Книга Сэндри - Магия в Плетении

– Но маленькие толчки были всё лето, - возразил Браяр. - Разве они не спустили пар?

– Нет. Они только усилили его, потому что они не были в точке, где растёт этоземлетрясение. Верно? - спросила Трис Нико.

Он кивнул и потыкал еду на своей тарелке:

– Мне не нравятся вести из Храма Круга Волны в Рагате, - сказал он наконец.

– Кто у них главный? - спросила Ларк.

– Досточтимый Хьюат, - ответил Нико.

Ларк тихо присвистнула:

– Хьюат. Он, и его машины, которые преобразуют энергию из одной формы в другую. Какая была последняя? Ах да — мельница, которая должна была преобразовывать энергию ветра в магию молний. Как я могла забыть?

– Хьюат что-то сказал? - спросила Розторн.

– Его сообщение для Мунстрим было следующим: «Возможно, вы удивитесь», - сказал ей Нико. - Мне не нравится, как это звучит.

– Сейчас мы уже ничего не можем поделать, - указала Розторн. - У тебя такой вид, что тебе следует быть в кровати.

– Даже Хьюат не настолько возгордился, чтобы обмануть землетрясение, - добавила Ларк, но четвёрке послышалась неуверенность в её голосе.

Нико вздохнул:

– Трис, потерпи ещё два или три дня. Я оставлял тебя одну, и я знаю, что тебе очень необходимо обучение. Мне жаль, но такая проблема может выжать сок даже кого-нибудь моложе меня.

– А разве ему можно говорить как тебе? - спросил Браяр Розторн. - Как-будто он — дерево?

Нико улыбнулся:

– Прости меня, Трис. Мы с тобой всё наверстаем, - он поднялся на ноги и покинул коттедж.

– Почему он усталый? - спросила Сэндри.

– Он занимался предвидением в своём кристалле, пытаясь увидеть будущее. Это истощает его, - объяснила Ларк. - Нам повезло, что он был здесь, чтобы помочь нашим собственным провидцам разобраться в разных знамениях, - она встала. - Кто моет посуду?

Она спала? Всё выглядело натуральны, местами.

Женщина в одежде служанки сидела на покрытом шахматной клеткой плиточном полу, и пила из тяжёлого хрустального графина. Из белых язв на её лице, руках и ногах что-то сочилось; один глаз она совсем не могла открыть.

– Выпьй с мной, твья свтлсть, - озорно улыбнулась она. - Выпьй за Повелительницу Смерть, как и все мы.

– Нет, спасибо, - прошептала она. Увернувшись от женщины, она побежала, преследуемая пьяным смехом. Её родители были здесь, в лабиринте коридоров дворца. Её мать, отец, Пириси — она должна была найти их. Пора было уезжать. Ей никогда не нравились дворцы. Они были холодными, ящики из мрамора, хрусталя, металла и фарфора, где человеку негде было сесть и расслабиться. Как только найдёт своих, они смогут уехать.

Она забежала за угол и вдруг оказалась в спальне своих родителей. Они были всё ещё в постели, как обычно, обнявшись, как обычно. Сейчас они встанут, засмеются и поманят её к себе.

Но они не встали. Она подошла к месту, где они покоились на подушках, и потрясла отца за плечо. Он скользнул в сторону. Она увидела его лицо, на котором свернувшиеся нарывы от оспы стали из белых коричневыми. Вдруг на неё навалилась вонь старой смерти, запах протухшего мяса. Её мать соскользнула вместе с отцом, прижатая к его груди, и такая же мёртвая. Пириси лежала у подножия их кровати с разбитым её убийцами лицом. На её красном платье — траур по её трём детям, погибшим в предыдущие два дня — не было ни следа.

Хлопнула дверь. Её взгляд заметался по комнате.

Свечи и лампы погасли. Она была одна, в темноте, с мертвецами.

Втянув воздух, Сэндри села. Она увидела белые каменные стены Дисциплины и свою вышитую драпировку с Деревом Жизни. Почти рассвело. В комнате было достаточно света — и хорошо, потому что её маленькая прикроватная лампа погасла. Она нахмурилась. Пришёл ли к ней кошмар потому, что её свет погас? Возможно ей стоит попросить у Ларк лампу побольше, если у этой не хватает масла на всю ночь.

Дрожа, она выбралась из кровати. Сон всегда был один и тот же. Родители выглядели так же, как в тот день, когда она нашла их. На самом деле Пириси тогда была ещё жива, и пыталась не дать ей войти в родительскую спальню. На самом деле они услышали рёв толпы, и Пириси настояла на том, чтобы спрятать её.

Налив в таз холодной воды, она смыла с лица испарину. Чистя всё ещё дрожащими руками зубы, Сэндри поклялась, что попросит у Ларк лампу побольше. Ей просто надо держаться подальше от темноты, вот и всё.

Проснувшись, все увидели подёрнутое дымкой небо и странный оранжевый свет. Воздух был жарким, влажным и удушливым. Медвежонок бегал между парадной и задней дверями и скулил. У Трис болела голова, её мутило. Розторн и Браяр были раздражительными. Даджа, которой нравилось по возможности ходить босяком, надела башмаки. Наверху с ней было всё в порядке, но внизу земля казалась горячей.

Тем утром медитация не удалась никому. Они были слишком беспокойны.

– Тебе лучше взять выходной, Браяр, - сказала в полдень Розторн. - Я пойду полежу, - мертвенно-бедная, она ушла в свою комнату и закрыла дверь.

– Я уберу со стола, - сказала Ларк. Она тоже выглядела неважно. - Мне надо сделать кое-что. Иди поиграй — и забери с собой Медвежонка. Он меня раздражает.

Сэндри повесила на плечо свою сумку для рукоделия и поймала щенка. Ей потребовались обе руки, чтобы удержать его. Он уже был не таким лёгким, как пять недель назад, когда они только привезли его из города.

– Трис, может тебе пойти прилечь, - предложила она.

– Она права, - заметила Даджа. - Ты выглядишь похожей на старый сыр.

– Спасибо на добром слове, - сухо ответила Трис. - Пойдём пройдёмся. По возможности — вне стен.

– Давайте, - сказал Браяр. - В конце-концов, не у насже будут землетрясение и приливная волна. Нико сказал, что не у нас.

После садов Сэндри отпустила щенка. Он поспешил вперёд через южные ворота, бросаясь на сорняки и обнюхивая булыжники. Внезапно он застыл. Между дорогой и скалой мышь грызла семена травы. Четвёрка увидела её в тот же момент, что и Медвежонок.