всей семьёй на крестах повиснете в парке. — в голосе Рыцаря лязгнул метал, — вы все!
И чуть-чуть мне голову сдавило ватной тишиной.
— Мы твою сестру пальцем не тронули, а на кресте её лапать каждый сможет, забыл, что распинают голыми? Добивают через три дня, хватит насмотреться друг на друга. — вбивал слова Марк в пустые головы Простолюдинов.
Голову сильнее стал сжимать невидимый обруч, но на плебеев подействовало не столько менталистика, сколько перспектива справедливого наказания, и они стали переглядываться, как бы смыться, сохранив крутость в глазах корешей. Никто не хочет получить кличку Греевская подстилка, и все боятся распятия.
Все страшатся креста, все, до единого, даже самый храбрый человек чувствует слабость в ногах от мысли, что исключений или помилования не будет ни для кого в семье преступника, даже для грудных детей.
Нас в прошлом году всем классом водили на казнь в центральном парке, потом ночами ссался в постель, терпеть не могу экзекуций, может, поэтому и не пошёл по военной стезе.
— Dura lex, sed lex. — прошептал Квинт, и сам себе перевёл — закон суров, но он закон.
Вот чего не мог ожидать, как в Квинте тяги к латыни.
— Значит так! Я, Марк Регул Грейковаль дарую права поединка троим вашим против троих наших.
— Против четверых наших, — кажется, я сорвался на визг.
Не знаю, что меня толкнуло, но я тоже не смог остаться в стороне.
На меня все обернулись, больше всего удивления читалось в глазах Агни, кажется, она меня не воспринимала как пацана, скорее, как мальчика, я её моложе на два года.
Я, наконец, избавился от женского шмотья и встал рядом с Квинтом.
— Против четверых наших, четверо ваших. Рефери назначайте из взрослых. Пусть бой будет честный. Равные с равными! — после мгновенной заминки поправился Марк.
На улице во дворике мы выбрали пустой пятачок, между навесами и сараем и стали ждать кого выберут рефери плебеи.
Им оказался грузчик, мужик средних лет, с армейской выправкой. Судя по всему, среди них он пользовался авторитетом и уважением.
Против нас вышли биться четверо пацанов все как один старше, главным заводилой выступал, разумеется, парень на чьей сестре мы тренировались, я даже в чём-то ему сочувствую, но так устроен мир, нам как хищникам нужна живая кровь, но и жертвы имеют право ткнуть нас рогом.
Вот и посмотрим, что сильнее зубы хищников или рога травоядных.
Против Квинта вышел парень слегка квадратный, из мощных плеч сразу начиналась голова, минуя шею. По виду боксёр или борец,
эти в драке опаснее всего. У них хитрая стратегия драки, выдержать пару ударов по корпусу, сблизиться и взять в захват противника, а потом приём на болевое, и жертва согласна на всё.Девчонки против нашей Злюки не нашлось, жертва не захотела драться за свою честь, предпочтя пускать слюни и слёзы в кругу сочувствующих тёток-поварих. Я видел её одетую в белый халат кухарки, стояла в стайке зрителей, вышедших посмотреть на редкостное зрелище — дуэль Греев.
Слёзы – слезами. Сопли – соплями. Но пропускать шоу не стала.
Никакого сожаления к ней не испытывал, когда девчонка раздевается под гнётом менталистики, Боги ей судьи, но, когда она сознательно отказывается от шанса отомстить обидчикам, значит быть жертвой её выбор.
А прийти поглазеть на драку – это так по-плебейски.
Презрение — плохое чувство.
Нас с детства учат ценить и уважать низшие сословия, и среди простолюдинов есть достойные люди. Их есть за что уважать, но, сегодня глядя на эту девчонку, я почувствовал, что вся учёба осталось только парадной формой увешанной мишурой девизов «…Народ и Кланы едины!..»;
Я стал презирать плебеев всех как сословие, и уважать только тех, кто достоин уважения.
Вместо клуши вышел дрыщеватый пацан с прыщами на пол лица и маслеными глазками. Мерзкое зрелище пацану биться с девчонкой. Он не сводил глаз с грудей Агни под футболкой, и явно пребывал в мечтах, как будет щупать поверженную девчонку.
Мне достался пацан одного роста, но постарше. Гибкий, подвижный, с лицом крыски и глубоко посаженными колючими глазками. Обычный, ничем не примечательный, шпанюк, я до сих пор помню брезгливое ощущение от него.
Нас собрал в кружок Рефери, да он отставной десантник, на кисти вытатуирован челнок на фоне солнца в облаке и девиз:
«Никто кроме нас»
— Так, молодёжь полторы минуты на раунд, три раунда, сдавшийся больше не участвует! Кто переберёт, того оттащу сам, сдавшегося не бить, лежащего не пинать. — дядька объявил правила.
Он неодобрительно хмыкнул, глядя на состав наших противников, объективно они сильнее.
Жизнь устроена так, что враги всегда сильнее нас Греев, но мы раз за разом побеждаем. В Клане не держат трусов, и боевые искусства обязательны для всех без исключения, а плебеям только по желанию.
Как бы старый служака ни болел душой за своих, малолетний придурок ему явно не пришёлся по духу. Видно всем, что он мысленно раздевает глазками Агни. Да и перевес пацана над девчонкой слишком очевиден.
— Девушка снимается с поединка, противник слишком силён. — вынес вердикт отставник.
— Этот дрочер что ли, силён, да он в жизни не боролся ни с кем кроме своего удава, и то, когда в ширинке запутается, я ему прыщи выдавлю, пусть остаётся.
— Тогда начинаем по команде.
Мы разошлись в разные стороны.
— Вы что делаете! Разорить меня вздумали! Снимайте форму! — внезапно заорала неприятного вида бабища, именно ей на свою горькую судьбу жаловалась жертва.
— Марфовна, ну не голыми им же драться — попытался усовестить тётку служилый, — что ты нас перед Греями позоришь?