Книга сияния
Шрифт:
– Башмаки мы вам добудем.
Старик кашлянул.
– И плащ, – добавил Келли.
– И еще, значить, одну ерундовинку, я тебя умоляю. Капельку эликсира, значить, всего одну капельку. Сынок у меня, значить, есть, да вот сбежал стать ученым, клянчит, значить, по городам на уроки. А мне бы, значить, еще хоть разок с ним повидаться, а потом, значить, мне еще хоть разок с бабой побыть охота. Да и, значить, всякая там еда есть, какой я даже не пробовал, а больше всего, значить, охота мне медицинской воды в Карлсбаде отведать.
– Это все? Больше желаний не будет?
– Я, значить, просто-навсего второй помощник садовника, но, значить, раз пошли такие дела, мне бы, значить, вот чего бы еще хотелось…
Пригнувшись, Келли задом выбрался из шалаша и рванул прямиком через розарий, к маленьким зеленым воротцам в стене. Подумать только, бабочки уже были у них под рукой! Подумать только, им не придется везти этих существ, ухаживать
Келли надеялся, что следующее задание будет выполнить столь же просто. Да, верно, в каждой аптеке имелся опиум, ибо его использовали от множества самых разных недугов – любовной болезни, лунатизма, чтобы готовить солдат к хирургическим операциям, утихомиривать младенцев, – но Келли мог вызвать подозрения при этой покупке, ибо словенские стражники сидели у него на хвосте, а все медикаменты и прочие ресурсы записывались на императорский счет. Купец, которого Келли предстояло разыскать, должен был принадлежать к молчаливому легиону потребителей и продавцов, людей с сомнительной репутацией, тех, кто, скупая мак в тайных объемах, не привлечет к себе внимания, запросив больше. Короче говоря, источником опиума для Келли должен был стать человек, имеющий оборотную сторону. Кто-то из друзей и содержателей проституток, из людей, совершающих небольшие экскурсы в Австрию и Венгрию, бесстрашных людей, которые не уклоняются от выполнения необычных запросов, людей, часто навещающих малоизвестные постоялые дворы, презирающих налоги и пошлины, не ведущих счетов, знакомых со сроками приходов и уходов караванов и судов. Кто-то из людей, которые швартовались в Неаполе когда и с чем угодно, участников обширного заговора, протягивающего свои щупальца подобно гигантской медузе, мерзкого и безмолвного, в своей тайной диверсии подкапывающегося под фундамент самой империи.
И снова старьевщик Карел, прикованный к своему месту у очага в «Золотом воле», оказался просто незаменим.
– Есть одна дверь, – заговорщицким тоном сообщил он. – На этой двери есть латунный молоточек в форме женской руки, сжимающей маленький земной шар. Стучите молоточком три раза, потом пауза, потом еще четыре раза. Тогда дверь отворяется. Проситель произносит: «Злата Прага».
Келли выбрал для этого задания раннее утро. К счастью, Розенберги, изнуренные ночью, проведенной в энергичных попытках зачать наследника, храпели в своей постели как дикие кабаны. Ускользнув от стражников, которые ранним утром также пребывали не в лучшей форме, Келли несколько раз запутывал след, после чего направился к реке, проскользнул мимо каких-то рыбаков, чинящих свои сети, и, прилично пройдя вдоль берега, оказался недалеко от монастыря на Слованех. Простояв там несколько минут и убедившись в том, что вокруг него нет ни души, алхимик пробрался по Старому Месту к одному из самых темных и извилистых проулков близ Староместской площади и астрономических часов, рядом с публичными домами и костелом девы Марии перед Тыном.
Существо, открывшее дверь после седьмого стука, стройное и безбородое, как мальчик, казалась скорее учеником, нежели мастером.
– Злата Прага, – прошептал Келли.
Комната оказалась строгой, смутно освещенной единственной свечой, без всяких украшений, по сути, до отвращения аккуратной. Узкая, ничем не занавешенная кровать, единственный стол и стул предполагали жизнь аскета. Впрочем, там было немало книг – печатных книг на дешевой бумаге.
– Вы студент? – спросил Келли.
– Студент философии, – ответил молодой человек.
– А чем вы еще занимаетесь?
– Зарабатываю себе на жизнь.
– А почему вы не стали монахом или лютеранским священником? – Келли, номинально принадлежавший к англиканской церкви, знал, что, тогда как большинство клириков были настоящими дуболомами, среди них попадались и люди высокообразованные.
– Я не религиозен, – сказал молодой человек.
– А, вы сомневающийся… – Таких было немало, даже в рядах священнослужителей.
– Мои убеждения вас не касаются, сударь.
На этом противоречия закончились. Не имея более препятствий, они обсудили детали сделки – покупки достаточного количества опиума, который должен был быть передан Келли в течение нескольких недель. В конце короткого разговора они обменялись рукопожатием как два любых разумных человека, достигших делового соглашения.
– Так как, вы сказали, вас зовут? – спросил Келли.
– Я этого не говорил.
