Книга монстров

— Я не знаю, что такое капище, — призналась я, следя за мельтешащим Ремом. Он был встревожен и не скрывал этого, как не скрывал до этого раздражение от моего присутствия. — Но Вольфгант настойчиво просил защиты Совета и капище, он готов был унижаться и бороться до конца, но Виктория…

— Послала его в пасть к тварям, — оборвал меня Рем. — Весьма ожидаемо от такого умного шамана, как она. Она давно возглавляет Совет и она единственная из Чад, в ком можно найти голос разума. Предсказуемо. Как предсказуемо и то, что Совет был в курсе всех ритуалов. Мы так и предполагали, теперь предположения подтвердились. Совет и Виктория отказали Вольфганту в убежище и помощи, и это тоже более чем предсказуемо, потому что, скажи Вольфгант где-то, что они одобряли его художества, а по сути — попытку переворота, и наши братья… — Рем демонстративно провел ладонью перед лицом в показушном почтении перед Аскетами, насколько я видела, Аттикус его не поддержал. — Наши братья окружат их проклятое капище и сожгут его, и никто им не скажет ни слова. Да, Дайан, капище — место языческих ритуалов. На будущее: лучше туда не суйся. Ничего хорошего для тебя там нет.

— Хотелось бы мне в таком случае знать, где сейчас сам Раскаль и на что он теперь похож, — отозвался Аттикус из темного угла. Он задумчиво рассматривал книги. — Ты видел, что происходит, Рем, ты слышал, что рассказала нам Дайан, Вольфгант теряет над ним контроль и увязает в этой связи как в болоте. Если Виктория ему не поможет, чудовище его пожрет.

— А оно того и хочет? — слабо спросила я. — Виктория говорила, что Древесный бог уже не тот, которому они поклонялись, что в нем часть Вольфганта и его смерть может дать слишком непредсказуемые последствия. Какие?

— Кто знает, девочка, — отозвался Рем, и кабинет залило яркой вспышкой молнии, а спустя несколько секунд воздух задрожал от раскатов грома. — Некоторые вопросы можно разрешить только с помощью экспериментов. Но токены горели в нескольких места одновременно, Виктория одобряла действия Вольфганта, пока в воздухе не запахло жареным. Им не нужен Раскаль и теперь не нужен Вольфгант, а значит, все меняется.

Я вынырнула из полутьмы нервного забытья и постаралась очистить мысли от накатывающих на них волн, полных тины и грязи. Что-то во мне кричало и ломало суставы, как при трансформации, которую обычно я едва помню, просыпаясь наутро при убывающей луне.

— Меняется? — переспросила я, и шторм швырнул в стекло горсть песка, часть которого, оказавшись внутри, взметнулась и засыпала разбросанные по полу листы бумаги. Ни Рем, ни Аттикус не обращали никакого внимания на стихию, а меня она пугала, как пугало все вокруг, кроме темной фигуры, стоящей у полки с книгами. Аттикус все еще так и не взглянул на меня, но зачем мне был так необходим этот взгляд?

— Не понимаешь? — тихо спросил Аттикус и жестом остановил заговорившего было Рема. — Ну же, Дайан, подумай. У него нет ни союзников, ни убежища, ни сил контролировать Древесного бога, Вольфгант уязвим как никогда.

— Считаете, что нужно на него надавить?

— Надавить? — рыкнул Рем. — Как ты это себе представляешь, глупая девчонка? Он находится в тесной связке с Раскалем, мы не можем знать, насколько связь прочна и какого она вида. Стоит Древесному богу заподозрить, что мы собираемся навредить Вольфганту, он сметет город с лица земли! Или нет, но рисковать мы просто не можем. Аттикус говорит о том, что Лесное чадо будет допускать ошибки, метаться в поисках защиты и неизбежно приведет тебя и этого глупца Гуса к Книге! Делай, что делала, и точка.

Мне показалось, Аттикус говорил совершенно не о том, но соображала я очень плохо. Мне вообще было плохо, и в чем причина, я тоже никак не могла понять. Усталость? Все эти ночные походы к тварям в пасть? Может, я заразилась там чем-то?

