Книга о хорошей речи

Февраль. Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд… (Б. Пастернак); За окнами давка, толпится листва, И палое небо с дорог не подобрано. (Б. Пастернак) Вскрыла жилы — неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь. Подставляйте миски и тарелки! Всякая тарелка будет — мелкой, Миска — плоской. Через край — и мимо — В землю черную, питать тростник. Невозвратно, неостановимо, Невосстановимо хлещет стих. (М. Цветаева)

Широко развернута метафора может быть и в прозаическом тексте. Например:

Я начал писать книгу по плану, но сколько я ни бился, книга просто рассыпалась у меня под руками. Мне никак не удавалось спаять материал, сцементировать его, дать ему естественное течение.

Материал расползался. Интересные куски провисали, не поддержанные соседними интересными кусками. Они одиноко торчали, не связанные с тем единственным, что могло бы вдохнуть жизнь в эти архивные факты, — с живописной подробностью, воздухом времени, близкой мне человеческой судьбой.

… Как только появился Лонсевиль, я тотчас засел за книгу — и весь материал по истории завода, что еще недавно так безнадежно рассыпался, вдруг лег в нее. Лег плотно и закономерно вокруг этого артиллериста, участника Французской революции… Он, как магнит, притянул к себе не только исторические факты, но и многое из того, что я видел на севере (К. Паустовский).

Высшей формой метафорического выражения является с и м ф о р а (от греч. симфора — соотнесение, совмещение), то есть образное выражение, в котором соединяется несколько метафор, но связующие их звенья отсутствуют. Например: В воде опрокинулся лес (Аф. Фет). Чтобы представить себе эту картину, мы должны мысленно восстановить пропущенный в тексте образ: зеркало воды. Озеро настолько спокойно, что его поверхность зеркально отражает заросшие лесом берега. Восстановление пропущенного в симфоре звена образует развернутую метафору, и первоначальное образное выражение становится для нас мотивированным.

Симфора как выразительный прием художественной речи известна давно. Вот некоторые примеры этого тропа из русской поэзии:

Зефир последний свеял сон С ресниц, окованных мечтами. (К. Батюшков) Вчера зарей впервые у крыльца Вечерний дождь звездами начал стынуть. (Аф. Фет) Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг. (Вл. Маяковский) Из кружки на землю я вылил Мутного неба остатки. (Е. Винокуров); Этой ночи след кровавый В море вынесла волна. (А. Твардовский).

Реже к симфоре обращаются прозаики, например: Пришвин думал о себе как о поэте, распятом на кресте прозы (К. Паустовский).

Обращение к метафорам должно быть стилистически мотивировано. Метафора оправдана, если она помогает точно и убедительно передать мысль автора. В этом случае метафоризация может быть использована не только в художественной речи. Так, в работах научного характера метафоры могут способствовать выразительности и доступности изложения глубоких и важных мыслей. Например, И.М. Сеченов, объясняя устройство органа слуха, использует развернутую метафору:

В части уха, называемой улиткой, слуховой нерв рассыпается на отдельные нервные волокна, и каждое из последних находится в связи… с эластическим телом, клавишей. Принимают, что клавиши эти, подобно струнам в музыкальных инструментах, настроены в правильном музыкальном порядке и что колебанию каждой клавиши соответствует определенный музыкальный тон.

Однако неверно было бы считать, что метафоризация уже сама по себе является признаком хорошей речи. Иногда стиль, перегруженный художественными образами, производит плохое впечатление: кажется напыщенным, фальшивым, метафоризация выступает как внешнее средство «украшения» слога. Такую образность в речи осудил еще В.Г. Белинский, разбирая риторический слог повестей А. Марлинского. Критик рещительно протестовал против употребления в прозе таких метафор, как время залечивает даже ядовитые раны ненависти: мудрено ли ж ему выдымить фосфорное пламя любви?; Надо было покориться судьбе и питаться искрами взглядов и дымом надежд и т. п.

Злоупотребляют метафоризацией нередко начинающие писатели, и тогда нагромождение тропов становится причиной стилистического несовершенства речи. Редактируя рукописи молодых авторов, М. Горький очень часто обращал внимание на их неудачные художественные образы: Сгусток звезд, ослепительный и жгучий, как сотни солнц; После дневного пекла земля была горяча, как горшок, только что обожженный в печи искусным гончаром. Но вот в небесной печи догорели последние поленья. Небо стыло, и звенел обожженный глиняный горшок — земля. Горький замечает: «Это плохое щегольство словами». Среди редакторских замечаний М. Горького, сделанных на полях рукописей начинающих писателей, интересны такие: против фразы: Наш командир часто выскакивает вперед, стреляет глазами по сторонам и долго всматривается в помятую карту — он написал: «Это барышни делают, а не командиры»; подчеркнув образ: Глазами слезистыми дрожит небо, он спрашивает: «Можно ли это представить? Не лучше ли просто сказать что-нибудь о звездах?»

Использование метафор как украшающего, орнаментального средства обычно свидетельствует о неопытности и беспомощности писателя. Вступая в период творческой зрелости, писатели очень часто критически относятся к своим былым увлечениям вычурными образами. Так было, например, с К. Паустовским, который писал о своих первых стихах, сочиненных еще в гимназии:

Стихи были плохие — пышные, нарядные и, как мне тогда казалось, довольно красивые. Сейчас я забыл эти стихи. Помню только отдельные строфы. Например, такие:

О, не срывайте цветы на поникших стеблях! Тихо падает дождь на полях. И в края, где горит дымно-алый осенний закат, Пожелтевшие листья летят…

Но это еще малость. Чем дальше, тем больше я нагромождал в стихах всяческие бессмысленные красивости:

И опалами блещет печаль о любимом Саади На страницах медлительных дней…

Почему печаль «блещет опалами» — этого ни тогда, ни сейчас я объяснить не могу. Просто меня увлекало самое звучание слов. Я не думал о смысле.

Лучшие русские писатели видели высшее достоинство художественной речи в благородной простоте, искренности и правдивости описаний. АС. Пушкин, В.Г. Белинский, НА Некрасов, В.Г. Короленко, АП. Чехов и другие избегали ложного пафоса, манерности. «Простота, — писал В.Г. Белинский, — есть необходимое условие художественного произведения, по своей сути отрицающее всякое внешнее украшение, всякую изысканность».

Порочное стремление «говорить красиво» порой и в наше время мешает некоторым авторам просто и ясно выражать свои мысли. Достаточно проанализировать стиль некоторых сочинений на экзаменах по литературе в вузы, чтобы убедиться в справедливости такого упрека. Юноша пишет: Нет такого уголка земли, где бы не знали имя Пушкина, которое будет разноситься из поколения в поколение. В другом сочинении читаем: Его произведения веют действительностью, которая раскрыта так полно, что, читая, сам окунаешься в тот период. Стараясь выражаться образно, один автор утверждает: Жизнь продолжает течь своим руслом, а другой еще «выразительнее» замечает: Сел в поезд и поехал по тяжелой дороге жизни.

Неумелое использование метафор делает высказывание двусмысленным, придает речи нелепый комизм. Так, пишут: Хотя Кабаниха и не переваривала Катерину, этот хрупкий цветок, возросший в «темном царстве» зла, но ела ее поедом днем и ночью; На пути вступления Майданникова в колхоз стояли быки. Подобное «метафорическое» словоупотребление наносит невосполнимый ущерб стилю, потому что развенчивается романтический образ, серьезное, а порой и трагическое звучание речи подменяется комическим.