Книга для таких, как я

С "Коллективных действий" (КД), собственно говоря, и началось мое знакомство с современным искусством. Причем ни на одном из их перформансов я так и не присутствовал, только легенды слышал. Зато какие легенды! Помню, первый же сбивчивый устный рассказ о таинственных "акциях московских художников в лесу" взбудоражил меня чрезвычайно; из этого повествования я не понял почти ничего, однако мне сразу стало ясно: я хочу, чтобы ЭТО стало моей жизнью. Если бы меня тогда попросили сформулировать, что я подразумеваю под словом «это», я бы наверняка оказался в тупике, хотя под словом «это» разумелось просто "нечто иное". Или даже «Иное» — с большой буквы. Частью моей жизни «это» так и не стало в силу объективных географических причин; однако первое впечатление самое сильное, и в моем сознании навсегда сложилось почти суеверное представление о современном искусстве как о чем-то, несомненно, мистическом, этакой сложной совокупности разработанных ритуалов деятельного недеяния. Дальнейший опыт показал, что представление это было, мягко говоря, наивным и в корне неверным, однако не могу утверждать, будто бы я от него окончательно избавился. Да и не хочу избавляться, честно говоря.

Поездки за город — акционный жанр (и одновременно — книги КД), в котором делается содержательный акцент на обозначение различных этапов пути к месту действия и форм оповещения о нем. Термин введен А. Монастырским совместно с И. Кабаковым в 1979 г.

Тогда же, в середине восьмидесятых, мне как-то удалось посмотреть два толстых тома "Поездок за город": упорядоченные тексты, описывающие место расположения, дорогу к месту, состав участников и ход перформанса; черно-белые фотографии… Все это производило впечатление обыденных отчетов о необыденных, даже невозможных, но все же состоявшихся событиях. Помню, меня тогда чрезвычайно впечатлил сам факт: вот взрослые, занятые люди (на фотографиях участники КД и их зрители казались мне, недавнему школьнику, солидными, обеспеченными по тем временам людьми, отцами и матерями семейств — по большому счету, так оно и было) в выходной день садятся в электричку, едут за город, к месту, обозначенному на самодельной карте-схеме, находят это место (порой с трудом) и там становятся свидетелями чего-то непонятного, необычайного, но наверняка чрезвычайно важного. Вот так примерно я тогда себе все это представлял. И еще мне то и дело приходило в голову: как, должно быть, здорово стать случайным свидетелем какого-нибудь перформанса КД, просто поехать зимой на дачу и по дороге от электрички увидеть в лесу — если не само действие, то хотя бы совершенно неуместное в такой обстановке, а потому невозможное полотнище с надписью. Много позже я узнал, что мечтал стать анонимным зрителем, адресатом акций КД с «остаточным» пустым действием. Этот элемент стратегий КД мне особенно близок и дорог. Дело даже не в том, что в отсутствие подготовленного массового зрителя следует обращаться именно к зрителю анонимному (хотя это допущение кажется мне верным), просто все мы в каком-то смысле анонимные зрители на этой прекрасной земле.

Дабы избежать искушения окончательно погрязнуть в лирических рассуждениях, процитирую Екатерину Бобринскую, которая, как мне кажется, пишет об одном из важнейших аспектов деятельности КД.

В середине 70-х, когда КД начали организовывать свои "поездки за город", московский концептуализм едва ли обладал неким упорядоченным единством. Одной из функций КД в эти годы стало создание особого "ментального поля" или, если использовать выражение Кабакова, "поля сознания", на котором можно было бы прочертить контуры школы и направления. В 70-80-е гг. регулярные поездки на акции и участие в их обсуждениях оказались особыми инструментами, структурирующими художественную жизнь и, если так можно сказать, художественное сознание.

45. Коммунальная квартира

Виктор Тупицын в свое время изобрел термин Homo communalis — человек, прошедший коммунальную школу жизни (напр., живший в коммунальной квартире) или воспитанный в духе коммунальных традиций.

А Илья Кабаков неоднократно обессмертил советскую коммунальную квартиру в своих работах. Был у него среди прочих даже проект «переосмысления» Лейпцигского замка как огромной коммунальной квартиры.