— Не понимаю, — помотала я головой. — Если мы попытаемся навредить Вольфганту, Раскаль сметет город, а если это сделает кто-то другой? Что же тогда от вас зависит? Я шла на зов Книги, как мне и говорил Аттикус, но пришла в Поющий лес, где ее и в помине нет, иначе Виктория уже подсуетилась бы… наверное.

— А как ты думаешь, зачем он приходил к Самуэлю? — спросил Аттикус, пробежался руками по книгам и вытащил одну из них. И я, и Рем смотрели на него пристально, а на улице бушевала гроза, смывая кровь минувшей битвы. — Он не самый слабый маг, способный защитить Вольфганта от любой опасности. Возможно, будучи его воспитанницей, ты не слишком ясно осознаешь, какое место в городе занимает Самуэль. Но поверь, нуждайся в защите я, именно к нему и пошел бы.

Он говорил что-то еще, но предыдущий день меня доконал окончательно, я погружалась в темные воды нервного перевозбуждения, кружилась голова и все, чего я хотела — это подойти к Аттикусу, задумчиво что-то говорившему. Мне нужно было бы слушать, ведь именно за этим я и пришла, но в ушах шумел шторм, волны захлестывали сознание грязной морской пеной, что сейчас кидалась в озверевших порывах, осаждая берег Фристады. Прикоснуться к нему — почему, этот вопрос даже не приходил в голову, просто прикоснуться, почувствовать тепло кожи, увидеть тонкие морщинки вокруг глаз. Оказаться в том углу, но сил встать тоже не было.

Теперь и Рем, и Аттикус смотрели на меня, явно ничего не понимая, а я все тонула и тонула. Приближалось полнолуние, я чувствовала, как наливаются желтизной глаза, как зверь внутри поднимается с тихим рыком, готовый к охоте. Но ведь еще так рано, оставалась неделя до моего превращения, но море накрывало волнами с головой, и я захлебывалась.

Аттикус подошел, склонился надо мной — я едва замечала его сухие прикосновения к моему лбу, и никакого облегчения. Рука оказалась просто рукой, и нахмуренное лицо — всего лишь лицом.

— Пойдем, Дайан.

Глава двадцать восьмая

Я не помнила, как вышла из кабинета Рема, который, возможно, что-то еще говорил, но уши не пропускали посторонние звуки, стены Цитадели сливались в сплошной серый камень с редкими проблесками горящих факелов. Лестницы были бесконечными, как и коридоры, я цеплялась за руку Аттикуса, ощущала долгожданное тепло, но оно было, как и Тень, полным безразличия. Был бы здесь Самуэль, я зарылась бы в его объятия и не чувствовала этого холодного, обжигающего равнодушия, пропитавшего древние стены. Но рядом был только Аттикус, и мне приходилось мириться.

Он завел меня в еще один аскетично обставленный кабинет, аккуратно усадил в глубокое кресло и куда-то отошел.

— Что с тобой, Дайан? — мягко спросил он, наливая воду. Сознание, невыносимо долго тонувшее в усталости, прояснялось.

— Не знаю. Наверное, слишком устала, — почти неслышно промямлила я. — Простите, что устроила это все. Но…

— Не стоит просить прощения за то, что не контролируешь. Вот, выпей. Честью клянусь, что не отравлено, — последнее он добавил с изрядной долей иронии, но я, не в силах злиться, порадовалась, уловив в голосе хоть что-то человеческое.

Оно мне было сейчас так нужно — простое участие, никакой крови и никакого Вольфганта. Но глаза Аттикуса, присевшего со мной рядом, глядели по-прежнему отстраненно.

— Где же ваше доверие? — спросила я, с отвращением хлебнув воды. — Знаете, совсем недавно я говорила об этом с Гусом. Потому что он только и делает, что говорит о кошечках. И ни о чем больше, одна большая закрытая книга, как и вы.

— С названием «Веселый раздолбай»? — понимающе улыбнулся Аттикус. — Ты в гостях у Теней. Уже то, что мы тебе открылись, то, что ты здесь — великое доверие к тебе. И великое бремя. Не смотри на нас глазами обычного человека, лучше открой их.