Книга Синана
Шрифт:
Он с опаской посмотрел на меня, потом вокруг.
– Что мне им ответить? Чем больше я занимался Синаном, тем меньше понимал, что происходит в моей жизни. Пока он делал карьеру, я растерял свою жизнь. Распался! Он переживал страсти творца, но у меня-то было пусто! Это его мечети поднимались все выше и выше – а мои перекрытия рушились! Это он возводил шедевры – а у меня росли катакомбы. Норы какие-то ветвились, пещеры. Кто я? Откуда? Зачем? Один огромный михраб внутри!
Я зашвырнул кепку.
– А тут еще девушка эта, – мы снова стали подниматься. – Я ведь понять хотел,
Он кивнул:
– Это обычное любопытство. Вы же иностранец, проездом. Кто вас послушает, если что? А для нее опыт, и может быть единственный. Я, например, уверен, что она опять невинна.
– А мне-то что делать? Какую операцию? – я сел на камни.
Он посмотрел на море, лежавшее над крышами. Шумно выдохнул.
Потом порылся в карманах и сунул мне что-то в руку.
– У нас на островах дача, – он махнул рукой в сторону моря. – На днях сестра жены выходит замуж, мы торчим в городе. А дом пустует. Отоспитесь, отмоетесь. Придете в себя. А я пока все узнаю. По своим каналам.
Он что-то чиркнул на бумажке.
– И позвоню, – он засеменил по брусчатке. – Кстати, райское место и никаких призраков. Вам понравится!
На ладони лежал ключ и бирка с адресом.
В конце переулка остановился, посмотрел на часы.
– Пароход отходит через сорок минут.
Место действительно оказалось райским.
Вдоль набережной вытянулся поселок, дальше зелень и камни, скалистые бухты.
Дом стоял в сосновой роще, на отшибе. Широкая веранда выходила на море. Цикады по ночам трещали так, что приходилось закрывать окна.
Дни я проводил на пляже. Первое время забивался в дальний угол, но потом перестал обращать внимание на соседей. Купался с пирса, где все.
В кабинете у него стоял компьютер.
Вечерами я набирал в турецком интернете свое имя, но поиск выдавал ноль результатов.
Проверил ящик – в почте лежало два письма от девушки. В первом она коротко сообщала, что по итогам семестра университет предложил ей стипендию и полный курс на пять лет.
И что она согласилась.
Второе письмо было отправлено по ошибке. Оно предназначалось другому. Из письма следовало, что он тот самый русский одноклассник, которого она встретила в бассейне. И что у них, судя по всему, роман.
Она спрашивала, нужно ли сказать «ему о нас с тобой».
«Как можно скорее» – писал он в ответе.
Никогда не умела пользоваться почтовыми программами.
Поразмыслив, я уничтожил свой ящик.
И понял, что ее письмо нисколько меня не удивило.
Все это время телефон молчал. Я купался и загорал, пил на веранде виски, по ночам гулял на острове. Но мысленно был там, в Стамбуле. Чем дольше я жил на даче, тем сильнее меня тянуло в город. Какая-то незавершенность толкала обратно. Недосказанность. Разрыв в цепочке.
И однажды я не выдержал. Я запер дом, сунул ключ под порог и спустился на набережную.
Чем ближе пароход подходил к городу – чем шире становилась панорама – тем спокойнее становилось на душе. И когда
Стамбул окружил меня полностью, я ощутил силу, которая поднималась во мне навстречу.Портье как ни в чем не бывало выдал мне ключ и я поднялся в свой номер.
Тряпки, рюкзак, фотоаппарат – все осталось таким, как в тот вечер. Только полотенца свежие.
Значит, все страхи оказались напрасными. Героя криминальной драмы из меня не получилось. Телемака тоже.
И автор, судя по всему, я никудышный.
Переоделся, побрился. Позвонил в аэропорт и мне беспрепятственно забронировали билеты. В конторе фонда к телефону подошла секретарша и я передал благодарность за поездку. На выходе выглянул за окно. Лопасти кондиционера застыли в ящиках.
Ни звука.
Я шел вниз к воде. В одной из улиц наткнулся на представление кукольного театра. Это был знаменитый Карагез. Я долго смотрел, как на тряпичном экране получает колотушки бородатый старик. И думал, что ничем от него не отличаюсь.
Такая же плоская фигурка в чужом спектакле.
Который пора заканчивать.
Я вышел в Топхане, когда совсем стемнело. Увидел на небе черные стабилизаторы – подумать только! Когда-то здесь начиналось мое путешествие.
В бане мне дали кабинку и я разделся. Из парной вышел в зал и сел на мраморный помост. Банщик стал натирать меня шерстяной варежкой, и я покорно подставлял спину, ноги, шею.
Я подумал, что со времен Синана в банях мало что изменилось. И только чувство тела – рук и ног, тепла, холода – нас еще связывает.
После бани я долго лежал в кабинке. В крошечном окошке под потолком разгорался молодой месяц. На душе было легко и спокойно. Никаких вопросов, ответов. Все позади. Зачем метался? Что искал? Чепуха какая-то. Никто мне не нужен.
Отец, исламская архитектура, девушка – все вдруг оказалось эпизодами чужой книги. Чужой жизни. И я понял, что меня с ними уже ничего не связывает. Что здесь, в Стамбуле, мое прошлое наконец-то кончилось. Опустело.
Лежа на топчане, я почувствовал, как пустоту заполняет ощущение свободы. Такое же как в детстве, когда мы остались одни и на смену тоске пришла уверенность, что руки развязаны.
Что ты можешь поступать, как пожелаешь.
И ни о чем никогда жалеть не будешь.
По центру комнаты в заброшенной усадьбе стояло кресло. В окнах мерцал Босфор, двигались светляки кораблей. Я вытряхнул на пол свои блокноты, черновики.
Чертежи и планы, рисунки.
Бумага шевелилась во тьме, шуршала.
Листки с чертежами вспыхнули сразу, но тетради долго не принимались. Наконец разгорелись и они.
Я разделся и встал на подоконник. Под ногами маслянисто поблескивала вода, чавкала под настилом. На той стороне светилась Азия, опрокинув на воду цепочки фонарей. И желтый свет протягивал кривые пики.