Будучи глубоко знаком с предметом (т. е. с самим коммунальным бытом, как-никак шесть лет прожил в коммуналке), я не сомневаюсь, что явление сие вполне заслуживает увековечивания. Как, скажем, концлагерь или пионерская организация. "Чтобы помнили".

Коммунальное бытие — это не только отсутствие элементарного комфорта, но и навязанная публичность, Homo communalis как бы лишен не только права на приватность, но и зачастую — представления о том, что такое приватность, а следовательно, и потребности в таковой, следовательно, и уважение к чужой приватности у него отсутствует напрочь. Коммунальное сообщество может (даже если не хочет, но как правило, оно активно хочет) быть в курсе: что у вас на завтрак, сколько минут вы проводите в уборной, кто приходит к вам в гости, в котором часу вы ложитесь и когда встаете.

Ничего удивительного, что меня жизнь в коммунальной квартире научила, даже принудила ценить приватность превыше всего. К слову сказать, именно с тех пор меня не привлекают сквоты, художественные группировки, творческие объединения, да и просто тусовка как таковая. Вот такая вот производственная травма.

46. Комикс

Я бы и не писал вовсе о комиксах, когда бы не желание упомянуть единственного, пожалуй, современного русского художника, на протяжении многих лет последовательно осваивающего этот жанр. Речь, конечно, о Георгии Литичевском, который в свое время умудрился сделать комикс полноправной частью художественного языка восьмидесятых.

Не говорю уже о том, что его комиксы из года в год исправно появлялись на страницах "Художественного Журнала" и порой казались мне издевательством над читателем и актом смирения одновременно. Хотя ни тем, ни другим не были, конечно.

47. Контекст

Согласно "Толковому словарю русского языка" В. Ожегова, контекст — это относительно законченная в смысловом отношении часть текста, высказывания.

А я бы добавил, что под «контекстом» нередко понимается "относительно законченная в смысловом отношении часть бытия". Чем глубже ваше знание контекста, тем более целостна ваша индивидуальная картина соответствующего участка мира, тем более полным и адекватным будет понимание происходящего. Простой и наглядный (надеюсь) пример: два читателя культового романа Виктора Пелевина "Чапаев и пустота", один из которых знает, что "Внутренняя Монголия" — название проекта Йозефа Бойса, а другой понятия об этом не имеет, читают два весьма разных текста.

В ситуации постмодернизма знание контекста совершенно необходимо для осмысленного восприятия большинства произведений современного искусства. Ничего не попишешь: пришло время, когда зрители делятся на «квалифицированных» и «неквалифицированных», причем «квалификация» зрителя в первую очередь зависит от знания контекста. Самое время вспомнить магическую формулу Джона Барта: "Ключ к сокровищу и есть само сокровище", сегодня контекст сам по себе столь же ценен, как произведение искусства, для понимания которого мы его изучаем.

Существует расхожее мнение, что жесткая привязка к контексту приводит к появлению "искусства для узкого круга". Могу возразить: никто не мешает вам в любой момент к этому "узкому кругу" присоединиться. Единственное требование — "томление гносеологической жаждой". Стремление к новым знаниям то бишь. Разве что ленивые и нелюбопытные, пожалуй, действительно могут не беспокоиться.

48. Концептуализм

(в том числе "Московский романтический")

Насколько я успел заметить, существуют два способа объяснять, что такое концептуализм. О концептуализме либо пишут откровенные глупости (в частности, в интернете мне доводилось встречать тексты, где концептуализм путают с соц-артом, симуляционизмом и даже инсталляцией), либо пишут тексты чрезвычайно глубокие и сложные, предназначенные читателю, который уже много лет находится внутри дискуссии и прекрасно знаком с предметом, однако должен теперь уяснить для себя еще несколько важных деталей.

Дмитрий Александрович Пригов однажды совершил воистину великодушный и даже в некоторой степени героический жест — написал текст, который так и называется: "Что надо знать о концептуализме". Плохо тут лишь одно: текст предназначался для потенциальных читателей стихов русских поэтов-концептуалистов и, следовательно, посвящен именно концептуальной литературе. Если бы не это досадное недоразумение, я бы просто переписал приговский текст слово в слово, а вы бы его прочитали, и всем было бы хорошо. А так…