Книга для ПРОчтения

— Ну вот, — гордо ответила мне бабка, прочихавшись. — Хоть денег не вернули, зато целую машину привезли! Все-таки не зря я боролась.

— Не зря, — мрачно ответила ей я. — Только кто теперь все это растаскивать будет?

— Как кто? Каток! — Бабкин взгляд пылал такой непоколебимой уверенностью в исходе дела, что я предпочла заткнуться.

Так мы начали ждать катка. Каждые полчаса бабушка поднималась ко мне наверх, чтобы сообщить, что «каток вот-вот будет, а если не будет, то мы и с места не двинемся». Но катка не было.

— Вот ведь гады какие в правлении сидят, — сетовала бабушка. — Но это ничего, мы им не лошади. Ты сиди-сиди, тебе тяжелое таскать вредно. Лучше пиши!

И я действительно сидела и писала. Вопреки законам жанра от всех этих бабкиных визитов открылась во мне нешуточная муза. Герои любили, ссорились, планировали сдаться властям. Конец рассказа был уже совсем близок, как вдруг…

Крик был таким громким, что я чуть не свалилась со стула. Перепуганная, я подбежала к окну. Кричала бабушка.

Ну конечно, пока мы доказывали, что мы не лошади, и вообще идейно боролись, какой-то бодрый дедуська взял тачку, нагрузил ее нашей драгоценной битой вонью и попер к себе в огород. Ясное дело, что бабушка бдила, и поэтому дедуськин хадж можно смело считать последним, но это ведь совсем не главное. Увы.

Едва только дед доскакал до Воронежа, бабушка тут же принялась сигнализировать мне в окно.

— Вставай, нас грабят! — громко и не без пафоса рявкнула она.

— А как же каток? — тут же ответила я ей. — Мне, между прочим, тяжелое таскать нельзя!

— Не развалишься, — сверкнула глазами бабушка.

И тут, впервые, наверное, за пять лет моей творческой деятельности я решилась Сказать Ей Это.

Высунувшись в окно подальше и набрав в легкие как можно больше воздуха, я крикнула — и крик мой был песня.

— Бабушка, я писа-а-ааааааааа-атель, а не асфальтоукладчик! — вот как крикнула ей я.

Ответ бабушки был краток, громок и емок.

— Лопата за сараем, Ахмадулина, — раздалось по окрестностям, и теплый июльский ветер еще долго повторял «фииигова, фииигова, фииииии-гова…»

А потом пошел дождь.

Я долго-долго гребла мокрый асфальт. Гребла, кашляла и думала, что все эти мои герои с их беременностями, свадьбами и похоронами — такая, в сущности, чушь по сравнению с правдой жизни. Поздним вечером я вернулась домой, стерла все написанное за день и придумала новую историю. Такую же кривенькую, как моя дорога, и такую же невероятную, как асфальтоукладчик с золотым маникюром.

Привет тебе, Август!

Про то, как я убила дядюшку

Все началось с них, родимых. С грибочков. Не в том смысле, что мы пополдничали галлюциногенами, — нас, по правде говоря, и так прет, без допингу, а просто понесло меня за шыроежками и хромоножками в славную деревню Ситне-Щелканово.

«Дай-ка, — думаю, — пощелкаю чего-нибудь к ужину, а не то душу щемит».

Встали, выехали, приехали. Настроение дрянь (потому что не жрамши), лес — как медвежья задница (потому что никто не чистит), грибов — фига с маслом (оттого что клятые ситне-щелкановские щелкуны весь мой ценный мицелий повыдергали).

Но я не расстроилась. Мы, грибники, вообще не из обидчивых.

«Ну и ничего такого страшного, — рассуждаю. — Щас на шоссе три корзины куплю, для жежешки сфотографирую, дык местные электронные тетки все волосья повыдергивают от зависти к моим грибным талантам… Координаты, само собой, оставлю… Дескать, вот, в Ситне-Щелканово прогуливалась, а тут счастья на семь ведер «и все такие креееепкие, шляпка-к-шляпке». Теткам — моцион, мне — рейтинги, а клятым щелкунам — горе горькое, потому что армия электронных теток с ведерками — это вам не хер собачий».

Ну и вот еду я, коварные планы обдумываю, а грибов-то и нет. Кабачки есть, огурцы есть, и цветуечков с избытком, а с мицелием перебои. Двадцать километров шоссе — и ни одного алканавта с лисичками, хоть ты тресни. Но я опять-таки не растерялась. Потому что мы, грибники, не только не обидчивые, но и очень находчивые.

«Ну и здоровски, — радуюсь. — Грибы — это значит чистить; чистить — это значит мне; чистить мне — это произвол и скотство, а оттого пусть щелкуны сами развлекаются. Щас приеду на дачку, а там мангальчик и пивка…»

— Все бы тебе пивка, — сказала мне бабушка. — А грибы где?

— В лесу, — совершенно искренне ответила ей я и даже дернула рукой куда-то в сторону щелкуновских чащ.

— А что же вы шлялись-то столько? — немедленно насупилась бабушка.

— К примеру, воздушком дышали, — вздохнула я. — Неужели ты думаешь, что человеку нельзя запросто так по лесу пошляться?

— Я думаю, что человеку, может быть, и можно, а у нас в предбаннике пол гнилой, — перешла к делу старушка.

Для меня это прозвучало примерно так же, как «погода прекрасная, ветра нет, Ивана Петровича убьет садовая мотыга», а оттого я кашлянула и призывно посмотрела на дверь. Дверь промолчала.

Бабушка, напротив, была крайне и крайне многословна.

— Во-первых, мыши, во-вторых, сырость. — Она загибала пальцы, как воспитатель детского сада во время послеобеденного смотра. — В-третьих, там качается как-то… А в-четвертых, я посуду мыла вчера и чуть не провалилась…

— Даже жаль, — прошипела про себя я, а вслух сказала: — Так уж тебе и мыши!

— И мыши! — сверкнула глазами бабушка. — Проще говоря, надо покупать материал и делать!

— Проще говоря, надо покупать материал и делать, — сказала я Диме.

Дима возлежал на втором этаже, читал журнал «Итоги» за 2003 год, и поэтому мое предложение о покупке необходимого для пола материала встретил со свойственным ему энтузиазмом.

— Вы что там, с дуба рухнули? — удивился супруг. — Нормальные люди сначала нанимают рабочих, договариваются, и уж потом…

— Скажи это моей бабушке, — посоветовала я супругу и поскакала вниз, для того чтобы занять лучшее место в зрительном зале.