Доктор Ди не был врачом, хотя наряду с юриспруденцией он изучал и медицину. Сын торговца тканями при дворе Генриха VIII, он с отличием закончил Кембридж,
затем преподавал в своем бывшем учебном заведении, на континенте. Страстью Ди была математика, его пророком – Евклид, а оккультизм оставался чем-то вроде хобби. В его эпоху различные оккультные практики составляли неотъемлемую часть увлечений любого ученого. Он располагал крупнейшей в Англии библиотекой, был придворным интеллектуалом, страстным любителем головоломок и шифров, а также дилетантом в области магии. По слухам, именно Ди выяснил, что испанцы намереваются сжечь Одденский лес – ту самую древесину, которую британцы собирались использовать для постройки своего флота. Своевременно переданная королеве, эта весточка спасла лес, тот спас доски, те спасли флот, который затем вышел в море, чтобы разгромить великую Испанскую Армаду. Далее, пользуясь своими астрологическими талантами, он предсказал непогоду в тот самый день, когда испанцев разбросал шторм. Таким образом, без преувеличения можно было сказать, что именно Джон Ди тогда спас положение. И хотя по натуре Ди хвастуном не был, он снискал себе куда большее уважение в делах «плаща и кинжала», нежели в том, чему он непосредственно обучался.Теперь же, брошенный королевой на произвол судьбы, оказавшийся вдали от дома, пойманный в ловушку, коей была лаборатория Пороховой башни и роль главного алхимика, занятого получением эликсира вечной жизни, этот уважаемый джентльмен вынужден был использовать всю свою хитрость и изобретательность для того, чтобы попросту спасти свою жизнь. К счастью, Пороховая башня привлекала любителей поболтать. Каждый житель славного города Праги, который хоть что-то из себя значил, считал своим долгом зайти, взглянуть, предложить совет и провести какое-то время в бесцельном разговоре о колбах и пробирках. Карел регулярно пристраивался в самом теплом уголке и посылал оттуда за пивом в «Золотой вол». Кеплер и Браге забредали по утрам после целой ночи наблюдения за звездами. Для Кеплера, который был не слишком счастлив со своей женой и предпочитал спать где угодно, только не в супружеской спальне, башня вообще стала вторым домом. Писторий, исповедник; Кратон, второй после Киракоса придворный лекарь; Румпф, советник – все они любили осчастливливать лабораторию своими прославленными персонами. Даже Розенберг, хозяин дома, где проживали Келли и Ди, имел обыкновение заглянуть, когда дела при дворе шли вяло (а так они, как вскоре выяснилось, шли каждое утро), чтобы рассказать алхимикам про действие жидкой мази для усиления мужской силы, которую они ему прописали. Неизменно дружелюбный Вацлав привел туда своего сына Иржи, весьма многообещающего ребенка, познакомил его с алхимиками и попросил их оставить свои автографы в тетрадке, куда он записывал цитаты из прочтенных им книг, свои повседневные мысли, всякие важные вещи.
– А как именно Киракос играет в шахматы? – с деланной небрежностью спросил как-то Ди у Браге, склоняя свой стройный стан над кипящим сосудом. В сосуде не было ничего, кроме воды и куска пирита. Предполагалось, что это была «кальцинато», третья стадия алхимического процесса – нагрев при высокой температуре для производства определенных перемен, а именно – очищения камня. Браге, Йепп и Кеплер собрались в кружок возле большого сосуда с водой со здоровенным куском руды в самом его центре. Уже пропустив по несколько кружек, в темпе доставленных из «Золотого вола», они с ученым видом прикидывали вес каменюги, ничуть не заботясь о его свойствах или магическом потенциале. Подносчики дров, как всегда, деловито сгружали древесину на место для последующего насыщения вечно пылающего очага. Келли, позер просто исключительный, сидел за столом и читал «Книгу любовника» Раймунда Луллия. Его никак нельзя было отвлекать. В помещении, по правде говоря, было довольно людно.
– Киракос играет по-арабски, – ответил Браге со своего крестообразного стульчика, который он складывал и таскал с собой. Затем астроном потянулся к своему гульфику, где он часто носил фамильные драгоценности и прочие ценные вещи, достал оттуда маленькую золотую коробочку, с гордым видом ее раскрыл и прихватил щепотку индийского листа, смешанного с чем-то, что было приятно нюхнуть. Как Браге умудрялся проделывать такой фокус со своими остатками носа? Ди уже много раз задавался этим вопросом. Более того, при этом от астронома доносились такие звуки, какие обычно производит свинья, роющаяся в поисках трюфелей. Келли соглашался с тем, что табак составляет подлинную страсть для тех, кто может его себе позволить. Браге же утверждал, что ничто другое так не просветляет разум.
Ди бросил немного меди в сосуд с кипятящимся пиритом, чтобы зачернить содержимое. Медь принадлежала Венере. Затем, сняв с полки накрытую крышкой банку, на которой красовался мужчина с головой льва, он взял оттуда ложку розмарина.
– Что это вы туда добавляете? – поинтересовался Браге. – Похоже на розмарин. Вы, часом, не суп из репы готовите?
– Я добавил толченый рог носорога, – ответил Ди. – Весьма эффективное средство.
– Для чего? – скептически спросил Кеплер.